Дэвид Вейс - Возвышенное и земное

• Название: Возвышенное и земное
• Автор: Дэвид Вейс
• Издательство: «Музычна Украйина»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1984
• ISBN: 5-300-00924-5, 978-5-300-00924-3, 5-300-00922-9, 978-5-300-00922-9

"Возвышенное и земное"- роман о жизни Моцарта и его времени. Это отнюдь не биография, документальная или романтизированная. Это исторический роман, исторический потому, что жизнь Моцарта тесно переплетена с историческими событиями времени. Роман потому, что в создании образов и развития действия автор прибегал к средствам художественной прозы.

---

– До чего я люблю путешествовать! – воскликнул он. – Люблю стук колес, их ритм. Вам, Констанца, первой я в этом признаюсь.

– Вам это помогает писать музыку?

– Не совсем. Но езда вдохновляет меня, рождает желание сочинять. Вероятно, потому, что мне пришлось много поездить в детстве.

– А тогда вы тоже любили путешествовать?

– Очень, когда задумывался над этим. Чаще всего мне казалось, иначе и жить нельзя, да и слишком я бывал всегда занят.

Они въехали в Пратер, и Вольфганг показывал Констанце великолепную аллею, обрамленную по обеим сторонам огромными каштанами.

– Ну разве можно не любить Вену?

– Я почти не знаю город. Мне редко приходится бывать дальше Петерплац.

– Мы это наверстаем. Я покажу вам Дунай и Гринцинг.

– Люди осадят.

– Они и так осудят, видя нас вместе. Чего вы боитесь? Ей не понравился оттенок пренебрежения в его голосе, и она промолчала. А потом, приятнее было смотреть по сторонам, а не разговаривать – экипажи знатных господ вызывали у Констанцы восторг и изумление. Говорят, иногда сам император выезжает кататься по Пратеру, желая показать свою демократичность и готовность разделить с подданными их радости. Когда Вольфганг приветливо улыбнулся красивой женщине средних лет, проехавшей мимо в просторном голубом экипаже, в Констанце заговорила ревность.

– Кто это? – отрывисто спросила она.

– Графиня Тун. Мой близкий друг.

– Какая старая!

– В тридцать семь лет? Многим мужчинам нравятся женщины в этом возрасте.

Она вдруг спросила:

– Вам непременно надо ехать завтра к князю Кобенцлу?

– Я думал, вы не против моей поездки. По крайней мepе, какое-то время отдохнете от меня, разве вы так не говорили?

– То было ни прошлой неделе.

– Но я еду туда отдохнуть и писать музыку.

– Почему мы не пишите музыку дома? Ведь мама взяла напрокат фортепьяно.

– Очень мило с ее стороны, но как откажешь Кобенцлу? – Ему важно поскорее закончить шесть сонат для скрипки фортепьяно; Артариа, музыкальный издатель, кажется, всерьез заинтересован, а деньги сейчас очень нужны. Он не сомневался: и загородном имении Кобенцла работа пойдет на лад.

Мне будет скучно без вас, – призналась Констанца.

– Я вернусь и конце июля.

– Вы думаете, Артариа понравятся сонаты? – В голосе девушки слышалась искренняя озабоченность.

– А вам они нравятся? Вольфганг, вы еще спрашиваете! – Я привезу вам оттуда подарок.

– Браслет? Кружева? Ленты?

Oн уклонился от ответа.

– Известно ли вам, что Пратер был королевским охотничьим заповедником, пока Иосиф не открыл его для широкой публики? Когда я ребенком играл с Марией Антуанеттой, принцесса думала, что у меня, как и у нее, есть свой собственный охотничий парк.

– Вы были с ней так хорошо знакомы? – с благоговейным трепетом спросила Констанца.

– Она смотрела на меня как на игрушку.

– Но вы и вправду играли для королей Франции и Англии? Он замялся:

– Да. Не такой уж великий подвиг, как представляется некоторым. Ни настоящей музыкальностью, ни вкусом они не отличались.

Вольфганг почувствовал, как рука девушки сильнее сжалась в его руке, и в той части Пратера, где никого вокруг не было, Констанца дала себя поцеловать. А потом, высвободившись, сказала:

– Не надо. О нас могут плохо подумать.

Уже смеркалось, когда они вернулись на Петерплац. Вольфганг пытался объяснить причину опоздания – на Пратере не протолкнешься, но госпожа Вебер смерила его скептическим взглядом и сказала:

– Я знаю, господин Моцарт, вы не обманете честную девушку, но ваша неосторожность может вызвать ненужные толки.

Он залился краской и с жаром ответил:

– Честью Констанцы я дорожу больше, чем кто бы то ни было, и первый готов оберегать ее.

– Надеюсь. В противном случае мне самой придется сопровождать вас повсюду.

Констанца скорчила гримасу и тайком от матери сунула Вольфгангу под дверь записку. В записке говорилось:

«Запомните, Вольфганг, я жду от Вас по возвращении подарок. Хороший подарок».

В Рейзенберге, летней резиденции князя Кобенцла, Вольфганг чувствовал себя как дома. Расположено поместье было прекрасно, и из окон открывался чудесный вид на горную гряду Каленберг, подступавшую к Вене с востока и; почти граничившую с Леопольдсбергом, где около ста лет назад была прорвана турецкая осада. Поместье находилось в часе езды от Вены, и в ясный день вдалеке различались очертания города.

Кобенцл обеспечил Вольфгангу все удобства. Князь сам отвозил его письма в город на почту, предоставил в распоряжение композитора музыкальную комнату и штейновское фортепьяно, купил нотную бумагу, перья, чернила и утверждал, что почитает за честь служить его таланту. Кроме того, князя очень интересовало, как пройдет встреча Вольфганга со Стефани, намеченная на август. Как-то раз, сидя после обеда за чашкой кофе с пирожными, Кобенцл сказал:

– Конечно, Стефани может добиться постановки оперы по своему либретто, и все же не разумнее ли поискать либреттиста получше?

– Кого бы вы предложили? – спросил Вольфганг. Князь отличался хорошим вкусом и имел большие связи.

– Самых лучших. Шекспира или Мольера. Мольер идеально подошел бы для оперы-буффа, и представляете, как подошел бы «Гамлет» или «Отелло» для оперы-сериа.

– Их стихи затмят любую музыку.

– Только но вашу.

– Спасибо, князь Кобенцл, надо писать либретто для музыки, а не приспосабливать музыку к стихам. Были бы Шекспир или Мольер сейчас живы, мы бы работали вместе. Но где я найду человека, который сможет подогнать их стихи под мою музыку?

– А вам нигогда не приходило и голову попробовать это самому, Вольфганг?

– Случалось. Но и не либреттист, хотя некоторые находят у меня литературный дар. Я композитор и должен сочиним, музыку на готовый текст.

– Чтобы выразить определенную идею.

– И чтобы подчеркнуть драматизм действия. В этом суть. В опере поэзия должна всегда быть послушной слугой музыки. Иначе нельзя.

– Глюк с вами не согласился бы.

– Уходя с его оперы, что вы помните – сюжет или музыку?

– Разумеется, музыку. И все-таки мне кажется, у вас могло бы получиться интереснейшее соединение.

– А я боюсь, скорее недоразумение.

– Моцарт и Мольер. Или Моцарт и Шекспир. Нет, я не согласен с вами.

– Ваше сиятельство, суждение ваше весьма для меня лестно. Я высоко ценю обоих поэтов, в особенности Мольера. Но Мольера сейчас нет с нами, а живого либреттиста, по крайней мере, всегда можно заставить переделать либретто так, чтобы оно соответствовало музыке.

– И вы действительно рассчитываете добиться этого от Стефани или от кого-либо другого?

– Я всегда надеюсь на лучшее и готов к худшему.

Вольфганг снова решительно взялся за работу. Нужно было написать еще две сонаты, но он так скучал без Констанцы! Ее не назовешь красавицей, как Алоизию, и не так она остроумна, как графиня Тун, и не так изысканна, как Кобенцл, но все-таки воскресенье, проведенное с ней в Пратере, было одним из счастливейших дней в его жизни. И постепенно воспоминание об этом дне стало основной темой его первой сонаты. Мысли, давно созревшие в голове, складывались в эпитафию чудесному дню, который они провели вместе. Ее тонкая, стройная фигурка незримо присутствовала в его музыке. И по мере того как складывалась соната – милая и простая, как Констанца его мечты, – чувство одиночества отступало.

В последней сонате звучало совсем иное настроение. Вольфганг сделал ее мучительной и взволнованной, и все же музыка искрилась и переливалась и была предельно мелодичной. Он построил ее так, словно партии фортепьяно и скрипки были концертирующими. И в то же время они были неразрывны – одна была немыслима без другой. Вольфганг надеялся, что Констанце обе сонаты понравятся так же, как нравились ему.

Он вернулся в Вену раньше, чем предполагал, – очень уж хотелось поскорее преподнести сонаты Констанце и насладиться ее радостью. Но никто его не ждал. Он вошел в дом Веберов, никем не замеченный, и, подходя к гостиной, услышал визгливый голос госпожи Вебер:

– Констанца, я говорила, не печь сегодня сразу все оладьи.

– Но это же гораздо проще – испечь все разом, – ответила Констанца.

– И дороже. Сколько раз повторять, что у нас нет денег? Ты такая неэкономная, совсем как твой отец.

Констанца стала испуганно оправдываться, а госпожа Вебер не унималась:

– И никто не убирал сегодня квартиру. – Не могу же я все делать одна.

– Хочешь, чтобы убирала я? Мало я для тебя в жизни сделала?

Констанца промолчала, и Вольфганг кашлянул, чтобы дать знать о своем присутствии.

Госпожа Вебер, взяв себя в руки, улыбнулась и сказала:

– Мне очень жаль, что вы стали свидетелем семейной ссоры, но согласитесь, в семье чего не случается.

Нет, он не согласен. В его семье никогда ничего подобного не бывало.