Андрей Бабицкий - Моя войне

• Название: Моя войне
• Автор: Андрей Бабицкий
• Жанр: Биографии и Мемуары

«Бабицкий, Кавказский пленник, на очередной войне русских против чеченского народа. Попав в застенки российских чекистов, Андрей частично соприкоснулся с тем, через что проходят заложники чеченцы в этих тюрьмах. Те немногие, которые вышли оттуда живыми, их всего один процент. Большинство умерли под страшными пытками. И, что творят, до сих пор, с теми десятками тысяч заключенных, в российских тюрьмах известно только одному Аллаху».

Данилбек Элиханов(Юсуф Ибрагим) Кавказ Центр

Из репортажа Бабицкого:

«Надо сказать, что чеченцы перерезают горло солдатам не потому, что они садисты и испытывают склонность к какому-то особо жестокому отношению к солдатам, но просто таким образом они пытаются сделать войну более выпуклой, зримой, яркой, достучаться до общественного мнения, объяснить, что действительно идет война, война страшная, жестокая…»

---

7 декабря, село Катыр-Юрт

Сегодня сюда буквально доползли по руслу реки пять женщин из Алхан-Юрта. Они говорят, что в селе множество убитых, поскольку федералы несколько дней забрасывали подвалы гранатами. Трупы лежат на улицах и в подвалах, похоронить их невозможно. Солдаты хватали людей и возили их на броне, чтобы никто не выстрелил в машину.

10 декабря

В Грозном остаются до 15 тысяч мирных жителей, в основном русских.

Сегодня чеченский отряд на окраине города атаковал федералов. Погибло, по данным чеченцев, около пятидесяти российских военных, подбито до десяти бронемашин.

В ноябре все дороги в Чечню были перекрыты, республика окружена войсками, и я постоянно искал людей, которые могли бы провести меня в республику нелегально.

Недели три я сидел в Ингушетии, и наконец в самом начале декабря ко мне прямо на улице подошел человек и сослался на общих знакомых. Он сказал, что может помочь. Попросил при этом довольно значительные деньги — около двухсот долларов в день. Я согласился сразу, хотя, конечно же, это была авантюра. Взял с собой корреспондента «Рейтер» Марию Эйсмонт и Юрия Багрова, работавшего на «Ассошиэйтед Пресс». У нас были фальшивые справки о том, что мы чеченцы. У меня были документы на имя Чебышева Руслана Магомедовича.

Мы отправились в Чечню пешком. Шли вдоль российских позиций. До Грозного добирались дней десять, в основном ночами. Прошли около двухсот километров. Это была чудовищная дорога. Один раз мы шли подряд 12 часов. При этом двигаться приходилось не только по равнине: недалеко от Грозного мы сделали большой крюк и пошли через горы.

Мы передвигались из села в село, и наш проводник Хамид повсюду искал людей, связанных с сопротивлением. В селе Гехи он неожиданно купил у сотрудников пророссийской милиции Беслана Гантамирова ручной пулемет «Красавчик». Цены на оружие во время войны сильно упали, и пулемет, который прежде стоил больше тысячи долларов, сейчас обошелся всего в 400. Хамид хотел передать его своим друзьям, воюющим в Грозном.

Покупка производилась очень странно: Хамид подсунул под ворота деньги, а ему оттуда пропихнули пулемет.

В этот момент на короткий отрезок пути у нас оказалась машина.

Хамид положил пулемет на заднее сиденье и нас посадил сверху. Для нас покупка оружия была полной неожиданностью. Это был очень сложный момент. Маша Эйсмонт считала, что мы по соображениям профессиональной этики не можем быть связаны с вооруженными людьми. Но, во-первых, в тот момент мы ничего не могли сделать, а во-вторых, потом я для себя окончательно решил, что признаЮ за чеченцами право на вооруженное сопротивление в рамках необходимой обороны.

У Хамида была договоренность с ближайшим блокпостом, что солдаты, которым была обещана водка и сигареты, нас пропустят, не досматривая.

Мы подъехали к блокпосту, но оказалось, что там идет проверка: на бронетранспортере приехали сотрудники ФСБ и осматривают весь транспорт. Было ясно, что если у нас обнаружат этот пулемет, то расстреляют — либо сразу, либо сначала подвергнут пыткам. Глядя на нас, Маша Эйсмонт печально сказала:

— Мне-то есть что им предложить, думаю, меня сразу не убьют. А у вас шансов нет.

Развернуться и уехать на виду у блокпоста мы не могли, поскольку сразу же привлекли бы к себе внимание. Мы решили пропускать стоявшие за нами машины. Но делать это бесконечно тоже было невозможно. Я помню, мы оцепенели от страха, не хватало даже воздуха для дыхания. Ситуация казалась безвыходной.

Прошел час, полтора. Проверка продолжалась.

И вдруг на блокпост опустился туман. Густой настолько, что в пяти метрах ничего не было видно. Тут же подскочил Хамид, вытащил пулемет и бросил его в кусты.

Мы уже могли ехать, но, разумеется, тщательная проверка ФСБ определила бы, что у нас фальшивые документы.

Подошла наша очередь. И в этот момент БТР, на котором приехали эфэсбэшники, развернулся и уехал с блокпоста.

К нам тут же выскочила веселая, расхристанная, пьяная компания.

Два солдата и офицер забрали водку и сигареты и даже подтолкнули нашу ветхую машину. Не таясь, Хамид забрал из кустов пулемет, кинул его в машину, мы поехали — и через пятьдесят метров туман кончился. Туман чудесным образом накрыл именно блокпост…

Глава 3 В осажденном Грозном

Мне часто приходилось проходить через российские позиции. В каждом селе к нам присоединялась группа чеченцев: поодиночке идти оборонять столицу сельчане или опасались, или ленились, а тут представилась возможность отправиться в Грозный большой и веселой компанией. Вышли мы из Ингушетии вчетвером, а входили в Грозный уже группой человек в сто.

Между нами и солдатами, охраняющими блокпосты, установился «паритет взаимного страха». Понятно, что такая большая группа не могла проходить незамеченной, но солдатам, ночевавшим в землянках возле постов, вступать в бой с появившимся среди ночи отрядом совершенно не хотелось.

Сложнее всего было проезжать мимо российских позиций на машине, когда нам ее удавалось достать. Если бы начали обстреливать — выбраться мы уже не смогли бы. Как-то раз, когда машина увязла в грязи и водитель принялся буксовать со страшным шумом, у Маши Эйсмонт не выдержали нервы. Она выскочила из салона, у нее тут же увязли галоши, и Маша километра полтора добиралась по дороге до ближайшего селения босиком.

В Грозный группа входила почти свободно, хотя физически все были крайне измотаны.

Вся жизнь в столице Чечни ушла под землю. Люди жили в подвалах, встретить человека на улице было крайне сложно. Единственным местом, где днем появлялись люди, был маленький рынок в Старой Сунже.

Точное число мирных жителей, оставшихся в Грозном, определить было невозможно. Чеченцы говорили, что осталось до 50 тысяч. По моим подсчетам, скорее было от 15 до 30 тысяч. Значительную часть составляли русские, у которых не было возможности уехать. Прежде всего было непонятно, куда идти. Город бомбили с утра до вечера, и ориентироваться в руинах было очень сложно. Гуманитарные коридоры для беженцев, якобы открытые российским командованием, на самом деле не работали. Очень велика была опасность, что колонну обстреляют. Старикам многокилометровая дорога под обстрелом была не под силу. Кроме того, нужны были деньги, чтобы проехать до лагерей беженцев в Ингушетии, а у большинства русских не было ни копейки.

Возглавлял оборону Грозного Асланбек Исмаилов. Он поселил нас в центре города и предоставил охрану. Ходить по Грозному без охраны было по-прежнему опасно: ваххабиты воспринимали журналистов как товар или посланцев неверных.

Из репортерского дневника

13 декабря

Для беженцев из Грозного открыты два коридора — один через Первомайское, другой через Черноречье. Массированный авиаобстрел прекратился. Беженцы выходят неохотно, малыми группами, потому что в предыдущие дни коридор, который якобы был открыт, бомбили.

Нам рассказывали, что с позиций бегут ваххабиты, оборонявшие Урус-Мартановский район.

15 декабря

Сколько необходимо железа, сколько снарядов, чтобы попасть в каждый дом, в каждое окно, в каждый подвал? Чеченцам еще хватит подвалов и каменных стен, чтобы в них скрываться и стрелять.

Были на улице, где осталось двадцать жителей. На другой остались только трое. Старики, женщины, дети… Причины оставаться у всех разные, но выходить никто не намерен. Живут категориями прошлой жизни: говорят, что им не платят пенсии, что нет денег купить билет на автобус. Они даже не понимают, что приговорены.

16 декабря

Бои в поселке Мичурина и Ханкале. Чеченцы говорят, что в бою за площадь Минутка прошлой ночью убито около ста федералов. Я видел около восьмидесяти трупов.

Мэр Грозного Леча Дудаев утверждает, что в городе осталось до ста тысяч мирных жителей. Мне кажется, эта цифра сильно завышена.

18 декабря

Штурм города продолжается седьмой день. Сегодня с утра был бой в районе 56-го участка. К одиннадцати утра российский штурм был отбит. В окопах и лесополосе лежат трупы. Снайпер, выстрелы которого стоили жизни двум чеченцам, лежит с перерезанным горлом, из раны вытянут язык.

Пока мы ходили по позициям, начался сильный обстрел. Мы заблудились и случайно наткнулись на мирных людей. В каждом дворе по нескольку человек, в основном русские. Лидия Безрукова — ей 75 лет, в Грозном живет с 1971 года, уезжать никуда не собирается и не боится того, что происходит. Дома, в которых живут люди, стоят в ста пятидесяти метрах от линии фронта.

Сегодня утром чеченцы захватили танк и подбили БМП. Федералы пытаются оттаскивать разбитую боевую технику на буксире, чтобы не оставлять на поле боя приметы штурма.