Роджер Желязны - Этот бессмертный

• Название: Этот бессмертный
• Автор: Роджер Желязны
• Жанр: Научная Фантастика

Земля пришла в упадок и стала туристическим раем для инопланетян. В Средиземноморье воссозданы древние верования, их артефакты и герои. На фоне всего этого появляется с виду обычный человек, Конрад. В разные времена его называли Константин, Карагиозис, Коронес, Номикос. Под каждым именем этот человек оставлял свой след в истории. Конрад выбрал занятие гида и эксперта по земной культуре. В планах Конрада было ни во что не вмешиваться, вести тихую, спокойную жизнь…

---

Тут Дос Сантос, пытаясь остановить спектакль, схватил Хасана за оба запястья и попробовал развести его руки. Чтобы представить себе это зрелище, попробуйте как-нибудь развести прутья своей клетки.

Я перешел на другую сторону зала, и еще кое-кто тоже. Это оказалось полезным – Хасан наконец заметил, что напротив него кто-то стоит, и уронил руки, тем самым высвободив их. А затем он вытащил из-под плаща длинный стилет.

Собирался он применить оружие против Дона или кого-нибудь еще или нет – вопрос этот остался нерешенным, поскольку в этот момент Миштиго заткнул большим пальцем свою бутылку с кока-колой и ударил ею Хасана за ухом. Хасан упал вперед. Дон подхватил его, я принял из его пальцев стилет, а Миштиго допил свою кока-колу.

– Интересная церемония, – заметил веганец, – никогда бы не подумал, что в этом громиле так сильны религиозные чувства.

– Это только показывает, что не следует ни в чем быть слишком уверенным, не правда ли?

– Да. – Он повел рукой в сторону собравшихся зрителей: – Они все пантеисты, да?

Я покачал головой:

– Примитивные анимисты.

– А в чем разница?

– Ну, вот эта бутылка из-под кока-колы, которую вы только что допили, должна занять место на алтаре пе, как они его называют, в качестве сосуда Ангельсу, поскольку она удостоилась тесного мистического контакта с божеством. Так смотрят на это дело анимисты. А пантеист может быть огорчен тем, что кто-то пришел на его церемонию без приглашения и устроил беспорядок, как мы сейчас. Пантеист может решить, что незваных гостей следует принести в жертву Аге Войо, богу моря – стукнуть их по голове тем же церемониальным манером и сбросить с края пирса. Поэтому мне сейчас предстоит убедить Маму Джулию в том, что все эти люди вокруг, которые на нас глазеют, в действительности являются анимистами. Так что извините, я на минутку отлучусь.

По правде говоря, дело обстояло вовсе не так плохо, но мне хотелось встряхнуть веганца.

Принеся извинения и попрощавшись, я взвалил на себя Хасана. Он был в полной отключке, а кроме меня ни у кого не хватило бы сил его унести.

На улице, кроме нас, никого не было. Большая ладья Аге Войо разрезала волны где-то под самым восточным краем мира и окрашивала небо в любимые цвета этого бога.

– Возможно, вы правы, – сказал, поравнявшись со мной Дос Сантос. – Может, нам и не следовало сюда ходить.

Я не потрудился ему ответить, но Эллен, шедшая впереди вместе с Миштиго, остановилась и обернулась к нам со словами:

– Ерунда. Если бы вы не пошли, вы бы упустили бесподобный по драматизму монолог балаганщика.

В этот момент я оказался в пределах досягаемости, и она резко схватила меня за глотку обеими руками. Усилия она не прилагала, но состроила жуткую гримасу и завопила: «Ррр! Ммм! Гх! Я одержима Ангельсу и сейчас ты у меня получишь!» – а потом рассмеялась.

– Отпусти мою глотку, а то я сброшу на тебя этого араба, – сказал я и улыбнулся, сравнив рыже-каштановый оттенок ее волос с рыже-розовым цветом неба позади нее.

– Кстати, он довольно тяжелый, – добавил я.

Тут, за секунду до того, как убрать руки, она слегка надавила мне на глотку – чуть сильнее, чем нужно для шутки – и снова повисла на локте у Миштиго, и мы пошли дальше. Надо сказать, что женщины никогда не дают мне пощечин, потому что я всегда сперва подставляю другую щеку, а они боятся грибка. Так что, видимо, остается единственный способ – быстро придушить.

– Ужасно интересно, – заявила Рыжая. – У меня было странное ощущение – как будто кто-то внутри меня танцевал вместе с ними. Необычное ощущение.

На самом деле я не люблю танцевать. Совсем не люблю.

– Что у вас за акцент? – перебил я. – Я все никак не определю.

– Не знаю, – ответила она. – Я что-то вроде франко-ирландки. Жила на Гебридах, еще в Австралии, в Японии – до девятнадцати лет…

Как раз в этот момент Хасан застонал, напряг мышцы, и я почувствовал острую боль в плече.

Я усадил его на какой-то порог и обыскал. Обнаружились два метательных ножа, еще один стилет, очень искусно сделанный гравитационный нож, нож Бови с зазубренным лезвием, проволочки для удушения и небольшая металлическая коробка с разными порошками и пузыречками – я не счел нужным подробно ее исследовать. Гравитационный нож мне понравился, и я оставил его себе. Это был настоящий Корикама, и очень хорошей работы.

На следующий день довольно поздно – назовем это вечером – я захватил в плен старину Фила, решив использовать его в качестве входной платы в занимаемый Дос Сантосом люкс в отеле «Руаяль». Фила Сеть по-прежнему почитает, как ретурнисткого Тома Пэйна, хотя он начал открещиваться от этой чести еще полвека назад, когда стал баловаться мистицизмом и набираться респектабельности. Хотя «Зов Земли», вероятно, и вправду лучшая его вещь, его перу принадлежит еще и «Кодекс Возвращения», который помог заварить ту кашу, которую я хотел. Теперь он может от всего отрекаться, но тогда он был возмутителем спокойствия, и я уверен, что он по-прежнему заботливо собирает все льстивые взгляды и восторженные слова, которые продолжает приносить ему былая слава, время от времени перебирает их, сдувает с них пыль и не без удовольствия разглядывает.

Кроме Фила я обзавелся и предлогом – дескать, я желал справиться о самочувствии Хасана после прискорбной плюхи, полученной им в унфоре. На самом деле я хотел, улучив момент, поговорить с Хасаном и выяснить, что он мне скажет о своем последнем задании, если он вообще пожелает что-нибудь сказать.

И мы с Филом пошли. От здания Управления до «Руаяля» было недалеко – минут семь спокойным шагом.

– Ты уже дописал мою элегию? – спросил я.

– Я еще над ней работаю.

– Ты это говоришь последние двадцать лет. Ты бы поторопился, чтобы я успел ее прочесть.

– Могу тебе показать несколько очень милых элегий – для Лорела, для Джорджа, есть даже одна для Дос Сантоса. А еще у меня есть в запасе всевозможные заготовки, типа «недостающее вписать, ненужное вычеркнуть», для менее значительных персон. Но элегия для тебя представляет серьезные трудности.

– Почему так?

– Ее все время приходится обновлять. Ты никак не остановишься – живешь, делаешь разные дела.

– Ты меня осуждаешь?

– У большинства людей хватает совести совершать поступки в течение полувека, а потом остановиться. Написать их элегии не составляет труда – у меня полные шкафы таких элегий. Но твоя, по всему видать, будет сделана второпях и закончена неподобающим образом. Не люблю так работать. Я предпочитаю иметь в запасе несколько лет, чтобы тщательно взвесить прожитую человеком жизнь без всякого давления со стороны. А люди вроде тебя, живущие как герои народных песен, смущают мой покой. По-моему, ты вынуждаешь меня написать тебе эпическую песнь, а я уже староват для этого.

Временами я засыпаю на ходу.

– Думаю, что это несправедливо, – заметил я ему. Другие благополучно смогли прочитать свои элегии, а я в крайнем случае согласился бы уже и на пару хороших лимериков.[2]

– Ну ладно, у меня появилось чувство, что твоей элегии осталось ждать не так уж долго. Я постараюсь успеть вручить тебе экземпляр.

– Ах так? И откуда же такое чувство?

– А откуда приходит к нам вдохновение?

– Это у тебя надо спросить.

– Оно снизошло на меня, когда я медитировал. Я как раз работал над элегией для веганца – исключительно для упражнения, как ты понимаешь, – и вдруг обнаружил, что думаю: «Скоро я закончу элегию для грека». Немного погодя он продолжил: – Вообрази себе: в тебе словно два человека, один другого выше.

– Это очень просто – мне надо стать перед зеркалом и переминаться с ноги на ногу. У меня же одна нога короче. Ну хорошо, я это вообразил. Что дальше?

– Ничего. У тебя в корне неправильный подход.

– Это культурная традиция, от которой мне не сделали прививок, или в данном случае прививки не помогли. Вроде узлов и коней – как в Гордии, в Трое. Ты знаешь. Мы довольно подлый народ.

Несколько следующих шагов он прошел молча.

– Перья или свинец?

– Что?

– Это любимая загадка калликанзаросов. Выбери что-нибудь одно.

– Перья?

– Нет, не угадал.

– А если бы я сказал «свинец»?

– Не-а. У тебя был только один шанс. Какой ответ правильный, решает калликанзарос. Ты проиграл.

– Это какой-то произвол.

– Вот такие они, калликанзаросы. Это не восточная тонкость, а греческая. Конечно, непостижимости тут меньше. Просто твоя жизнь зачастую зависит от ответа, а калликанзарос обычно хочет, чтобы ты проиграл.

– Почему это?

– Спроси у ближайшего калликанзароса, если тебе повезет его встретить. Это довольно подлые существа.

Мы дошли до нужной улицы и свернули.

– С чего это ты вдруг опять заинтересовался Сетью? – спросил он. – Ты же давно бросил эти дела.