Кит Маккарти - Тихий сон смерти

• Название: Тихий сон смерти
• Автор: Кит Маккарти
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Триллер
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-91181-522-6

В новом остросюжетном романе английского писателя Кита Маккарти — продолжении завораживающего и жуткого бестселлера «Пир плоти» — читатель вновь встретится с патологоанатомом Джоном Айзенменгером, адвокатом Еленой Флеминг и полицейским инспектором Беверли Уортон. На этот раз им предстоит расследовать причины одной на редкость странной смерти: молодая девушка, бывшая сотрудница закрытой медицинской лаборатории, скончалась вследствие скоротечно развившегося ракового синдрома. В ходе расследования постепенно выясняется, что за этой и еще несколькими внезапными смертями врачей и ученых стоит могущественная фармацевтическая корпорация, которая не остановится ни перед чем, чтобы скрыть от непосвященных результаты секретного биотехнологического эксперимента. Айзенменгер, Елена и Беверли, намеренные идти до конца в своих поисках правды о таинственном проекте, оказываются в смертельной опасности…

---

— Хартман, — прочитал он.

— Ты его знаешь?

Айзенменгер покачал головой:

— Никогда не слышал о нем.

Но в строке, где перечислялись присутствовавшие при вскрытии, Айзенменгер нашел одно знакомое имя: Белинда Миллер.

— Все не так, — еще раз перечитав заключение, резюмировал он.

Елена ничего не ответила на замечание доктора, и он, посмотрев на свою гостью, в очередной раз мысленно отметил, насколько красивые и выразительные у нее глаза. Тем временем комната прогрелась, и рубцы на руках Айзенменгера начали напоминать о себе. Он попробовал не обращать внимания на дискомфорт и продолжил:

— Разные опухоли разрастаются по-разному. Например, для некоторых типов рака легких характерно проникновение метастазов в надпочечные железы, а большинство злокачественных опухолей, образующихся в толстой кишке, сначала распространяются на печень. Лимфомы же чаще всего затрагивают три области: лимфатические железы, печень и селезенку. И только после этого они начинают распространяться повсюду, в том числе и на тонкие и толстые кишки, кожу и мозг.

— А не существует лимфом, которые изначально появляются в этих местах?

— Существуют, но в этом случае у Миллисент Суит была бы обнаружена лимфома одного вида. Между тем заключение говорит о том, что у девушки выявлен не один, а, по крайней мере, три разных вида лимфом. Возможно, даже пять или шесть.

— Этого просто не может быть.

— То-то и оно! Этого не просто не может быть, но наличие лимфом нескольких видов противоречит данным микроскопического исследования. — Айзенменгер открыл заключение на последней странице. — Под микроскопом видна только одна разновидность неходжкинской лимфомы.

Елена выдержала паузу, затем произнесла:

— Значит?..

Айзенменгер устал. В последние дни он стал быстро уставать.

— Ничего это не значит. Зачем ты вообще показываешь мне все это? Чего ты от меня хочешь?

Нагнувшись, чтобы поставить стакан на стол, Елена негромко, но отчетливо произнесла:

— Я приехала просто узнать твое мнение, Джон. Не только о заключении, но и вообще обо всей этой истории. Слишком много в ней белых пятен: сама смерть, кремация по ошибке, телефонный звонок. Ты умеешь видеть то, что другие либо не замечают, либо просто не хотят замечать.

Лесть и заискивание. Айзенменгер прекрасно знал, как эта женщина умеет добиваться своего. Поэтому и ответ его оказался весьма расплывчатым:

— Думаю, будь я параноиком, я увидел бы во всем этом заговор и попытку что-то скрыть.

— Но ты же не параноик.

Айзенменгер улыбнулся:

— Все равно это наводит на серьезные размышления.

Елена сидела, ссутулившись, сжав кулаки и упершись локтями в колени. Наконец, подняв взгляд на Айзенменгера, она произнесла:

— Мне нужно, чтобы ты помог мне в этом деле, Джон.

В ее глазах и голосе было столько мольбы, что Айзенменгер не нашелся с ответом. Он знал, что рано или поздно она произнесет нечто подобное, и ждал этого момента с тайным удовольствием; но сейчас, когда главное наконец было сказано, он почувствовал какую-то странную неловкость.

— Дай мне немного времени, Елена. Утро вечера мудренее.

Аннетт договорилась встретиться с отцом вечером в ресторане в нескольких сотнях метров от Линкольнз-иннфилдз, неподалеку от своей конторы. Они виделись регулярно, поэтому отец всегда находился в курсе всех событий в жизни дочери. Аннетт была его единственным ребенком, и хотя она также поддерживала близкие отношения с матерью, за советом или за помощью всегда обращалась к отцу. Как обычно, едва Аннетт вошла в зал ресторана, отец встал, причем так проворно, как будто ему не было пятидесяти лет или, точнее говоря, как если бы он отказывался замечать свой возраст.

Голову Пирса Браун-Секара украшали блестящие седые волосы, которые он изящным движением откидывал назад, и они спадали почти до воротничка; аристократично изогнутые брови, под которыми прятались темно-карие глаза, как нельзя лучше подчеркивали правильность черт его лица, а тонкий, но выдававшийся вперед нос словно являлся продолжением длинной шеи. В целом лицо Браун-Секара можно было бы назвать привлекательным, если бы не застывшее на нем выражение жестокости, которое усиливал шрам на верхней губе с левой стороны рта (следствие детского падения с велосипеда), отчего его улыбка всегда выходила кривой и зловещей. Впрочем, сам Браун-Секар считал, что впечатление, которое производит на людей его внешность, ему только на руку.

Он расцеловался с дочерью и, подождав, когда Аннетт устроится поудобнее, опустился на стул.

— Как ты, Аннетт? — спросил он и, не дожидаясь ответа, задал новый вопрос: — Как дети? Надеюсь, они выздоровели?

Она поспешила его успокоить:

— Им намного лучше. Почти здоровы.

Он удовлетворенно кивнул:

— Я боялся, не грипп ли это.

— Да нет, ничего страшного. Легкая простуда.

Закончив таким образом официальную часть, Браун-Секар заказал бутылку фраскати. Здоровье Марка Хартмана его, судя по всему, не интересовало. Официант подал вино и, приняв заказ на салаты, почтительно удалился. Разговор ни о чем лился у отца с дочерью с той же легкостью, что и капли пота с жеребца — победителя скачек. И только приступив к еде, Аннетт заговорила о том, что, собственно, и привело ее сегодня к отцу.

— Папа, меня беспокоит Марк.

При упоминании имени Марка Хартмана Пирс Браун-Секар моментально превратился из отца в судью. На какое-то мгновение он замер, затем поднял глаза на Аннетт и снова как ни в чем не бывало принялся за салат. Всецело поглощенный содержимым своей тарелки, он переспросил:

— Беспокоит? И в каком смысле?

По правде говоря, Аннетт чувствовала себя несколько неловко. Она знала, что отец недолюбливает Марка, знала, что он может быть бестактным и даже грубым (она давно поняла, что грубость и желчность являются неотъемлемыми свойствами его натуры), и не хотела давать ему в руки оружие против мужа. Браун-Секар заметил нерешительность дочери и тоном, не допускающим возражений, произнес:

— Ну что ты, Анна, давай рассказывай. Я же вижу, тебя что-то гнетет. Надеюсь, я смогу помочь.

При этом его губы растянулись в зловещей улыбке, но это следствие старого шрама было привычным для Аннетт, которая очень любила своего отца.

— Он изменился, — выдавила она наконец.

— Изменился? В каком смысле?

Аннетт Хартман, будучи адвокатом, привыкла формулировать мысли четко и ясно, но сейчас ситуация была иной, и она не сразу нашлась с ответом.

— Ну, в частности, у него откуда-то появились деньги.

Браун-Секар лучше, чем кто-либо другой, представлял себе своеобразное финансовое положение зятя, поскольку сам некогда выступил автором унизительного для Марка Хартмана брачного договора.

— Ты уверена?

— Марк опять играет. А это значит, что он полностью рассчитался с букмекерами. И еще он продал старую машину и купил спортивный «ауди».

Эта новость заставила седые брови Браун-Секара удивленно взметнуться. Автомобиль, который Аннетт назвала старым, был еще совсем новеньким, однако он не шел ни в какое сравнение с «ауди».

— Что-нибудь еще?

Аннетт задумалась.

— С ним вообще что-то происходит. Когда он вернулся с конференции в Шотландии, то первые два дня был тише воды ниже травы, даже, я бы сказала, как-то подавлен. А теперь стал совсем другим. То он весел и пребывает в прекрасном настроении, то становится совершенно невыносимым. В такие минуты ему ничего нельзя сказать — он моментально впадает в ярость.

Браун-Секар вздохнул. Он, как мог, старался хорошо относиться к человеку, которого дочь выбрала себе в мужья, но с первой же встречи заметил в Хартмане нечто такое, что сделало невозможными теплые отношения между ними. Браун-Секар знал, что ко всем поклонникам Аннетт он относился, пожалуй, слишком строго, но Хартман казался ему во всех отношениях неудачным выбором. Он считал своего зятя человеком слабым, поверхностным и мелочным, к тому же легко поддававшимся панике. Будь его воля, он ни за что не позволил бы дочери выйти замуж за такого человека, но таково было решение Аннетт, и ему не оставалось ничего иного, как принять выбор дочери, предусмотрев при этом возможность держать зятя в определенных рамках. Рамках, установленных им, Пирсом Браун-Секаром.

Отец Аннетт не видел бы большой беды в некоторых недостатках зятя — он прекрасно знал, что и сам не безгрешен, — но недостатки Хартмана представлялись ему просто вопиющими.

И, что самое страшное, с годами они только росли.

Но вслух он всего этого не сказал, а лишь заметил:

— Вряд ли твоему мужу понравится, если я вмешаюсь в ваши дела.

На лице Аннетт промелькнула тревога:

— Боже, папа, ни в коем случае! Это последнее, чего бы мне хотелось.