Александр Яшин - Рассказы

• Название: Рассказы
• Автор: Александр Яшин
• Жанр: Русская классическая проза

---

Только ведь осенью опять в школу надо...

Март 1965 г.

ВОЛОГОДСКАЯ СВАДЬБА

Рассказ

Из самолетов АН-2 выходят жители вологодских и костромских деревень, хлеборобы, служащие. У старуш ки, одетой в дубленый полушубок, в руках фанерный че моданчик и туесок, наверное, с рыжиками: видно, от правилась старая "на города", на побывку к сынку или к дочери. Старик, кроме такого же фанерного баула и привязанной к нему пары новеньких лаптей с липовыми оборами, тащит берестяный заплечный пестерь, на ко тором сбоку торчат две веревочные петли. С пестерями такими ходят на сенокосы, на дальнюю охоту, на лесные промысла, в петли вдевается топор,- мне это знакомо.

На старика ворчит пилот:

- Весь самолет мне закровенил. Что у тебя течет из пестеря, отец? Мясо, что ли?

-- Журавлиха, не мясо. Растаяла окаянная!

Журавлиха - клюква: старик везет ее кому-то в по дарок.

- А лапти зачем? - спрашивает пилот.

- Сын просил сплести для баловства. В Ленинград еду.

Все очень буднично. Но именно эта будничность и волнует: авиация вошла в быт.

Пассажиры устраиваются на грузовик-такси и отправ ляются на железнодорожную станцию. А оттуда на аэродром подъезжают новые пассажиры, уже побывав шие в гостях: в руках у них не баулы, а чемоданы, и сами приоделись - вместо ватников и затасканных полушуб ков на многих городские пальто, на головах добротные шерстяные шали, меховые шапки.

Мне, грешному, кажется, что, отправляясь "на горо да", мои земляки сознательно одеваются похуже, прибед няются, чтобы вернее разжалобить своих "выбившихся в люди" родственников.

Покупают билеты, выстраиваются в очередь к само лету. Я слежу: не охнет ли хоть одна старушка, не пере крестится ли? Нет, ни одна не перекрестилась, ко всему привыкли.

А я лечу в деревню на свадьбу.

Я уже не очень верил, что сохранилось что-нибудь от старинных свадебных обрядов, и потому не особенно рвался за тысячу верст киселя хлебать, когда получал время от времени приглашения на свадьбы. К тому же приглашения эти приходили из родных мест обычно с за позданием на два-три дня и не обещали ничего интерес ного.

"Шура, приезжай, Тонька с Венькой безруким уписы ваются".

Или:

"Дуньку Волкову пропивать будем, приезжай, погу ляем!"

А тут пришло письмо, написанное какими-то иными, душевными словами и, главное, вовремя:

"Дядя Шура, наша Галя выходит замуж. Жених ра ботает на льнозаводе. Пиво мама спроворила, и все бу дет по-честному, как следно быть. Приезжайте, дядя, обязательно, не откажите в нашей просьбе. Едьте, по жалуйста!"

Письмо писала сама невеста, хотя от третьего лица и без подписи. Казалось, от того, буду я на свадьбе или не буду, зависит ее дальнейшая судьба. Я отбросил все де ла, наспех "спроворил" кое-какие подарки для невесты и для родных и выехал.

Поездом до станции Шарья двенадцать часов да самолетом над лесами минут сорок пять, если, конечно, са молеты ходят, это не очень уж страшно. Правда, в Шарьинском аэропорту из-за плохой погоды можно протор чать и несколько суток. Но другой возможности благопо лучно добраться до моего района, по существу, нет. Гру зовики ходят нерегулярно, и никогда нельзя надеяться, что вы на грузовике доберетесь быстрее, чем пешим.

Раньше, на конных подводах, можно было рассчиты вать время довольно уверенно, теперь же дороги разбиты настолько, что в весенне-осенние распутицы, а зимой в метели и снегопады движение по тракту надолго пре кращается вовсе. "Золотая дорожка!" - с горькой иро нией говорят героические вологодские шоферы. Три-четыре рейса - и новая мощная машина сдается в капи тальный ремонт.

Мне повезло. На третий день после выезда из Москвы я был уже у невесты в гостях. Последние километры пу ти шел на лыжах по заячьим тропкам среди сказочных бе резовых рощ с тетеревиными стаями на вершинах.

- Ой, приехал! А я ведь и думать не думала! - удив ленно вскрикнула Галя.

Круглолицая, розовощекая, очень подвижная, она взволнована предстоящим - и радуется и тревожится. Но работы столько, что на переживания ни сил, ни време ни не остается.

Галю почти невозможно разглядеть, она носится по дому - не ходит, не бегает, а носится. Но я-то ее знаю давно, и что мне ее разглядывать?

С тех пор как я ее не видал, Галя не стала выше рос том, не стала пригляднее, осанистей или, как здесь го ворят, становитей. А между тем в деревне своей она счи талась одной из лучших невест. Почему? Потому ли, что единственная дочка у матери и наследница всего дома? Отчасти, может быть, и поэтому. Но такие невесты в де ревне есть и кроме нее. Все они не дорожат своим на следством, стараются бежать из дому, устроиться на ка кую-либо неколхозную работу, как это сделала и Галя, перебравшись на льнозавод.

Нет, достоинства Гали - недородной, нерослой, не сильной - в другом. Она из очень работящего рода, а уважение к такому наследству живет в крестьянах и по ныне. Большое и хорошо налаженное хозяйство ее дедуш ки по материнской линии было в горячее время коллек тивизации развалено твердыми заданиями. Кажется, то же случилось с дедушкиным домом и по отцовской линии. Но так как ни в том, ни в другом хозяйстве никогда не пользовались наемным трудом, то в народе осталось лишь сожаление о случившемся и доброе сочувствие к напрас но пострадавшим людям.

А извечное трудолюбие и непоседливость перешли от дедушек и бабушек к нынешней невесте и стали ее главным приданым, которое скрашивало в глазах жени хов ее низкорослость и неприглядность. По-видимому, страсть к работе она успела показать уже и на льноза воде.

Мать Гали, Мария Герасимовна, вдова, много рожав шая и много страдавшая на своем веку и сейчас, после гибели мужа на войне, расстающаяся с последней своей опо рой, даже спать перестала. Лицо ее осунулось, глаза ис пуганно мечутся по избе: все кажется, чего-то еще не сделано, что-то она просмотрела, упустила. Пол выскреблен и вымыт до блеска, посредине избы постланы лучшие половики своего тканья, рамки с открытками и фотогра фиями висят как будто не косо, на окнах тюлевые зана вески, на гвоздиках расшитые вафельные рукотерники и платы старинной работы, сохранившиеся еще из девок, от того времени, когда она сама замуж выходила. Платы и рукотерники висят и на божнице, и на рамках с фото графиями. А в рамках вместе с изображениями родных и знакомых и совершенно случайных, никому не известных людей красуются цветастые открытки, посвященные Дню Парижской коммуны, Восьмому марта, Первому мая, Новому году и первым космическим полетам. Тут же от крытки с корзинками аляповатых цветов и со смазливы ми нарумяненными личиками в сердечках, с надписями: "Люби меня, как я тебя", "Поздравляю с днем рожде ния", "Помню о тебе" - и с неграмотными стишками:

Быть может, волны света

Умчат меня куда-нибудь,

Пускай тогда открытка эта

Напомнит нам что-нибудь!

Я переписал их с сохранением орфографии.

Все издано в наше время. Среди этих произведений прикладного искусства вложены, видимо для заполнения пустых мест, листки из отрывных календарей разных лет: на одном - портрет Луи Арагона, на другом - маршала Тимошенко, на третьем - диаграмма неуклонного роста надоя молока по годам в процентах.

В отдельной рамке цвета пасхальных яиц вставлена почетная грамота невесты, подписанная директором льно завода и председателем фабрично-заводского комитета: "За отличные показатели в выполнении производствен ного плана, в честь сорок третьей годовщины Великой Октябрьской социалистической революции".

Мария Герасимовна заправляет керосином и разве шивает под потолком в разных местах пять ламп - две свои и три взятые у соседей. Затем придирчиво осматри вает все снова, поправляет несколько покосившихся фото снимков, встряхивает полотенца, чтобы получше видна была вышивка на них, еще раз протирает зеркало...

- Кажется, все как следно быть?

Ей особенно нравится картина, написанная молодым местным зоотехником. На огромном и страшном звере, должно быть, волке, хотя морда у зверя явно лисья, Иван-царевич увозит куда-то свою ненаглядную Елену Прекрасную. Полотно во всю стену, золота много, деревья и цветы небывалых размеров. Уж она ли, Мария Герасимовна, не знает лесов темных, дремучи-их - сама всю жизнь в лесу прожила, но таких диковинных стволов да же во сне не видывала. И этакую красотищу зоотехник отдал всего за два килограмма сливочного масла, поду мать только! Не порядился даже добрый человек! Из всех его картин, какие висят теперь в окрестных дерев нях, ей досталась самая большая, самая баская, самая яркая. Даже три толстых мужика на богатырских кобы лах ей меньше приглянулись, чем дикий лес и этот волк - страшилище мохнатое.

Верит Мария Герасимовна, что, если бы не малевание зоотехника, не так нарядно было бы в ее избе.

А все-таки увозит Иван-царевич свою сугревушку из ее родного дома, от батьки с маткой! Увозит! Вот и у нее, у Марии Герасимовны, увезут на днях дочку Галю за со рок километров. Приедут ка грузовике вместе с директо ром льнозавода, выпьют все пиво и заберут девушку. Хо рошо, конечно, а все-таки жалко и жутко: одна теперь, старая, останется.