Борис Соколов - Неизвестный Жуков: портрет без ретуши в зеркале эпохи

• Название: Неизвестный Жуков: портрет без ретуши в зеркале эпохи
• Автор: Борис Соколов
• Издательство: Родиола - Плюс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2000

Имя выдающегося советского полководца Г. К. Жукова известно в нашей стране каждому. Исключительно сильная и волевая личность, Георгий Константинович навечно останется в памяти народной символом Великой победы, одержанной в самой кровавой из всех войн в истории человечества. Он не запятнал себя в годы репрессий, не лицемерил и не искал легких путей. Его жизнь — пример высочайшей требовательности к себе и другим. Используя множество новых документов, автор резко, а порой беспощадно рисует портрет прославленного полководца без привычной ретуши и хрестоматийного глянца.

---

«Конев иной раз бил палкой провинившихся. Когда я ему сказал об этом, он ответил: „Да я лучше морду ему набью, чем под трибунал отдавать, а там расстреляют!“. Жуков, к несчастью, подобной широтой натуры не отличался. Он мог и морду набить, и под трибунал отдать, и приказать расстрелять провинившегося на месте. Бывший комендант Большого Театра майор госбезопасности А.Т. Рыбин в своей книге „Сталин и Жуков“ приводит рассказ Н. Казьмина, офицера госбезопасности, состоявшего в войну при Жукове для особых поручений: „Однажды Жуков приехал к Сталину в особняк на Кировской. Была объявлена воздушная тревога. Подходя к метро „Кировская“, он увидел в одном из домов незамаскированное окно. Жуков повернулся ко мне и показал рукой на окно: „Ликвидируйте“. Я взял автомат на прицел и разрядил очередь по окну. Освещение мгновенно погасло“. Другие генералы и маршалы вовсю лупили подчиненных кулаками и палками, расстреливали за действительные и мнимые провинности, но вот стрелять по окнам нерадивых обывателей своей охране как будто не приказывали. Георгий Константинович и здесь был „первым среди равных“.

Вообще же, мордобой в армии поощрял Верховный Главнокомандующий. Об этом сохранился колоритный рассказ в мемуарах Хрущева: «Конечно, Сталин глубокого доверия никогда и никому не оказывал. Всегда у него было заложено внутренне какое-то подозрение к любому человеку. Он мне как-то сказал в пылу откровения:

— Пропащий я человек, никому не верю. Я сам себе не верю…

А в 1942 году я сказал ему:

— Товарищ Сталин, я могу назвать кандидатов только из числа тех людей, которые командовали войсками на нашем направлении. Других я не знаю. Поэтому командующего на Сталинградский фронт должны назвать вы. Вы больше людей знаете, у вас шире горизонт.

— Да что вы? Что вы? Можно назначить командующим войсками фронта Ерёменко, но он лежит в госпитале и не может сейчас приступить к командованию. Очень хорошим был бы там командующим Власов, но Власова я сейчас не могу дать, он с войсками в окружении. Если бы можно было его как-то оттуда отозвать, я бы утвердил Власова. Но Власова нет. Называйте вы сами, кого хотите!..

— Из людей нашего фронта я назвал бы Гордова, даже при всех его недостатках (недостаток его заключался в грубости. Он дрался с людьми). Сам очень щупленький человечек, но бьет своих офицеров. Однако военное дело он понимает. Поэтому я бы назвал его.

В то время он, кажется, командовал 21-й армией… Я от члена Военного Совета армии Сердюка (которому в б3-м году еще придется проводить с опальным Жуковым «воспитательную беседу». — Б. С.) имел характеристику на Гордова (командующего Сталинградским фронтом. — Б. С.) — и хорошую, и плохую. Хорошую — в смысле знания дела, его энергии и храбрости; плохую — насчет его грубости, вплоть до избиения людей. Это, правда, в то время считалось в какой-то степени положительной чертой командира. Сам Сталин, когда ему докладывал о чем-либо какой-нибудь командир, часто приговаривал: «А вы ему морду набили? Морду ему набить, морду!» Одним словом, набить морду подчиненному тогда считалось геройством (хотя, наверное, истинным геройством следовало бы считать обратный случай: когда подчиненный в ответ на оскорбление бьет морду начальнику; но таких случаев история Красной Армии что-то не знает. — Б. С.). И били! (прямо как в песне: «Били, бьем и будем бить!» — Б. С.) Потом уже я узнал, что однажды Ерёменко ударил даже члена Военного совета. Я ему потом говорил:

— Андрей Иванович, ну как же вы позволили себе ударить? Вы ведь генерал, командующий. И вы ударили члена Военного совета?!

— Знаете ли, — отвечает, — такая обстановка была.

— Какая бы ни была обстановка, есть и другие средства объясняться с членом Военного совета, нежели вести кулачные бои.

Он опять объяснил, что сложилась тяжелая обстановка. Надо было срочно прислать снаряды, он приехал по этому вопросу, а член Военного совета сидит и играет в шахматы. Я говорю Ерёменко: «Ну, не знаю. Если он играл в шахматы в такое трудное время, это, конечно, нехорошо, но ударить его — не украшение для командующего, да и вообще для человека»… Давал в морду и Буденный (правда, как отмечает Хрущев в другом месте, Семен Михайлович, возможно, в силу природного демократизма, предпочитал отрабатывать удары на солдатах, а не на офицерах или генералах. — Б. С.)… Бил подчиненных и Георгий Захаров. Потом он стал заместителем командующего войсками Сталинградского фронта. Я его ценил и уважал как человека, понимающего военное дело. Он преданный Советскому государству и Коммунистической партии воин, но очень не сдержан на руку».

Все генералы четко знали, кого можно бить, а кого нельзя. Тому же Ерёменко и в пьяном бреду не могло бы придти в голову ударить Хрущева, хотя и подчинявшегося ему в качестве члена Военного Совета Сталинградского фронта, но, как члена Политбюро, стоявшего неизмеримо выше в государственной иерархии. Точно так же Жуков никогда не думал поднимать руку на члена Военного Совета Западного фронта Н.А. Булганина, который в гражданской жизни был заместителем председателя Совнаркома и близким к Сталину человеком.

Любопытен приводимый Хрущевым сталинский отзыв о Власове. Не будь Андрей Андреевич тогда со 2-й ударной армией в окружении на Волхове, быть бы ему — командующим Сталинградским фронтом. И не было бы ни плена, ни предательства, ни Русской Освободительной Армии. Власов вполне мог бы носить лавры победителя армии Паулюса, получить маршальское звание, звезду Героя, и не одну. Глядишь, потеснил бы Жукова в пантеоне «великих полководцев Великой Отечественной войны.

Сталин неслучайно поощрял рукоприкладство среди своих генералов. Иосифу Виссарионовичу нужны были послушные военачальники, способные, когда надо, спрятать в карман собственную гордость. Ведь генерал, способный унизить подчиненного, кодексом чести не руководствуется, и сам всегда готов снести унижение от вышестоящего лица. Счастье Георгия Константиновича, что Сталин не имел склонности к мордобою. А то бы пришлось Жукову оказаться в положении битых им самим генералов. И точно так же молча снести оскорбление. Сталин терпел только тех, кто знал, до каких пределов можно проявлять независимость. Слишком самостоятельные Верховного не устраивали. Маршал Конев в беседе с Симоновым вспоминал: «Сталин очень любил напаивать тех, кто пришел к нему в гости, а сам пил мало, во всяком случае на людях… Не любил, когда отказывались пить, но, если ссылались на здоровье и если он этому верил, знал, что это действительно так, — хотя и морщился, но проявлял известную терпимость, заставлял выпить рюмку перцовки, а потом не настаивал (Иван Степанович-то здесь был в выигрышном положении — из-за язвы желудка много пить не мог. — Б. С.). Угощая перцовкой, любил шутить. Если там присутствовал Ворошилов, говорил: „Вот смотрите, какой цвет лица у Ворошилова. Это потому, что он пьет перцовку, поэтому такой здоровый“. Тех, кто поддавался на это, он напаивал. Напаивал и своих ближайших соратников. Видимо, это уже вошло у него в привычку и было частью программы, включавшей для него элемент развлечения». Можно согласиться с мнением Симонова, что здесь был «элемент издевки над людьми, элемент самоощущения своей власти, что он мог сделать с людьми все, мог даже напоить их, невзирая на их возражения». И такой же элемент издевки со стороны Верховного был, когда он поощрял своих полководцев «воспитывать» подчиненных с помощью кулаков. Впрочем, они и без напутствия Иосифа Виссарионовича старались вовсю.

Абсолютно невозможно себе представить, чтобы, например, командующий группой армий «Центр» фельдмаршал фон Клюге съездил по уху нелюбимого им командующего 2-й танковой армии генерал-полковника Гудериана. Хотя между этими военачальниками дело все же дошло до дуэли, которую, однако, запретил Гитлер. И также фантастически выглядит сцена, когда генерал Эйзенхауэр драит генералу Брэдли или Паттону физиономию кожаными печатками. Такого не было ни в американской, ни в английской, ни в германской армии. Там и офицер солдата не мог побить, не то что расстрелять без суда. Только в Красной Армии рукоприкладство да бессудные расстрелы цвели пышным цветом. Советские генералы, офицеры и солдаты не чувствовали себя в той же мере независимыми, самостоятельными личностями, как их западные коллеги. И Жуков здесь не был исключением.

Единственный командующий фронтом, кого не коснулись обвинения в грубости с подчиненными, — это Рокоссовский. Все мемуаристы характеризуют его как человека вежливого, корректного с подчиненными, хотя и требовательного. Может, оттого что в Константине Константиновиче чувствовалась природная независимость и большое чувство собственного достоинства, Сталин после войны фактически удалил Рокоссовского от руководства Советскими Вооруженными Силами, сделав опереточным маршалом Польши. Впрочем, и приверженность зубодробительным методам воспитания отнюдь не гарантировала сталинской благосклонности. Мастер в этом деле Василий Николаевич Гордов после войны за неосторожные высказывания в приватной обстановке по поводу колхозов и личности вождя был арестован, судим и расстрелян.