Борис Соколов - Неизвестный Жуков: портрет без ретуши в зеркале эпохи

• Название: Неизвестный Жуков: портрет без ретуши в зеркале эпохи
• Автор: Борис Соколов
• Издательство: Родиола - Плюс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2000

Имя выдающегося советского полководца Г. К. Жукова известно в нашей стране каждому. Исключительно сильная и волевая личность, Георгий Константинович навечно останется в памяти народной символом Великой победы, одержанной в самой кровавой из всех войн в истории человечества. Он не запятнал себя в годы репрессий, не лицемерил и не искал легких путей. Его жизнь — пример высочайшей требовательности к себе и другим. Используя множество новых документов, автор резко, а порой беспощадно рисует портрет прославленного полководца без привычной ретуши и хрестоматийного глянца.

---

Жуков в своем донесении почему-то не назвал числа пропавших без вести. Здесь тот редкий случай, когда его данные военного времени можно скорректировать с помощью данных, приводимых в книге «Гриф секретности снят». Там потери Западного фронта вместе убитыми и пропавшими без вести за несколько меньший период, с 5 декабря 41-го по 7 января 42-го, показаны в 101 192 человека, а санитарные потери — в 160 038 человек. Можно предположить, что пропавших без вести было около 61 тысячи и что в своем донесении от 29 января Жуков, стремясь уменьшить размер безвозвратных потерь, включил пропавших без вести в число раненых и больных. В этом случае действительная величина безвозвратных потерь Западного фронта будет равна примерно 116 тысячам человек, что вчетверо превышает безвозвратные потери германских сухопутных сил на всем Восточном фронте в этот период.

Причины, по которым советским войскам не удалось разгромить группу армий «Центр» зимой 41-го, лежали, среди прочего, в особенностях жуковской стратегии. Василевский пишет:

«16 декабря Ставка указала командующему Западным фронтом, что он неоправданно сосредоточил перед Волоколамском целых четыре армии и что 30-ю армию надо передать Калининскому фронту. Эта армия была нацелена против калининской группировки противника и должна была наступать в тесном взаимодействии с войсками Конева. Если бы такое взаимодействие осуществлялось с первых дней контрнаступления, возможно, эту немецкую группировку удалось бы окружить.

Жуков стремился быть сильным везде, нанося удар растопыренными пальцами, а не сжатым кулаком. Впрочем, те же недостатки были присущи и другим командующим. Так, 12 декабря Сталин по прямому проводу наставлял Конева: «Вместо того чтобы навалиться всеми силами на противника и создать для себя решительный перевес, вы… вводите в дело отдельные части, давая противнику изматывать их».

Можно согласиться с Василевским, когда он утверждает:

«В ходе контрнаступления под Москвой выявился ряд крупных недостатков как в управлении войсками, так и в их действиях. В течение первых десяти дней правое крыло Западного фронта, ведя упорные бои за вражеские узлы сопротивления и опорные пункты, продвигался медленнее, чем было запланировано. Правда, продвижению мешал довольно глубокий снежный покров. Однако главное заключалось в нехватке танков, авиации, боеприпасов на нужном направлении. Соединения, части и подразделения… атаковали после короткой, недостаточной по силе артподготовки; сопровождение атакующих пехоты и танков в глубине обороны противника артиллерийским огнем применялось не совсем удачно и не всегда. Танковые части использовались для непосредственной поддержки пехоты, почти не получая самостоятельных задач». В результате группа армий «Центр» избежала готовившегося ей окружения и со сравнительно небольшими потерями отошла в начале января 1942 года на Ржевско-Вяземский плацдарм. Оттуда по прямой до Москвы все еще было довольно близко — 150 километров.

После войны Симонов пытал Жукова: могли ли немцы взять Москву в 41-м году? Маршал охотно подтвердил — могли: «Для того чтобы выиграть сражение, им (немцам. — Б. С.) нужно было еще иметь… на направлении главного удара во втором эшелоне дивизий 10–12, то есть нужно было иметь там с самого начала не 27, а 40 дивизий. Вот тогда они могли бы прорваться к Москве. Но у них этого не было. Они уже истратили все, что у них было, потому что не рассчитали силу нашего сопротивления».

Георгий Константинович не задумался над вопросом, откуда бы Гитлер в ноябре-декабре 41-го мог взять лишних 12 дивизий? Ведь не просто же так растратил вермахт все резервы на пути к Москве. Эти резервы понадобились для перемалывания советских армий и фронтов. Даже если бы требуемые дивизии каким-то чудом нашлись, что бы они смогли сделать с переброшенными к Москве резервными армиями: 1-й ударной, 10-й, 20-й, 26-й, 39-й, 61-й? С перебрасываемыми в те дни под Москву 39 дивизиями и 42 бригадами? Нет, не было у Гитлера никаких шансов взять Москву.

Жуков специально преувеличил опасность положения, чтобы оттенить собственную роль спасителя Москвы. Переброской же войск занимались Сталин и Генштаб. Георгий Константинович предпочитал не акцентировать внимание на прибытии стратегических резервов, без которых Москву было не удержать. Он мечтал единолично носить лавры Московской победы. Симонов верно отметил: «…В глазах участников войны наша победа под Москвой была связана, прежде всего, с двумя именами: с именем Сталина, оставшегося в Москве и произнесшего 7 ноября 1941 года всем нам памятную речь на Красной площади, и с именем Жукова, принявшего командование Западным фронтом в самый катастрофический момент, когда судьба Москвы, казалось, висит на волоске… Имя Жукова связано в народной памяти и со спасением Ленинграда, и со спасением Москвы. И истоки этой памяти уходят в саму войну, в 41-й год, в живое тогдашнее сознание современников».

Самым важным было то, что и Сталин считал Жукова полководцем, больше всех других сделавшим для отражения немецкого наступления на столицу. За победу под Москвой Верховный прощал позднее Георгию Константиновичу многие прегрешения. И пожаловал дачу в Сосновке в пожизненное пользование.

Кончился 41-й год — самый тяжелый год войны. Германская армия добилась выдающихся успехов. Потери советских войск убитыми, ранеными и пленными составили около 8 миллионов человек — не менее 2/3 от общего числа введенных в бой военнослужащих. Когда Гитлер в начале декабря на совещании со своими генералами говорил, что русские потери в 10 раз больше немецких, он, к сожалению, не ошибся. К концу года общие немецкие потери на Востоке не превышали 831 тысячи человек. Красная Армия безвозвратно лишилась 20,5 тысяч танков — 9/10 всех, что имела к началу войны. Уже к 10 августа люфтваффе уничтожили 10 тысяч советских самолетов — практически всю авиацию, располагавшуюся в приграничных округах накануне 22 июня. Было уничтожено и 101 тысяча орудий и минометов из примерно 113 тысяч, числившихся в Красной Армии в начале войны. Более катастрофического результата трудно себе представить. Правда, и вермахт потерял, уничтоженными и поврежденными, 3730 танков и 4643 самолета, но большинство машин удалось вернуть в строй. Тем не менее Гитлер так и не достиг своей цели подавления советского сопротивления и выхода на линию Архангельск — Астрахань. Эта линия, обозначавшая предел, дальше которого вермахт не должен был оккупировать территорию СССР, все еще не была даже в зоне эффективного воздействия германской авиации.

Фюрер недооценил способности коммунистического режима к всеобщей мобилизации. Уже в 41-м в Советском Союзе мобилизация людских ресурсов для нужд армии и военного производства была более тотальна, чем в Германии в 44-м, на пике ее военных усилий. И дело даже не в том, что в Рейхе вплоть до 1943 года сохранялось значительное производство потребительских товаров для нужд населения. Еще важнее была готовность Сталина и его генералов, не исключая, разумеется, Жукова, забрасывать противника трупами красноармейцев. В бой бросались все мужчины, способные носить оружие, в тылу их место занимали женщины и дети. В Германии вплоть до самого конца делался упор на хорошую подготовку пополнений. В СССР всю войну предпочитали бросать в бой необученных, а часто и невооруженных новобранцев. Лишь ценой огромных потерь Красная Армия смогла остановить вермахт. Жуков в беседах с Симоновым абсолютно верно подчеркивал, что германская армия в тот момент была лучшей армией в мире: «Надо будет наконец посмотреть правде в глаза и, не стесняясь, сказать о том, как было на самом деле. Надо оценить по достоинству немецкую армию, с которой нам пришлось сражаться с первых дней войны. Мы же не перед дурачками отступали по тысяче километров, а перед сильнейшей армией мира». К сожалению, Георгий Константинович так отчетливо понял все это лишь после войны. А в конце 41-го, после успешного контрнаступления, надеялся, как и миллионы наших соотечественников, что врага удастся вскоре разбить и изгнать с советской территории.

1942-й год: триумф и трагедия

6 января 1942 года, как утверждал Жуков в ранней редакции «Воспоминаний и размышлений», состоялось заседание Ставки Верховного Главнокомандования, где рассматривался план дальнейших действий. Сталин будто бы сказал: «Немцы сейчас в растерянности от поражения под Москвой и плохо подготовились к зиме — сейчас самый подходящий момент для перехода в общее наступление». Георгий Константинович возразил: «На Западном направлении, где создались более благоприятные условия и противник еще не успел восстановить боеспособность своих частей, надо продолжать наступление, но для успешного наступления необходимо пополнить войска личным составом, боевой техникой и усилить фронты резервами и, в первую очередь, танковыми частями. Что касается наступления наших войск под Ленинградом и на Юго-Западном направлении, наши войска стоят перед серьезной обороной противника и без наличия мощных артиллерийских средств не смогут прорвать оборону, измотаются и понесут большие, ничем не оправданные потери».