Владимиp Югов - Человек в круге

• Название: Человек в круге
• Автор: Владимиp Югов
• Жанр: Детектив

---

Или покончил жизнь самоубийством?

Кажется, сто лет прошло с тех пор, когда мы с Игорем Железновским были вместе последний раз там, где разыгралась трагедия, у той глиняной стены с небольшими холмиками, что блюдут бывшую жизнь Павликова, Смирнова, замполита. Я писал Ковалеву книгу - "розовую-розовую", с лапшой на ушах. Сам я жил в страхе перед ним. Я его стал бояться. Железновского, который мне грозил им когда-то, я вспоминал. Теперь я понимал - все же он был не худшим в их системе. Да, надо иметь немало сил, чтобы быть не только свидетелем, участником, но - уж точно - исполнителем...

И вот, когда я приехал за новыми "розовыми" документами - сам он.

Железновский похудел, стал сбитее, увереннее, атлетичнее. Это был красивый мужчина неопределенного возраста - дашь и пятьдесят, и при неверном свете сорок, дашь и под шестьдесят. Рост у него был всегда приличный - метр восемьдесят восемь, но одно время Игорь сутулился, ходил прибито, не распрямляясь... Все это - в прошлом. И улыбается так, как когда-то улыбался, когда мы говорили о Лене и моей победе над ним на танцевальной площадке. То есть аккуратно улыбается, лишь губами, искренне желая мне в моем процветании добра. Я выглядел, наверное, для него тоже убедительным, действительно - одет во все модное, простое и не стесняющее тело и не вызывающее у других протеста. На Железновском была тоже отличная тройка, он завел усы под цвет этой тройки. Усы он, видно, красил. Эдакий молодец!

- Откуда ты, дитя? - спросил он, отстояв молча и вынося терпимо мой телячий восторг.

- Откуда? Лучше скажи - куда? - Я лихорадочно прикидывал, как смогу использовать его в своем деле - прискорбно, однако я стал давно таким: меркантильным, расчетливым и сообразительным. Лишь бы открытой глупостью не мог насторожить бывшего смершевца.

- Опять - поиски? - скептически усмехнулся Железновский.

- Опять, опять, - улыбался я. - Слушай, все равно ты мне ни капельки не веришь. Откуда, спрашиваешь ты, у этого молодца такая прыть? Чего он от меня хочет?

- Именно.

- Сразу быка за рога?

- А чего нам хитрить друг перед другом? Ты уже давно убедился, что я твоим врагом никогда не был.

- Не будем вдаваться в подробности.

- Нет, тогда не будем говорить!

- Хорошо. Сержанты! Ты участвовал в организации их суда...

- Ну я же тебе тогда, в пьянке, сказал точно: Ковалев! Месть за то, что не пошли и не прирезали Шугова. Идиот, он тогда боялся, что все-таки Мещерская начнет валить на него - это он спровоцировал побег Шугова! И прежде, чем послать того самого кретина, таможенника туда, он же приглашал на это дело сержантов. Чтобы искупить! Бедный умом, он же теоретически знал границу, лишь в академии, в этой комиссии, нюхнул ро-омантику границы.

- Ясно! Но ты не сказал мне главного. Он посадил, но почему он и хлопотал об их освобождении. Освободил не я их, хотя писал во все концы. План новых моих усилий, как мы плохо пишем в газетах, разработал он. Он конкретно расписал, куда и к кому я должен был обратиться.

- Ну многое я не могу тебе сказать - я связан подпиской. И для меня она что-то значит. Но, думаю, так: все-таки все из нас - люди. Или бывают ими когда-то, если напрочь забывают все человеческое. Согласен? Но подумай о другом. Ведь отгадка лежит на поверхности. Почему? Ты сам ему подсказал идею пользы - для него - их освобождения. Они же теперь служат только ему!

- Ладно, ничего не скажешь. И на том спасибо. Сам не досуге докумекаю, откуда неожиданно родилась такая отеческая забота о сержантах. Не додумался же он до того, что я предложил вариант его будущих боевиков? Один ведь только Шаруйко у него из всех сержантов остался на службе.

- Один Шаруйко! Наивный ты. Не доведи тебе господь отведать его боевиков. Особенно, когда они возьмут и станут терзать тебя по знакомству... - Он вдруг нахмурился - вроде сказал лишнего. - Что тебе еще нужно конкретно?

- Архивы КГБ. Этот последний момент с сержантами. Их отпуск на волю. И, главное, как просьба Ковалева в этом выглядит.

- Я уверен, ее там нет. Ковалев не станет светиться... Тонкости тут, откровенно, не вижу!

"Чекист называешься, - хотел сказать я. - Кто же тогда убивает теперь у него, у этого Ковалева? Правда, что же я хочу узнать? Как Ковалев писал, чтобы заполучить боевиков? Или действительно ничего не писал? Хочу другое узнать. Как меня убьют, кто? Но какое это имеет значение - кто? Шаруйко? За предательство? За неповиновение?.. Приказано - убить! И беспрекословно выполнено... Один даже убийца Шаруйко - этого достаточно было, чтобы хлопотать об освобождении всех."

- Ладно, - сказал Железновский, - идем посидим на улице.

Мы сели с ним, он закурил, поглядел на меня, на папиросу - он всегда курил папиросы - и стал говорить. Он знает, что нынешний председатель парламентской комиссии по передаче и приему архивов КПСС и КГБ СССР, а также его заместитель обратились с письмом к Президенту России. Что сейчас происходит с архивами?

- Если ты живешь не в вакууме, - оглядел меня Железновский и пыхнул в мою сторону струйку дыма, - ты знаешь из печати, телевидения о фактах пропажи - а точнее продажи - документов из этих архивов сволочным зарубежным организациям.

- Следовательно, бывший полковник пограничных войск, ныне крупный разведчик Шугов Павел Афанасьевич... - Я перестал думать о Шаруйко, который будет моим другом, но выполнит приказ. Я уже внимательно слушал Железновского.

- Ты на правильном пути. - Услышал его жугкащий голос. - Контора Шугова закупила уже порядочно документов. Сам он оказался оборотистым малым. К примеру, он с помощью своих агентов, которые разъезжают ныне по бывшему СССР как по собственной стране, нашел в Пятигорске двух старичков, братьев Кабановых. В свое время эти братья обогатили музей местного значения воспоминаниями о том, как убивали царскую семью...

- Погоди, - перебил я Железновского, - что-то я читал в газетах о парламентской комиссии.

- Ты не мог там прочесть о главном. Там сказано, что ни парламентская комиссия, ни Комитет по делам архивов никогда не рассматривали и не давали санкции на сделки подобного рода. - Железновский скривил губы в той своей улыбке, когда презирают все и вся, и добавил: - Они считают, что архивы память народа, бесценное национальное достояние. Они-де не могут быть предметом торга.

- Ты не согласен?

- Согласен. Но как же это случилось? Ты мне можешь, писака, ответить? Санкций на сделки не было, а архивов некоторых тоже не оказалось. И еще... Я хорошо знаю, что в тот день, когда письмо было передано - я имею в виду письмо председателя парламентской комиссии и его заместителя - в руки Президента, эта парламентская комиссия обсуждала проект решения "Об архивах КГБ". Там точно и конкретно определено, что изымается из секретных архивов. Это я для тебя говорю.

- Поздновато же оно разработано.

- Гордишься, что копался в архивах? И кое-что нашел?

- Ты не оговорился... Нашел даже твои записочки. Нашел немало и другого взрывоопасного материала.

- Все станет известно, - пошамкал он губами. - Все. И о нас, например, все будет сказано. Потому что архивные материалы центрального и местных органов безопасности всего-то хранятся со сроком давности пятнадцать лет.

- А почему вам - привилегия? Это максимальный срок для любого министерства и ведомства страны, после чего архивы сдаются на государственное хранение.

- Ты и это знаешь? Тогда чего же придуриваешься?

- Я знаю также и о том, что... В общем знаю об исключениях.

Железновский отвернулся:

- Самое страшное, все, что связано с действующей оперативно-агентурной системой, остается у ведомства лишь тридцать лет.

Я вокруг него забегал:

- Тогда - помоги. Тридцать лет уже прошло с тех пор!

Железновский саркастически ухмыльнулся:

- Иди к Ковалеву. И к Мещерскому.

Я недоуменно уставился на него.

- Чего смотришь, как баран на красные ворота? Ты чего - не знаешь, что и Ковалев, и Мещерский работают ныне и в архивах? Причем не последние у них должности, главные.

Я плюхнулся на скамейку рядом с ним.

- Как же я не знал этого? Ведь работаю с Ковалевым!

- Учись держать язык за зубами. Учись у него этому!

Почти на цыпочках идя сам, Мещерский, на ходу набрасывая на себя летнее пальто ("Зябко, зябко!" - зашептал только губами), уводил меня из домашнего кабинета на гремящую машинами, троллейбусами и всякой городской всячиной улицу.

Мы остановились в одном из гадких кафе на Савеловской, заказали костный бульон, и он, не дотронувшись до тарелки, шептал:

- Зачем вы пришли? Что вы хотите мне опять сказать?

- Мне сказал Железновский, что вы работаете теперь в архиве. Помогите мне.

- В чем? Игорь вам не говорил, какие строгие и теперь у нас правила? Что забирается целиком и полностью и, следовательно, хранится прочно?

- Я не знаю - что? Это вы знаете.

- Ну, к примеру, фильтрационно-проверочные дела на граждан, бывших в плену. Забираются все трофейные материалы. Забираются архивно-следственные дела. Как же вы надеетесь со мной работать? Это же вам нужны архивно-следственные дела.