Алексей Кошкин - Люди и те, кто против них

• Название: Люди и те, кто против них
• Автор: Алексей Кошкин
• Жанр: Современная проза

---

Своим методом.

И, наконец, дождались врачей. К тому времени Илья перевязал раненую женщину кусками полотенца и гладил ее по голове, успокаивая. Милиционеры пили минералку и курили. Толпа понемногу расходилась. Когда раненую клали в машину, милиционер с минералкой сказал:

— Поехали, еще купим сигарет.

— А старуху так оставим? — спросил Санек. — Она нас козлами назвала.

— Да поехали! — позвал Леха. — Охота вам возиться с ней… Скоро серия «Ментов» пойдет — можем не успеть.

Люди уходили прочь, сначала через дворы, мимо двухэтажек с отведенными под мокрое белье ржавыми балконами; через двор сгоревшего детского сада они вышли на пустырь и отыскали тропинку, которая сужалась с каждым шагом.

— Так научишься испытывать жалость к чужим! И можно не ставить себя на место этой обозленной сторожихи или ее сестры, достаточно лишь чувствовать их рядом и умом понимать их страх перед собственным бессилием, — говорил Илья. — Их жизнь — не прямая улица, а темная галерея дворов, по которым машина едва пройдет, сдирая краску с кузова, а бессилие приходит, когда отказало рулевое управление… Кстати, человеческую жизнь напоминает любая улица. А мы сейчас вдалеке от улиц. И я хочу все-таки получить от вас ответ…

Его спутник не обратил внимания на последнюю фразу. Он произнес с горячностью:

— Жалость — это чувство в тебе и для тебя. Иногда она нужна и другим, но в основном она для того, чтобы не чувствовать себя чертом. Батюшки, мне его жалко, значит какой же я хороший человек! Но она должна помогать тебе приобретать позитивный опыт.

Люди ушли от голосов и шума автомобилей и остановились между заводским забором, над которым жужжали насекомые, и уже знакомой им железнодорожной линией, которая сделала петлю и повернула к югу.

— И снова вокруг только запустение, — говорил Илья. — Тупик жизни. Чем-то напоминает нашу родину. И хотя солнце согревает нас, и зацвела железнодорожная насыпь, не отпускает это знакомое ощущение пустоты и холода.

— Нам теперь все будет напоминать дом, — ответил Пол. — Он у нас в мыслях постоянно, слишком долго мы прожили среди людей, в относительной безопасности. И невелика вероятность нашего скорого возвращения… Кстати, куда мы зашли? Я уже перестал ориентироваться…

— Тогда я осмотрюсь, — сказал Илья. — Не ходите за мной, вдвоем мы запутаемся в зарослях.

Он продрался сквозь кусты без запаха, увивавшиеся вслед заржавелым рельсам, и оказался на насыпи. Машинально отряхивая от репьев ветровку и брюки, он с любопытством оглядел незнакомую местность. На другом берегу моря серых гаражей, давно ослепленные солнцем, поднимались многоэтажки. В пучину неба скатывался черный стеклянный небоскреб. Плавал смог. Да, подумал он, для Пола все это скупо и необычно. Много живых существ, и никого не видно.

— Нет дороги, — громко сказал он и спустился в лопухи. В лопухах покачнулся, потеряв равновесие, и удивленно вскрикнул. Пол подошел ближе.

А в лопухах лежало тело. Это был пожилой черт, одетый в измазанный цеховой халат, ноги протянулись в темноту лопухов, а седые волосы были измазаны прошлогодней грязью.

Люди растерянно стояли над ним. Потом Илья резко задернул завесу маленьких придорожных джунглей, обошел Пола и выбрался на дорогу.

— Что за чертов город, — вполголоса сказал он.

Да, это был город чертей, как и все остальные города. Правду говорил их наставник в далеком северном убежище. Черти захватили людские города и теперь они правят и убивают друг друга. И люди, оказавшиеся в этом городе, уже отчаялись отыскать себе подобных. И произошло это сейчас, в момент неожиданной встречи с врагом, убитым своими же собратьями и брошенным на железнодорожной насыпи.

Пол щелкнул пальцами.

— Илья! Я вспомнил любопытную картину. Я хочу рассказать вам именно сейчас, и не позже. Однажды, бродя по городу без вас, я зашел в зоомагазин. Мне нравятся животные, нравится смотреть на них; а там, в клетках канарейки, хомячки, морские свинки, обезьянка. Рядом со мной у прилавка стояли какие-то черти. Богатые и пьяные. Им тоже нравилось смотреть на животных. Они покупали хомячков и бросали обезьянке. Смотрели, как она откручивает им головы. А продавщица суетилась и подсовывала новых хомячков: «Купите этого! Смотрите, какой милый… А этот? Он ей тоже понравится». Все добродушно смеялись…

— Жлобы и хамы резвятся, — угрюмо сказал Илья. — Но они существовали всегда! И не только в этом городе и в этой стране.

— Но резвиться они начали именно сейчас! Это их город, их страна… Знаете, что я вам скажу? Я понимаю, вы нарочно привели меня в это безлюдное место, и сейчас ждете от меня ответа. Я говорю вам — нет! Все-таки нет, Илья. Я не согласен покинуть ваше воображение и встать сейчас рядом с вами. Я еще не готов… Вы обиделись? Не надо… Это не моя страна, она кажется мне слишком чужой. Куда я денусь? Слишком много чертей. Может, потом… Идите один, я решил остаться в вашем воображении.

— В моем воображении, да?.. — хмыкнул Илья. — Хорошо! Я пойду один. Но вам все равно придется несладко. Будет холодно и темно — я постараюсь найти испытание вашему оптимизму и легкомыслию. Не бойтесь — не все опасности падут на вашу голову. Есть у меня еще кое-кто, помимо вас. Кое-кто решает важную задачу, думая, что решает ее для себя. Но та задача — моя. А вы — вы будете лишь помощник.

Пол кивнул.

— Только не забудьте дать мне свободу, я ничто без свободы. Хотя бы внутреннюю. А то я могу превратиться черт знает в кого…

И он нахмурился и посмотрел на заводские трубы. Сказал негромко:

— Они видят все… Они видели, как люди становятся чертями. Как молчаливые наблюдатели этого города, завода-города, они будут свидетелями на Страшном Суде. И тогда многим здесь не поздоровится.

Илья тоже посмотрел на трубы, но искоса и с сомнением. Они были красные, черные, белые; неживые.

— Бросьте, Пол, эти трубы не свидетели. Они ждут приговора. Но вы их больше не увидите… А свободу я вам не обещаю. Терпите. Мы с вами к чертям пришли, Пол, к чертям.

И они договорились не забывать об этом и жить по чертовым законам. Говорить на их языке и есть их пищу. Иначе в них узнают людей, и общество отвергнет их, а потом принесет в жертву дьяволу, чудовищу, минотавру.

С этого момента так и было. Один из них так и не решился переселиться в видимое пространство, оставшись в воображении другого и затаившись там до срока. Другой же направился к трамвайной остановке, рассчитывая с пересадкой доехать до центра города, где он считал копейки и снимал комнату.

Да будет Юпитер в вашем доме

Офицеры выпили водки.

На удаленной окраине возле бывшего пчеловодного хозяйства располагались офицерские квартиры одной из тыловых частей. Два дома считались ничьи с самого начала, хозяйка третьего повесилась на той неделе, натянув на лицо черный платок, остальные дома лежали в развалинах — их расстреляла дальнобойная артиллерия. На месте одного дома, в центре этого квартала, сделали выгребную яму. Сегодня туда провалилась ослепшая от голода местная лошадь. То-то веселья было для солдат!

— Еще раз прочти этот апзац, — крякнул капитан Власюга. — А мы, репята, пока по второй нальем. Тавай, тяните лапы.

По-деловому зазвенело, заработал фонтанчик, и емкости обрели вес.

Рядовой Сиюминутин длинно втянул носом и уныло произнес:

— Слушаюсь прочесть… Сохранять стойкость и терпение солдата, вместе с товарищами переносить все тяготы и невзгоды, при всех обстоятельствах сохранять верность и любовь к своей Родине, а также соответствовать высокому званию ее защитника…

— Так-то, мутило. Так и знай — если узнаю, что ты не соответствуешь, поетешь томой в металлическом ящике… Или сятешь по военной статье. Поэтому — что? А то. Потом путешь с мамкой турака валять, тома. Ты зачем зтесь? А потому что ты солтат. А тругие зтесь зачем? Чтобы носки тепе стирать? Кашкой с ложечки кормить? Это мы, офицеры, зтесь рати тепя, но чтопы ты, мутило, зтесь не остался навсегта, понял?

Лейтенанты Углов, Самцов и Дьяков неодобрительно рассмеялись. Неодобрение, конечно, относилось к рядовому Сиюминутину.

— Здесь за твою жизнь никто рубля не даст, — предупредил лейтенант Углов, со значением поднимая палец.

— У такого, как ты, девчонки никогда не будет, — предостерег Самцов. Она на тебя и смотреть не станет.

Он тоже поднял палец, но сам о том не подозревая довел жест первого лейтенанта до логического конца. Палец очутился в носу, и сделал пол-оборота.

— Очевидно, ты плохо представляешь себе моральный облик настоящего солдата, — подвел итоги лейтенант Дьяков.

— Вольно, — объявил капитан.

Он отпустил рядового Сиюминутина, который не был ни в чем виноват, а просто нравилась капитану его фамилия. А чего? Надо спрашивать с новобранца здесь и всегда, рассуждал, разливая, Власюга. Чтобы соответствовал, а то ведь они как младшие братья, несмышленыши, за ними глаз да глаз… На кой мне такие братья, чтобы не соответствовали?.. Кроме того, было похоже, что солдат занимается онанизмом, о чем Власюга и сообщил офицерам.