Раиса Крапп - Ночь Веды

• Название: Ночь Веды
• Автор: Раиса Крапп
• Жанр: Ужасы и Мистика

---

Вышел Ярин на крыльцо, натягивая варежки, прислушался, в какой стороне слышатся смех да голоса молодые, пошел туда, к ним. Время было вечернее, сумерки крепко загустели, потому Ярин не сразу увидал, что чуток впереди него девка какая-то оказалась и шла в ту же сторону что и он. У Ярина и мыслей-то даже насчет нее никаких таких не было. Ну, от скуки прикидывать, может, стал, чья такая; ну, приглядевшись, подумал: «Экая ладная! Что яблочко ненадкусанное. А надкусить, дак сладка поди…» Девка раз обернулась, другой — шагу прибавила. Ярину это не шибко поглянулось — каждая дура воображает себе невесть чего, да при случае его же и обвиноватит! Догнать да пугнуть в отместку? Тут-то девка, коротко за спину себе глянув, взвизгнула и припустила что есть моченьки к ближайшему дому. При этом орала что ни попадя.

Ярин уж почти поравнялся со двором, в который девка влетела, мимо пройти наладился. И тут ворота распахнулись настежь, и из них мужиков человек пять вывалило, кто с палкой, кто с топором: «Где волк?!» — и к Ярину. Он аж шарахнулся от них. Они же, толи пьяны, толи слепы — к нему. Слава Богу, один зрячий оказался, крикнул: «Стойте, то ж Ярин!» Остановились. Кто-то плюнул: «Тьфу ты, нечисть!» На том дело и кончилось. Только Ярину на душе тошнехонько стало и отбило всякую охоту в гулянку идти. Скрипнул зубами и повернул в другую сторону.

Дома тоже неладно в последнее время стало. Обычно дом многолюден был, шумлив. За столом соберутся все, — будто праздник: и разговоров, и рассказов про случаи смешные домашние, про деток, что тут же за столом сидят. Сроду промеж своих никакой вражды иль там обид, недомолвок не было, любили друг друга, крепко дружны были, а тем и сильны. И вот теперь — как будто в семье тяжело болен кто был, все тихие стали, какое там веселье — на ребят и то шикали: «Тихо вы, неслухи!»

Ярин догадывался, что причиной этим переменам он сам. А почему — понять не мог. Ведь не смутные догадки, что по селу про него бродили, виноваты. Оно и раньше случалось, что набедокурит Ярин, так родичи стеной вставали: «Доказы есть? А коль нету, не мели что ни попадя, пока язык не оторвали!» Болтуны и притихали. Что ж теперь? Не понимал Ярин.

…В то утро Ярин не в духе встал — он теперь нечасто в добром настроении пребывал. В доме лишь мать была. Собрала Ярину позавтракать, он зачерпнул щей ложку и подскочил, как ошпаренный — щи с пылу с жару были взяты, а он не постудил. И такое зло охватило Ярина, ложку прочь зашвырнул, к матери рывком повернулся… да и застыл. Матушка белее белого сделалась, крестилась и пятилась от него, а в глазах ее такая жуть смертная застыла…

— Ты чего, мамо?.. — растерянно проговорил Ярин.

— Ох, Боженька мой!.. За что?.. — вскинув руки к лицу, зарыдала мать.

— Да об чем ревешь? — опять начал сердиться Ярин.

— А то не знаешь?.. Вон, глянь иди…

В горнице, в простенке висела большая медная пластина, отполированная так, что в нее глядеться можно было как в неподвижную воду. Отец привез таку диковину, когда несколько лет назад к князю ездил. Тогда сельчане в дом к ним ходили, только чтоб глянуть в нее. Шибко Ярину эта глядельная пластина нравилась, любил он кудри чесать перед ней, аль так просто глянуть на себя. И теперь с удивлением и робостью подошел он к стене, заглянул в сияющую зеркальную гладь. Не закричал, не шарахнулся прочь от того, что увидел, смотрел долго и пристально.

Смотрел в желтые звериные глаза с маленькими черными зрачками. На сивую встопорщенную гриву глядел. Рассматривал с болезненным любопытством губы свои, зубы и удивлялся, как это они, человечьи, а удивительным образом напоминают волчью пасть. Клацнул зубами — в точности по-звериному получилось.

Мать всхлипнула сзади:

— Что творится с тобой, сыночек мой?

Ярин ухмыльнулся — волчье рыло исчезало на глазах, на месте его проступало человеческое лицо.

— Это все ведьма… Ее дела.

— Какая ведьма, сынок? — испуганно спросила мать.

— Аленка! Какая еще?

— Ее ведь нету… что ты… схоронили ведь ее…

Глянул Ярин на мать с хмурой усмешкой, ничего не ответил.

Глава пятьдесят третья последняя встреча на снежном целике

— Что ж это ты делаешь? Ведьмачка ты поганая… Что такое ты делаешь-то? — бормотал Ярин бредя по бездорожью. И дорога, и тропка давно выскользнули из-под ног, а он все шел и шел, упрямо месил рыхлый, убродный снег. И нес он в себе такую глухую тоску… волчью, от которой только и спасение, что завыть в полный голос.

Звонкий морозец красил щеки, солнце слепило глаза, снежная целина искрилась сахарной россыпью. А Ярину чернота глаза застила, весь свет в ней сгинул. Да он по сторонам и не глядел, взглядом под ноги себе уперся, но видел лишь злобность свою непомерную, оттого и черно ему было.

— Ну и где ты? И что бы тебе не окочуриться где-нибудь насовсем! Ух, как же я тебя ненавижу!

И тут вдруг встал Ярин, будто стена поперек пути его вскинулась. Не понявши еще, с чего остановился, голову набыченную поднял. И увидел.

— А-а, вот она! Долгожданная!

— Звал, я и пришла.

— Ишь ты! «Зва-а-ал»! Может теперь тебя с поклоном приглашать надо?

— Для чего? Для чего ты меня ждал? Для чего звал? Кончилось время разговоры говорить. Ни стращать, ни уговаривать теперь не стану. Раньше все сказано, там все вопросы и все ответы.

— Ты мне зубы-то не заговаривай, нечисть поганая! Отвечай — что делаешь со мной?!

— Не ори, бестолковый. Я тебе и безголосого слышу.

Ярин тяжело смотрел на нее исподлобья, стоял, покачиваясь, как пьяный. Хотя, не сразу бы и вспомнил, когда пил в последний раз — не тянуло к чарке.

— Это как? — не понял он сказанного.

— Ты только подумаешь, я уже знаю.

Ярин помотал головой, будто дурман стряхивал.

— Что делаешь со мной?

— Помнишь, оборотнем тебя назвала?

— И что?

— Я правду тогда сказала. Ты согласился.

— Ну? Так что?

— Знаешь ли ты, что содержимое души человека кладет свой отсвет на лицо его? Отчего, лишь глянув на человека, словом с ним не перемолвясь, уже знаешь, добрый он или нет, хочешь ты с ним знакомство водить иль лучше такого стороной обойти, не замараться чтоб. Разумеется, человек умеет таить свои мысли, желания — не всегда это по лицу прочтешь. Только я каждого вижу в свете его истинности. В тебе, Ярин, сам ад кипит. И суть твоя — волчья. Не любишь никого во всем свете, ни мать, ни отца — хищник ты. Мы сейчас одни только, а предо мной претворяться — труд напрасный. Так согласишься с тем, что про тебя сказала сейчас?

Сузив глаза, помедлил Ярин и ухмыльнулся:

— Может быть.

— Так чего ж ты хочешь от меня? В чем винишь? Твоя суть выходит наружу, чтоб каждый ясно все об тебе понимал. Аль стыдишься себя такого? Аль сам себе противен? Твой крест, тебе нести.

— Крест? — медленно выговорил Ярин. — «А я погляжу, как тяжел крест твой тебе покажется»… Так ты сказала тогда?

— Запомнил… Это хорошо. Теперь еще запомни — облегчать тебе ношу я не стану. Неси, сколь сил хватит. Каждый делает свой выбор. Прощай. Оставайся сам с собой, Ярин, меня больше не зови.

— Постой! — вскинулся Ярин. — Погоди, Алена!

Но в снежном сиянии таяла летняя голубизна ее сарафана. И где-то внутри себя услыхал Ярин:

— Незачем. Нам нечего больше сказать друг другу.

Оглянулся Ярин — никого. Только снежный простор вокруг, да позади собственный след. Сел Ярин в снег, опустил голову на руки. Вот так бы и сидел, без единой мысли. Шапка свалилась — он не шевельнулся. Голова пустая, легкая, никакой заботой не отягощена. Только нету такой щеколды, чтоб от дум запереться и не впустить их…

«…Когда это началось? Ежели бы при Фильке, так он сказал бы, небось… Нет, наверняка после Филипкиной смерти личина звериная начала проступать. Заметили люди? Поняли, что он в оборотня превращаться начал? Да, что-то приметили — иначе с чего бы обходили десятой дорогой. Но, видать, поняли не все, не до конца… иначе… с оборотнем разговор короткий кольями бы забили. И как быть дальше? Давеча волк наружу полез, когда он на мать разозлился, а злоба прошла — и волк спрятался. А девка та… тоже ведь „Волк!“ кричала, но тогда никакой злобы в нем и в помине не было… Подумал, правда… „Хищник ты!“ — вот как ведьмачка сказала».

Ярин усмехнулся, покачал головой. «И хочет она, чтоб убил я в себе хищника, тогда и оборотня не станет. Вот с какого боку укусила». Поморщился Ярин, будто вдруг зубы заломило, встал, встряхнулся. Нет, не получится из него второй Антипка. Он такой, какой есть. Он хочет жить так, как ему нравится. «Ништо! Поглядим еще, Алена. И хищники на свете живут, и закон у них свой собственный». И тут дошло до него, что сказала Алена напоследок. «Прощай?! Неужто навсегда распрощалась?! — Ярин будто заново на свет народился, разулыбался широко: — Неужто слово свое держать будешь? Давай, держи! И оставь меня в покое!»