Игорь Фроянов - Грозная опричнина

• Название: Грозная опричнина
• Автор: Игорь Фроянов
• Издательство: Эксмо: Алгоритм
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: ISBN 978-5-699-34071-2

Книга известного отечественного историка И. Я. Фроянова посвящена первому русскому царю и его политике. Иван Грозный и поныне — одна из самых спорных и загадочных фигур русской истории. Мнения о нем разных историков колеблются от самых положительных до резко отрицательных. Жестокий тиран, казнивший множество людей, — и мудрый просветитель, открывавший типографии и школы, развратник на троне — и выдающийся полководец, вдвое увеличивший территорию России, разоритель Великого Новгорода — и созидатель сотен новых городов, церквей, монастырей. Каков он был на самом деле? Об этом рассказывает известный ученый, наш современник, Игорь Яковлевич Фроянов.

---

Несколько сложнее обстояло дело с употреблением Иваном Грозным слова «советник» («советники»). Выявляются, по крайней мере, два смысловых значения, вкладываемых царем Иваном в данное слово. Грозный, во-первых, разумеет в нем государевых советников, роль которых издавна присвоили себе бояре, с которыми князья обязаны были думу думать и совет держать{100}. Подобная практика сохранялась очень долго, видоизменяясь по ходу времени и приспосабливаясь к новым историческим условиям. В модифицированном виде мы ее встречаем и в XVI веке. Известное ее отражение находим в преамбуле первого Послания Ивана Грозного к Андрею Курбскому. «Сего православного истиннаго християнского самодержавства, многими владычествы владеющаго, повеления, наш же християнский смиренный ответ бывшему прежде православнаго истиннаго христианства и нашего самодержания боярину и советнику и воеводе, ныне же крестопреступнику честнаго и животворящаго креста Господня…»{101}. Здесь царь называет придворные чины и звания, упоминая среди них боярскую должность советника, сочетающую одновременно право и обязанность боярина подавать государю советы по обсуждаемым в Боярской и Ближней Думах вопросам государственной жизни и текущей политики. Наряду с этим значением термина «советник» как придворной должности, Грозный пользуется словом «советники», придавая ему иной смысл: союзники, сообщники, единомышленники, т. е. учинившие сговор «согласники», группирующиеся вокруг Сильвестра и Алексея Адашева. Отношение к ним у государя весьма негативное. Он дает им резко отрицательную оценку, именуя их «сатанинскими слугами»{102}, «бесовскими служителями»{103}, «злобесовскими советниками»{104}, «злобесными единомысленниками»{105}, «злыми советниками»{106}, «злодейственными изменными человеки»{107}. Чем заслужили советники Сильвестра и Адашева столь нелестные аттестации?

Иван Грозный, обращаясь к Андрею Курбскому, так отвечает на этот вопрос: «Понеже бо есть вина и главизна всем делом вашего злобеснаго умышления, понеже с попом положисте совет, дабы аз словом был государь, а вы б с попом делом (владели)»{108}. Аналогичная мысль звучит и во втором Послании Грозного Курбскому: «Или вы растленны, что не токмо похотесте повинными мне быти и послушными, но и мною владеете, и всю власть с меня сияете, и сами государилися, как хотели, а с меня есте государство сняли: словом яз был государь, а делом ничево не владел»{109}. Так Курбский и его «единомышленники» отторгли под свою власть державу, данную Ивану Богом и полученную им от прародителей{110}.

Главными виновниками покушения на власть были, по словам Грозного, поп Сильвестр и Алексей Адашев, которые «сдружились и начаша советовати отаи нас, мневше нас неразсудных суще; и тако, вместо духовных, мирская нача советовати, и тако помалу всех вас бояр в самовольство нача приводите нашу же власть с вас снимающе, и в супротисловие вас приводяще, и честию вас мало не с нами равняющее, молотчих же детей боярских с вами честью уподобляюще»{111}. Особенно раздражал Ивана поп Сильвестр, забывший о своем священническом сане ради мирской власти: «Или мниши сие светлость благочестива, еже обладатися царьству от попа невежи и от злодейственных изменных человек, и царю повелеваемому быти?»; «или убо сие свет, яко попу и прегордым лукавым рабом владети, царю же токмо председанием и царскою честию почтенну быти, властию же ничим же лучше быти раба?»{112}.

Заслуживает пристального внимания свидетельство Ивана Грозного о политике Сильвестра и Адашева, приводящей в «самовольство» и «супротисловие» бояр царю, производящей «поравнение» в чести бояр с государем, а бояр — с детьми боярскими. Если оно соответствовало действительности, то придется признать, что реформаторы, возглавляемые Сильвестром и Адашевым, склонялись к переустройству русского служилого сословия на манер литовско-польского шляхетства, воспринимавшего своего короля как первого среди равных (и потому — выборного), но отнюдь не как Богом данного государя (и поэтому — наследственного). Речь, в конечном счете, шла об изменении политического строя Руси, причем о таком изменении, какое в исторических условиях той поры, характеризуемых смертельной угрозой извне, было бы, несомненно, гибельным для страны. Но, чтобы добиться успеха, реформаторы должны были заставить самодержца поделиться с ними властью. И, казалось, они здесь преуспели. Во всяком случае, Иван Грозный писал Андрею Курбскому, напоминая ему о Сильвестре, Адашеве и Курлятеве, которые «от прародителей наших данную нам власть от нас отъяша, еже вам бояром нашим по нашему жалованию честию и преседанием почтенным быти; сия убо вся по своей власти, а не в нашей положиша, яко же вам годе, и яко же кто как восхощет; потом же утвердися дружбами, и всю власть во всей своей воли имый, ничто же от нас пытая, аки несть нас, вся строения и утвержения по своей воле и своих советников хотения творяще»{113}.

Само собой разумеется, что без кадровой опоры осуществить все это узурпаторам было бы невозможно. И они, по свидетельству царя, «ни единыя власти оставиша, идеже своя угодники не поставиша, и тако во всем свое хотение улучиша»{114}. Сейчас не время рассуждать о том, насколько справедливы жалобы Ивана Васильевича{115}. Достаточно в данный момент подчеркнуть, что Сильвестр и Адашев вместе со своими «советниками», как утверждал Иван Грозный, не только противились самодержавной власти, но добились еще и фактического ее ограничения. Однако этим не исчерпывались, по Грозному, «злобесные» дела Курбского, его «друзей и назирателей».

Иван говорит, что они, помимо «истиннаго християнского самодержавства», нападали также на православную Веру и апостольскую Церковь. Это и понятно, поскольку Самодержавие и Церковь составляли, согласно воззрениям тех времен, единое целое, что превосходно выражено в грамоте (1393) константинопольского патриарха Антония великому московскому князю Василию Дмитриевичу, где читаем: «Невозможно христианам иметь церковь и не иметь царя. Ибо царство и церковь находятся в тесном союзе и общении между собою, и невозможно отделить их друг от друга»{116}. Поэтому всякое выступление против русского самодержавия означало, в конечном счете, выступление против существующей в России православной церкви, и наоборот. Понятно также, что любое противоцерковное действие являлось по существу антиправославным деянием.

В исторической науке обвинениям религиозного свойства, вмененным Курбскому царем Иваном, не уделялось должного внимания{117}, что приводило историков, сосредоточенных исключительно на политической борьбе вокруг самодержавия, к одностороннему освещению деятельности Избранной Рады. Это тем более досадно, что Грозный ясно и определенно, притом неоднократно, заявляет о попрании Курбским и другими представителями Рады «православнаго истиннаго христианства». Он пишет ответ свой князю Андрею Михайловичу Курбскому — «крестопреступнику честнаго и животворящаго креста Господня, и губителю хрестиянскому, и ко врагом християнским слагателю, отступшему божественнаго иконнаго поклонения и поправшему вся священная повеления, и святые храмы разорившему, осквернившему и поправшему священныя сосуды и образы, яко же Исавр, Гноетезный, Армении…»{118}. В. Б. Кобрин и Я. С. Лурье, комментируя цитированный текст, говорят: ««Врагами христианства» царь называет польско-литовских правителей и военачальников, которых русские источники того времени неоднократно обвиняли в разграблении православных церквей; с этим связано и сравнение их с тремя византийскими императорами-иконоборцами — Львом III Исавром (717–741 гг.), Константином V Копронимом (т. е. «Навозоименным», по-древнерусски «Гноетезным», 741–775 гг.) и Львом V Армянином (813–820 гг.)»{119}. Ради точности надо заметить, что Грозный в данном случае сравнивает с тремя византийскими императорами-иконоборцами не польско-литовских правителей и военачальников, а князя Курбского, отвергшего «иконное поклонение». Следовательно, данное сравнение между Курбским и названными басилевсами проводилось царем Иваном, прежде всего, по линии отказа от почитания икон. Оно должно было подчеркнуть всю серьезность обвинения, высказанного Иваном Грозным в адрес Андрея Курбского, поскольку упомянутые византийские монархи принадлежали к числу наиболее активных иконоборцев. Лев III, например, законодательным путем отменил культ икон, собрав заседание «синклита» («селенций»), на котором «предложил высшей знати подписаться под эдиктом, запрещающим иконопочитание»{120}. Другой иконоборец, Константин V, пытался укрепить иконоборчество «решениями вселенского собора. С 10 февраля по 27 августа 754 г. заседал собор в одном из предместий Константинополя. 338 представителей церкви единогласно приняли положения о том, что иконопочитание возникло вследствие козней сатаны. Писать иконы Христа, Богоматери и святых — значит оскорблять их «презренным эллинским искусством». Запрещалось иметь иконы в храмах и частных домах… Все «древопоклонники и костепоклонники» (т. е. почитавшие мощи святых) предавались анафеме и особо Иоанн Дамаскин и Герман (патриарх Константинопольский. — И.Ф.)»{121}.