Алоиз Качановский - Три трупа и фиолетовый кот, или роскошный денек

• Название: Три трупа и фиолетовый кот, или роскошный денек
• Автор: Алоиз Качановский
• Жанр: Детектив

Я мог предполагать, что ничего не найду в сейфе. Или найду какие-нибудь никому уже не нужные квитанции и бумаги. Или любовные письма отца. Или не знаю, что еще там! Но ни в коем случае я даже предполагать не мог, что в сейфе, не открывавшемся уже самое малое шесть лет, увижу ЕГО...

---

— Это был твой автомобиль, — говорю я. — Когда мы подъезжали вчера вечером с Густавом к твоему дому, твоего автомобиля у подъезда не было.

— Потому что он стоял за углом, я всегда его там оставляю, — говорит Франк.

— Все равно, пусть будет, что он стоял за углом. Во всяком случае дождь еще не начинался, правда?

— Не начинался, и что с того?

— Когда ты последний раз пользовался своим автомобилем вчера перед моим приездом?

— Я приехал со студии около трех часов дня, и тогда дождя не было. А какое это имеет отношение к делу?

— Дождя не было, правда? Вчера весь день дождя не было. Дождь начался только после девяти. В таком случае, почему у тебя щетки были включенными? Может быть, ты помнишь, что когда мы сели ночью в машину, щетки начали ходить сразу, как ты только включил зажигание?

— Помню. Я думал, что это ты включил их.

— Я не включал. Знаю это точно. Они начали ходить сами, в тот момент, когда ты повернул ключ зажигания. Тогда я не обратил на это внимания, но сейчас совершенно ясно, что кто-то пользовался твоим автомобилем между девятью вечера, когда начался дождь, и полночью, когда мы сели в него, чтобы поехать в «Селект».

— Очень эффектно, — говорит Ванда, — таким способом в детективных повестях всегда обнаруживается убийца, правда? Другое дело, что Франку давно бы следовало отучиться оставлять ключ зажигания в автомобиле, я говорила ему об этом уже сто раз.

— Обычно я вынимаю его, но бывает так, что забываю, это правда, — говорит Франк, — ну какая разница, ведь дверцы-то захлопнуты и снаружи их нельзя открыть?

— Если ключи остались внутри, и дверцы открыть нельзя, то как вы сами попадаете в автомобиль? — спрашивает Пумс.

Для нее это вполне разумный вопрос. Может быть, в конце концов я оставлю ее в канцелярии.

— Раньше в таких случах я разбивал стекло, — говорит Франк, — но это было слишком хлопотно, и я установил хитрое приспособление, которое открывает двери снаружи после нажатия маленькой, совсем незаметной кнопочки.

— Это значит, что никто посторонний не откроет ваш автомобиль?

— Не откроет, — говорит Франк, — исключено.

— Но Майка знает об этой кнопочке, правда? — спрашивай я.

— Я не брала автомобиль Франка, — заявляет Майка, — нашла такси, поехала домой, потом на другой машине приехала сюда.

— Только ты могла вчера вечером пользоваться автомобилем Франка, — убеждаю я ее, — о кнопке знает только Франк, я, Ванда и, разумеется, ты. Кто-нибудь еще знает о кнопке? — обращаюсь я к Франку.

— Пожалуй, никто, — отвечает Франк.

— Именно. Я этим автомобилем не пользовался. Франк после девяти сидел дома, Ванда была в отъезде. Остается Майка. Я не знаю, почему ты так отказываешься, Майка. Ведь ты могла взять автомобиль Франка и несмотря на это не совершать убийства. Какое отношение имеет одно к другому? Ты взяла автомобиль, приехала сюда, стала свидетелем таинственной гибели черной, потом поехала этим же автомобилем в «Селект» на встречу со шведами, после чего вернула его к дому Франка и оттуда на такси поехала домой. Ну не так?

— Нет, — говорит Майка, — я приехала сюда на такси, отсюда в «Селект» поехала опять на такси, а из «Селекта» домой меня отвез некий очень симпатичный швед. К сожалению, я не могла понять ни слова из того, что он говорил. Но если ты найдешь переводчика, швед сможет подтвердить это.

— Ты приехала сюда на такси? А не заметила перед домом машину Франка?

— Нет, не заметила.

— А когда ты выходила уже после смерти черной, был какой-нибудь автомобиль перед домом?

— Наверняка не был. Шел дождь, я искала такси и, определенно, заметила бы автомобиль, стоящий рядом с домом. Не было никакого автомобиля.

— Конечно, тип сделал свое и уехал, — говорю я, — уехал как раз в то время, когда ты укладывала труп черной на диван. Одного только я не понимаю: когда я застал тебя утром у себя в квартире, ты преспокойно валялась на этом самом диване и «расслаблялась». Действительно, прекрасное место для расслабления! Как раз там, где за пару часов до этого лежал труп, который вдобавок ко всему ты сама уложила. Должен признать, у тебя крепкие нервы.

— Я хотела прикрыть пятно, — объясняет Майка, — пришла разузнать, как ты вывернулся с трупом, ну и поискать свою помаду. Помаду не нашла, трупа уже не было, но на диване осталось пятно. Когда я услышала, что ты открываешь дверь, я быстро легла на диван, чтобы заслонить пятно, а когда поднималась, накрыла его подушкой.

— Но ведь ты должна была предполагать, что я уже видел это пятно. Да что там пятно, труп!

— Но его мог вынести и кто-нибудь другой. Ты вообще мог не подозревать о трупе.

— Ладно, хватит о том, что ты думала, — говорю я, — проблема не в этом. Собственно проблем целых три. Кто и каким чудом вместо меня разговаривал по моему телефону с черной? Почему он воспользовался автомобилем Франка? Каким образом он застрелил черную, когда она осталась одна в квартире?

— Ну и как погиб Нусьо? — говорит Франк.

— Знаю, как погиб Нусьо, — отвечаю я. — Мы не сможем это проверить, но я знаю это так точно, как будто сам присутствовал при этом. Это очень странная история, но она уже расшифрована. Я раскусил ее во время рассказа Майки.

Все смотрят на меня с любопытством. Я закуриваю сигарету и начинаю исповедь.

— Наверное, вы заметили, что в последнее время я много пил…

— Заметили, — охотно подтверждает Майка,

— Не мешай, — говорю я. — Пил до такой степени, что почти допился до белой горячки с галлюцинациями. Не буду вам описывать это подробно, все равно вы ничего не поймете. Никто не способен понять кошмар этой болезни, пока не заболеет ею сам. Опольский болел белой горячкой. Я, к счастью, не болел.

— Так болел или не болел? — спрашивает Франк.

— Я думал, что у меня уже началась белая горячка. Время от времени я видел мерзкое фиолетовое чудовище, — настоящее исчадие ада. Это производило на меня такое впечатление, что я пил еще больше, и тогда чудовище появлялось снова. Я был близок к самоубийству, это продолжалось два месяца. Сегодня я узнал, что совершенно здоров. Чудовище не было галлюцинацией, оно было обычным котом. И сегодня я самый счастливый человек в мире. Может быть, меня обвинят в двух убийствах, возможно, я закончу жизнь в тюрьме. Но, во всяком случае, мне уже не грозят никакие чудовища — ни фиолетовые, ни какого-нибудь другого цвета. Я как новорожденный, понимаете? Не прикоснусь больше к водке, совершенно не испытываю необходимости пить. Все это питье было страшным идиотизмом.

— Кот? — спрашивает Франк, — ты боялся обычного кота?

— Он не такой уж обычный. Он… ужасно отвратительный. Стал таким после болезни. Это кот Гильдегарды. Она прятала его в своей квартире, но временами он выскальзывал оттуда, пробирался через форточку в мое жилище, прогуливался рядом с домом. Так уж сложилось, что кроме меня никто не встречал его, а я считал его плодом воображения. Последний раз я видел его сегодня ночью перед автомобилем, когда мы остановились с Франком, чтобы купить водку. Кот стоял под струями ливня на тротуаре и смотрел на фары. Я был потрясен и испуга", как всегда, когда он появлялся передо мною. Сегодня утром я забыл, что происходило вчера, но эту сцену припомнил сразу же в момент пробуждения. И снова начал трястись от страха. И теперь вдруг час тому назад я узнаю, что это мое видение из белой горячки оказывается простым живым котом, только облысевшим. Я радостно расцеловал Гильдегарду, не говоря ей ни слова о том, что ее кот сегодня ночью стал причиной гибели человека.

Зажигаю новую сигарету. Ванда смотрит на меня с подозрением. Так, словно предполагает, что если до сих пор у меня не было белой горячки, то сейчас она у меня есть наверняка.

— С этим котом, — это целая история, — говорю я. 4 — Пока я думал, что он призрак, я совершенно не удивился тому, что он появился ночью перед «Селектом»: привидения могут свободно переноситься с места на место, правда? Но как только я узнал, что он простой кот, я сразу понял, что здесь что-то не в порядке. Каким образом кот мог под дождем забрести так далеко?

И как раз туда, где в этот момент находился я? Ответить на это можно было только так: не кот забрел к «Селекту», а мы с Франком приехали сюда. Поэтому я и обвинил Франка, понятно?

— Конечно, понятно, — иронично подтверждает Франк.

— Когда выяснилось, что мы все же были около «Селекта», мне пришлось принять другую гипотезу, касающуюся появления кота в столь отдаленном месте ночью перед автомобилем. Он не сам добрался туда. Кто-то его подвез…

Я останавливаюсь. Отзывается Ванда.

— Я знаю, как это было. Ты поехал отсюда к Франку на автомобиле Густава, правда?

— Да, Густав отвез меня.

— В таком случае кот, должно быть, забрался в автомобиль Густава, когда вы уезжали отсюда. Около дома Франка он выскочил и спрятался в подъезде, а когда ночью вы усаживались в автомобиль Франка, он прокрался туда за вами, поехал в автомобиле и вышел из него во время вашей остановки перед «Селектом». Тогда ты его и увидел.