Виктор Пелевин - Ананасная вода для прекрасной дамы

• Название: Ананасная вода для прекрасной дамы
• Автор: Виктор Пелевин
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-46291-9

Виктор Пелевин - это качественный премиум-бренд на книжном рынке, который за годы существования зарекомендовал себя безупречно. Книги Пелевина взахлеб читают и студенты, и олигархи, и политики, и домохозяйки. Их цитируют на модных тусовках и в рейтинговых СМИ, их обязательно читает Президент РФ!

Открывая новую книгу Пелевина, Вы гарантированно получаете высококлассную литературу и остроактуальную философию от одного из самых оригинально и смело мыслящих людей современности.

Перед празднованием Нового года в период естественного повышения спроса и поиска достойных подарков, новая книга Виктора Пелевина «Ананасная вода для прекрасной дамы» обещает стать одним из самых ярких и успешных событий на книжном рынке!

---

— Об этом, Джорджайя, — сказал я тихо, — тебе поведают мои ангелы.

11

Шмыга долго выкладывал на зеленом сукне треугольник из бильярдных шаров. Потом прицелился и ударил. Треугольник разлетелся с сухим треском — словно пирамида из высохших черепов. Разбив столько судеб сразу, Шмыга, похоже, удовлетворил служебный инстинкт и положил кий на бильярд.

— Может быть, товарищ генерал, известить высшее руководство? — спросил Добросвет.

— На этой стадии? — поднял глаза Шмыга. — Зачем?

— Сообщить, что князь мира сего — он на самом деле того… С двойным дном.

Шмыга покачал головой, и на его губах появилась снисходительная улыбка — так улыбается взрослый, когда ребенок просит о чем-то трогательном и несуразном.

— Ты, Добросвет, может, и сечешь в своих порошках, — сказал он, — но логику высшего руководства не понимаешь ни хера. Вот подумай. Ты первое лицо. И у тебя два советника. Один — это несокрушимый и легендарный князь мира сего, благодаря заветам которого все твои предшественники по многу лет оставались у власти. А второй — это какой-то убогий генералишка, который тебе говорит, чтобы ты не слушал князя мира сего, потому что он, типа, двойной князь. А тебе не похуй ли, какой он — двойной, тройной или четверной, если ты точно знаешь, что именно на нем все держится с самого Иосифа Виссарионовича? И чего ты вообще ждешь от князя мира сего? Что он будет носить значок „Отличник боевой и политической подготовки“? Так мы сами таких давно не носим.

— Но если его синтезируют американские спецслужбы, значит…

— Значит, — перебил Шмыга, — князь мира просто выбрал такую легенду. Такой, э-э-э… способ манифестации. А мог явить себя черным козлом. Или вообще лужей свиной мочи, и пришлось бы с ней работать. Ведь это черт, понимаешь? У него все проявления должны быть зловещими, лукавыми и полными лжи. Поэтому пиндосы тут совершенно не помеха, а даже наоборот. Неужели не понятно? Черта сажей не измажешь. Компромата на Сатану не бывает. Потому он и Сатана.

Мне стала ясна иезуитская логика Шмыги — и, надо сказать, я был впечатлен подобной глубиной инфернального прозрения. На Добросвета эти слова тоже подействовали, но он не сдавался.

— А если мы никак не будем от себя комментировать, — начал он, — а просто сообщим, что нам стало изве…

— То результат будет один, — перебил Шмыга. — Руководство решит, что произошла утечка стратегической информации. Операцию остановят, а нас…

Шмыга не договорил, но мы поняли.

— Так что же делать? — спросил Добросвет.

— Будем выяснять, как они гонят волну на Кремль, — сказал Шмыга. — Я имею в виду — в техническом плане. И перехватывать канал связи. Отключим их приемник, поставим свой.

— Зачем?

— А затем, что после перехвата я смогу лично выйти на контакт с первым лицом и сказать — так и так, хотите верьте, хотите нет, но чертом теперь командуем мы. Он мне скажет — каким нахуй чертом? А я скажу — а тем, что раньше с вами разговаривал. И материалы на стол… Вот тогда он поверит. И то, кстати, не факт. Поверит, только если сам черт все подтвердит.

— А как мы перехватим канал?

— Работать будем по трем направлениям, — ответил Шмыга, уставившись вдаль. — Нет, по четырем. Во-первых, будем прочесывать эфир. Как-то эти сволочи ведь передают. Может, прямо из посольства. А может, ретранслятор ездит, как у нас. Но здесь надежды мало, сигнал кодировать они умеют. Во-вторых, проверим все места в Кремле, где в пятидесятые и шестидесятые был ремонт. В саму Гранитную комнату нас, понятно, никто не пустит — да нам и ни к чему. Приемник не в ней, а где-то рядом. Надо выяснить где. И как они с него на мембрану сигнал подают — небось еще по тому проводу, который от Лаврентия Павловича остался. В-третьих, через ангелов постараемся получить от Буша хоть какую-нибудь запись этого Гагтунгра. Чтобы понятно было, какой у черта голос и что он обычно говорит. А в-четвертых…

Он перевел глаза на меня.

— В четвертых, — сказал он, — срочно будем готовить собственного Люцифера. Чтобы было с чем выйти в эфир в случае чрезвычайной государственной необходимости.

— То есть вы хотите…

— Не хочу, — сказал Шмыга. — Ой как не хочу. Но придется.

— И опять я? — спросил я.

— А кто ж еще, — отозвался Шмыга. — Ты у нас на этой поляне лучший агент. Не бойся, прямой эфир не нужен. Тут вообще одноразовый случай. От тебя понадобится… Хм… Как бы сказать… Такая пламенная речь с меморандумом о намерениях. Типа как от главного Вельзевула, который командует всеми этими гагтунграми. Самого старшего по званию.

— А зачем?

— Чтобы по твоей команде передать эстафету другому черту. Нашему. Дадим тебя в записи. Может, и голос обработаем — низких частот прибавим или там пустим на медленной скорости. Главное, звучать должно так, чтобы руководство поверило. А оно, Семен, много всяких голосов слышит. Твоя задача — обеспечить эмоциональную убедительность. Сделай, короче, зов со дна ада. А остальное мы уж как-нибудь сами.

— Но ведь я…

— Не дергайся, — сказал Шмыга. — Дадим тебе не лимон грин, а целых два.

— Но я же с Бушем занят.

— А Буш все, — махнул рукой Шмыга. — У него срок кончается, и вообще он уже отработанный пар. Разведем напоследок на запись Гагтунгра, и хорошо. Но для этого есть ангелы. А у вас, ребята, теперь новый фронт работ.

Он повернулся к Добросвету.

— Задача ясна?

Тот кивнул.

— Готовь Семена прямо с завтрашнего дня. Нет, прямо с сегодняшнего.

— Но как же Буш? — повторил я растерянно. — Что я его, просто брошу?

Шмыга недобро засмеялся.

— А почему нет, — сказал он. — У вас последний разговор вполне подходящий был. Пусть думает, что это ему за папу и Беловежскую пущу, гы-гы-гы… Вечная богооставленность. Ладно, пацаны, времени у вас мало, максимум десять дней. Потом предъявите своего черта, и постарайтесь, чтобы мне стало страшно. А иначе страшно станет вам…

— А почему вы думаете, что нам десяти дней хватит? — спросил Добросвет.

— Потому, — ответил Шмыга. — Это ведь не духовное восхождение. Может, подниматься к Богу и долго. А падение — это всегда быстро. Один ослепительный миг. Так что времени я дал с запасом.

Второй раз за сегодня Шмыга удивил.

Когда он вышел из комнаты, я ощутил волну жалости к Бушу. Тот настроил против себя весь мир, но все-таки имел в жизни одно утешение, одну усладу и радость. Ради нее он готов был терпеть любые унижения и удары судьбы. И вот ее отнимал этот равнодушный упырь — и я ничем не мог помочь человеку, которого успел узнать и полюбить.

Мне захотелось плакать. И еще мне стало капельку стыдно, потому что моя собственная роль в этой истории тоже, наверно, выглядела со стороны не слишком хорошо.

Только потом я подумал о новом задании. Но когда до меня окончательно дошло, чего хочет Шмыга, я понял, что жалеть надо не Буша, а себя.

Добросвет тоже выглядел очень мрачным — таким я его никогда раньше не видел.

Встав с места, он подошел к бару и взял с полки огромный граненый стакан. Бросив в него льда из барного холодильника, он плеснул туда кваса, как следует перемешал его со льдом и вылил большую часть жидкости в раковину. Затем он добавил в стакан с квасным льдом джина. Получился его любимый квастини, но я первый раз видел, чтобы он наливал себе столько джина.

— Что, — поглядел он на меня, — волнуешься?

— Волнуюсь, — сказал я честно.

— И я тоже. Ты понимаешь, во что мы влипли?

— Не очень, — так же честно ответил я.

— Ту часть операции, которую Шмыга сейчас начинает, никто не санкционировал. Это примерно… Ну как негласное подключение к правительственной связи. Только не к простой вертушке, а к самой главной, про которую мы даже знать не должны. И если Шмыгу кто-то схватит за руку…

— Да кто же его схватит? Он сам кого хочешь…

— Это да, — согласился Добросвет, подумал немного и помрачнел еще больше. — Тут ведь еще одна возможность есть. Такая, что мне про нее даже думать не хочется. А если Шмыга…

Он словно спохватился — и замолчал.

— Что — если Шмыга? — переспросил я тихо.

— Ничего, — сказал он. — У меня уже паранойя начинается. Забудь этот разговор, Семен. Мы с тобой кто? Солдаты невидимого фронта. Вот и давай думать о своей невидимой работе.

Он внимательно посмотрел на меня — как конструктор, прикидывающий, выдержит ли стоящий перед ним пилот уготованные ему перегрузки.

— Фармакологический аспект мне примерно ясен, — сказал он. — Поэтому давай думать о расписании. Шмыга правильно говорит, что грехопадение — акт одноразовый. Чувствуется, знаком с вопросом не понаслышке. Сделаем так. Первые девять дней будем накачивать тебя образми ада, чтобы сформировать внутреннее инферно. Чтобы было, куда падать. Думаю, эту часть пройдем на быстрой скорости под кетчупом. Потом на день вернем фармакологию к исходной схеме и введем тебя в единение с Абсолютом по обычному типу. А как ты с ним сольешься, дадим тебе кетчупа с усложнителями и организуем падение в заранее подготовленное пространство. Вот тогда будет достигнуто самое дно ада, как хочет руководство. Потому что с такой-то высоты, да с такой-то скоростью… Но прыжок, Семен, будет рискованным. И в самом удачном случае пару дней после него тебе будет нехорошо.