Юлия Галанина - Кодекс Ведьмы

• Название: Кодекс Ведьмы
• Автор: Юлия Галанина
• Жанр: Фэнтези

Это история о том, как в Зимний Город, где на Горе жила ведьма с семьей, пришел чужой человек в черных одеждах и сказал, что принес новые знания и умения. Это история о том, как ведьма спустилась с Горы за новыми знаниями. Эта история о том, что принес в мир ведьмы чужестранец. Эта история о боли и радости, о счастье и страдании, о смехе и печали. Эта история о том, что смерти нет.

---

Может быть, для жителей влажных и теплых рисовых долин на юге, в чьих храмах он получил эти знания, вставать и ложиться рано было легко и приятно. Ведь если встаешь на заре, не так жарко. И омыться после душной ночи тоже необходимо, чистому телу легче будет потеть во время изнуряющей дневной духоты.

Но у нас, в Зимнем Городе, зимою солнце встает поздно. И слегка прогревает воздух лишь к полудню. Подниматься рано в такую холодную пору тяжело и неприятно. Тело не хочет мерзнуть и покидать теплую постель, зная, что за черными стенами шатра свистит стылый утренний ветер, оно куда охотней просыпается, когда почти полуденное солнце проникает в дымовое отверстие и гладит спящее лицо теплыми руками. Тогда под меховым одеялом мурлычешь довольной кошкой, потом, потягиваясь и никуда не спеша, выбираешься из постели и зимний день, начатый в светлое время, проходит по иному, ранняя вечерняя темнота не так давит, и не так гнетет.

И мыться непременно утром и ни как иначе — тоже не хочется. Хочется мыться, когда грязный. Чтобы стать чистым.

С едой, опять же, у нас получалось все не так, как у людей влажных и теплых долин.

Мы едим мясо. И рыбу. И птицу. И вообще все, от чего можно откусить, прожевать, проглотить и не отравиться. У нас другая еда, не такая как у южных жителей.

В нашем холодной мире одна растительная пища дает слишком мало сил. Летом растительности на нашем столе становится больше, зимою меньше. Но мясо, птица и рыба с него не сходят круглый год. Даже если с точки зрения жрецов далеких храмов это и ужасно. Это наша еда, так уж сложилось.

* * *

Я не могла понять, хочу я, чтобы наставник в черных одеждах учил моих детей или нет.

Движения его притягивали, руки манили, а вот слова отталкивали.

Иногда он показывал боевые приемы своего искусства, не забывая каждый раз подчеркнуть, что когда он привлекает свою волшебную силу, прием получается в разы мощнее, нежели чем когда он просто выполняет его, как делали бы послушники других школ. Наставник небрежно замечал иногда, что "вот так — можно воздействовать на людей незаметно, например, в толпе".

Он показывал эти приемы на крепких молодых мужчинах, пришедших к нему на занятия. Им было больно. Наставник был сильнее. Хотя внешне не казался таким сильным.

И никогда не забыл проверить, смотрим ли мы, девушки, на него.

Мы смотрели и восхищались. Как и полагается.

Но мастер боевого единоборства, к которому я хожу вместе с мальчишками, обращался с тем, на ком он проводит удар, захват или бросок, значительно бережнее. Хотя тоже многое мог.

Но у каждого учителя — свои способы учить. Тут уж один мастер другому не указ, каждый сам знает, как надо.

Глава шестая СЕРП РАЗВОРАЧИВАЕТ ТЕЛО

Настал зимний день, когда вместо порханий руками наставник усадил нас на коврики и начал говорить, стараясь и волнуясь.

Он сказал, что все, чему учили нас раньше — неправильно и вредно.

Что детей наших калечат при обучении. Что им преподают лишнее и ненужное, ибо кому в жизни понадобится наука начертания фигур и углов, или уроки чтения скучных книг о странных человеках?

Что настоящее, Сокровенное Знание (он говорил это именно с большой буквы, с придыханием и значением), сокрыто в горах у особых людей. Которых нещадно преследуют власти, потому что эти люди, эти Духовные Учителя, несут всем счастье. Они передают свои знания Посвященным, потому что не всякий человек способен овладеть Сокровенным Знанием, а только тот, кто имеет Расширенное Сознание.

А он, наставник, имеет это Расширенное Сознание, и помог многим, очень многим людям.

Потому что только человек с Расширенным Сознанием правильно понимает, что такое Добро и Зло. И он откроет это нам, но только тогда, когда мы будем готовы. Преждевременно — рано. Ибо вот.

А еще он сказал, что на нашем потолке сидят демоны, которые питаются радостью людской. А по ночам эти демоны, а может и не эти, другие, прыгают у человека на груди и мешают ему дышать.

Он говорил это, мучаясь, постоянно проминая себе ямку между большим и указательным пальцем, словно там была спрятана подсказка, которую он так старательно и неуклюже вспоминал.

Живой страстью его слова горели только тогда, когда он вспоминал уроки и учителей. Тогда он говорил с чистой, искренней ненавистью. Такая же ненависть звучала и по отношению к обычным знаниям. Видимо, несладко на уроках ему было.

Он призывал нас опустошить сосуды наших душ, вылив оттуда всю гадость, которая там плещется, потому что он заполнит эти сосуды чистой благоуханной амритой. И наша дорога к счастью станет короче.

И если у нас есть вопросы, он в следующий раз на них ответит. С радостью. Потому что самое главное — это доверие и взаимопонимание. Доверие с большой буквы. И Взаимопонимание. Тоже с большой.

Он говорил долго и нудно.

Было холодно, зимний ветер трогал нас ледяными пальцами. Во время разминки мы разогрелись и вспотели, теперь же тепло стремительно покидало наши неподвижные тела.

Из уважения к наставнику мы его не перебивали, хотя, сидя на ковриках, замерзли жутко. Он не обращал внимания на наши страдания, вызванные им же самим, живописал и живописал радости обладателей Расширенного Сознания и горести тех, кто живет в обычном мире. Он распинался о том, что мы все здесь одна семья, а кругом холодный, враждебный мир. И был в чем-то прав: кругом было очень холодно!

Слушать его было, почему-то, гадко и невыносимо, чем дальше, тем больше.

Его слова кололи меня, хотя я не могла понять, в чем дело.

В них было что-то глубоко неправильное.

* * *

Когда мы пришли домой, мне стало плохо.

Простуда когтями вцепилась в тело.

И болела душа.

Всю ночь я сморкалась кровавыми соплями и мысленно спорила, спорила с наставником. Потом не выдержала, встала, запалила светильник и на листочке бумаги начала излагать свое вИдение мира.

Наставник хотел вопросы?

Я их задам.

Но сначала расскажу ему, как и что я вижу вокруг. Чтобы он понял.

Я написала:

"Всякий, кто спрашивает, есть ли вопросы, должен быть готов их получить.

Смысл жизни — в самой жизни.

ЖИЗНЬ — БОЛЬШЕ! Она больше любви, больше ненависти, больше радости и печали, больше дружбы и вражды — она легко вмещает в себя все это. Жизнь больше любого учения. Она разная.

Жизнь — милосердна.

Она милосердна тем, что позволяет каждому живущему верить в то, что ему нравится и в конце концов оправдывает его веру.

А на самом деле человек устроен просто, к радости он тянется, боли избегает. И страдание совсем не непременный залог его существования, страдание это всего лишь разновидность наслаждения, потому что когда человеку совсем плохо, когда жизнь его в смертельной опасности, ему некогда страдать, он изо всех сил карабкается к солнышку, к теплу, в безопасное место. И счастье свое человек кует сам. Только от него зависит, быть ему счастливым или нет.

И смерти страшиться не надо, смерть это всего лишь завершение одного и начало другого.

А самое захватывающее, самое интересное, что есть на земле — это знания. Но знания и вера живут в разных домах: вера, в отличие от знаний, не нуждается в доказательствах, на то она и вера. А знания — доказываются!

И вот какие вопросы у меня возникли:

А какой наставник на самом деле?

Руки его манят, движения завораживают, а слова отталкивают.

Слова подсказывают: беги прочь из этого места. Потому что слова — хитрые бестии — заставят произнесшего "А", произнести и "Б". И слова меня никогда не подводили!

А руки говорят: "Да подожди немного…"

И чему мне верить?

С уважением".

Слова были написаны.

Следующее занятие было последним перед праздниками зимы. Сестра не смогла на него пойти.

* * *

Я вошла в зал. Никого еще не было.

Наставник внимательно посмотрел на меня и участливо сказал:

— Вы плохо выглядите. Может быть, в семье что-то?

Сложно было выглядеть хорошо после того, как он заморозил нас на ковриках в прошлый раз.

Но, похоже, мои беды его по-настоящему интересовали.

Я обрадовалась возможности рассказать ему, что я думаю о прошлой беседе. И начала сбивчиво объяснять, что когда он говорил о знании, на самом деле он говорил о вере, потому что знания всегда доказываются. А вера доказательств не требует.

Наставник слегка нахмурился и сказал в ответ, что его учение создано, чтобы нести счастье простым, обычным людям. Я спросила, где лежит та линейка, которая измеряет человека, отделяя обычного от необычного.

Видимо, не таких вопросов ждал наставник.

И чувства все-таки кипели под маской бесстрастия.

Увидев, как он пришел в ярость, я удивилась. И растерялась.

И обозлилась в ответ, когда он воззвал к мнению каких-то Духовных Учителей, быть похожими на которых мечтает каждое живое существо и которые лучше всех знают, как устроен мир. Я не мечтала, и искренне уважая этих совершенно мне незнакомых людей, не понимала, почему их мнение должно влиять на мое отношение к вере и знаниям. Почему я должна вычеркнуть все то, чему меня учили в детстве и юности. Без объяснения, только потому, что так считают Духовные Учителя, которым верит наставник в черных одеждах.