Ярослава Кузнецова - День цветения

• Название: День цветения
• Автор: Ярослава Кузнецова
• Жанр: Фэнтези

---

Тенгонники, большой и малый.

Подстилка.

Кастеты. Пожалуй, могут пригодиться? Вытащил. Убрал в пояс.

А здесь — драконьи и кошачьи "когти". Их пока доставать не будем.

И — плоский ящик, обтянутый мягкой замшей. Набор. Он тоже не нужен. И к лучшему, если честно.

"Синяя сумка".

Лук. Колчан.

"Палочки".

Арканы.

Тряпье. "Масочная" одежда.

Перебирать ее смысла нет.

Следы? Точно, они тут. "Волк", "медведь", "кабан", "лось". И манки здесь же. И "рычалки", "свистелки"… Вся эта ерунда. На всякий случай.

Аптечка. Надо как-нибудь все-таки вытащить ее и просмотреть. Хотя — и так помню. И вообще, может, мне не понадобится ничего из пилюльной коллекции.

Хм, а что делают в "синей сумке" лиаратские плети и "большой еж"? Сам же для равновесия переложил. И подъемник. И походную печку.

Затянул крепления.

Вот, родные. Видите, что я насобирал? Ваш Малыш почти не изменился. Коллекционер, э?

Подождите еще немного. Совсем немного осталось. Скоро вас отпустят. Четверть века не прошли даром. Все будет хорошо.

Хорошо, да. Все будет хорошо.

Стуро Иргиаро по прозвищу Мотылек

Анкрат, приятель. Терпи.

Я терплю, Альса. Просто мне скучно. Немного страшновато в лесу. Не привык я еще. Здесь не так, как в Кадакаре. Совсем не так. Все плоское, со всех сторон открытое. Жилья очень много, хоть ты и говоришь, что здесь глушь. Какая же это глушь — там деревня, тут тоже деревня, налево — большая дорога в город, направо — соседские владения, чужая территория… Отовсюду тебя видно. По осени и лес сделался пустой, прозрачный. Только ночью чувствуешь себя в безопасности.

Прячься, Стуро, прячься. Я прячусь. Прячусь. Никто обо мне не знает. Только ты, Редда и Ун. Еще Большой Человек. И Маукабра.

Маукабра! Ей чихать на нас с тобой. Не мы ей нужны. Оказалось — так. Пришел сегодня какой-то. Странный. Больной, угнетенный. Пустой внутри, смерзшийся. А она к нему — со всех ног. Так радовалась, так… Не думал я, что Маукабра на такое способна. Мою верхотуру словно вихрем захлестнуло. Горячим ураганом, с пылью, с песком, не продохнуть. Я спустился полюбопытствовать. Там есть такой большой зал на первом этаже, а на уровне второго его раньше окружала галерея. Теперь галерея обрушилась, а то, что еще оставалось, обрушил Большой Человек, чтобы никто не смог добраться до моих коз. Вот оттуда, сверху, я и выглянул. И увидел. Маукабру и того, другого. И услышал.

Знаешь, Альса, как бывает, когда расколешь чашку, а после сложишь половинки, и будто бы чашка опять целая? Вот и они с Маукаброй. Сложились, как два осколка. И вроде бы стали целым. И легче им стало, и пустота исчезла. И не пустота это была, а пазы, чтобы осколки точно совместились. Я ушел поскорее, потому что не место мне там было. И завидно, почему-то. И стыдно, что подглядел. Потом, ближе к вечеру, я вернулся. Того, странного, там уже не было, а Маукабра лежала внизу, в зале. Потом она тоже ушла.

Что? Огонек? Зеленый? Конец анкрату.

Я спрыгнул с ветки. Понеслась навстречу черная вода. Ветер подставил ладонь, легко перекинул меня на противоположный берег. Надвинулась громада башни. Я поднимался по спирали. Влажная каменная кладка, провалы бойниц, торцом к башне — край стены, прикрытый поверху серебристым тесом, снова камни, темные щели окон, грузный венец зубцов.

Она уже ждала меня, стоя над открытым люком. Крутила головой, прислушивалась. Она плохо видит в темноте, люди вообще плохо видят, даже днем, а ночью и подавно. Я помедлил малость, самую чуточку, ловя ее жадное ожидание, ее нетерпение, немного тревоги. Опустился прямо перед ней, чтобы она увидела, чтобы не напугалась.

— Стуро, Стуро!

Конечно, я скучал, Альса, конечно мне было и грустно, и тяжко одному, конечно, я думал о тебе, только о тебе, о ком же мне еще думать? И я знаю, что тебе необходимо, чтобы я все время повторял эти слова, и я повторяю, хоть до сих пор мне это странно и чуть-чуть неудобно. И ты мне отвечаешь теми же смешными нелепыми словами, а я их и не слушаю почти, я слушаю.

— Ты почему такой мокрый? Под дождь попал?

— А? Нет, это роса.

Я спрыгнул в люк, протянул ей руки, помог слезть. Она пошла вперед со своим светильничком.

— Редда. Ун. Здравствуйте, звери. Мои дорогие, мои хорошие. Мои ласковые. Редда, я в порядке. Целый, здоровый, без увечий.

Редда каждый раз недоверчиво меня обследует. Этим они с Альсой весьма схожи — обеим требуется, чтобы Стуро Иргиаро полностью соответствовал их представлениям о здоровом аблисе. И обе боятся, что я в свое отсутствие лишусь головы, или чего-нибудь еще, не менее ценного.

— Хорошо, что ты сразу прилетел. Вода еще не остыла. Раздевайся. Будем мыться.

У камина стояла большущая лохань, от нее поднимался пар. Камин аж гудел от жара. Резаный тростник был предусмотрительно отметен в сторону. Я стянул капюшон.

— Как прошел праздник?

— Еще не прошел. Только начался. Завтра будет турнир. А послезавтра — охота. Что ты возишься? Вода остынет.

— Погоди, не дергай, здесь немножко разорвалось.

— Это ты называешь немножко? Это тряпье надо выкинуть!

— Да ты что, отличная рубаха. Почти новая. В чем я буду ходить?

— Сам виноват. Надо было принести ту, желтую, чтобы я постирать успела. Не знаю, о чем ты думаешь!

— О тебе. Не о рубашках же.

Засмеялась.

— Льстец. Когда научился?

Вот ведь слова! Небрежная фраза, смех. Ничего особенного. Но я слышу. Мгновенная вспышка. Нежность и благодарность. Такая жаркая, не утерпеть. Я и не пытаюсь сдержаться.

— Все, все, отпусти. Вонючка крылатая. Весь козами пропах. Полезай в ванну!

— И ты со мной.

— А кто будет поливать твою глупую голову? Слушай, может ты все-таки снимешь сапоги? Ну и тряпье, дьявол. Если сейчас постирать, успеет ли высохнуть до утра? Не успеет, без тебя знаю. Это что, смола? Ну где ты смолы-то на штаны нацеплял?

Я попробовал воду пальцем. Альса зря беспокоилась, этому кипятку еще стыть и стыть.

— Растопырился! Постой, я крылища твои придержу. Теперь садись осторожненько… ну, в чем дело?

— Горячо!

— Стуро, ты маленький, что ли? Потерпи. Это тебе с холода кажется, не горячо же совсем. Вот, видишь, я руку засовываю?

— Так то — руку!

Я все-таки сел в кипяток, задохнулся, стиснул зубы. Крылья в лохань не умещались, их всегда отмывают, как выражается Альса, индивидуально. На голову мне полилась вода. Альсины пальцы принялись теребить шевелюру.

— Ох, доберусь я до твоей гривы! Это надо же, сколько волос! Не промоешь!

— Я сам…

— Позволь за тобой поухаживать, м-м? Мне это приятно.

А мне разве нет? Но это расслабляет, Альса, расслабляет так, что… Перед рассветом, когда ты сладко спишь, я считаю про себя: раз, два, три, встали. Встали. Встали! И не могу подняться. Но хуже, если ты не спишь, и тогда мы вместе считаем: ну, еще минуточку, и еще одну, и еще… Боюсь, настанет момент, когда я пропущу рассвет и что мне тогда делать? Прятаться под кроватью?

— Как там поживает Маукабра? Пытался ее предупредить? Ручаюсь, она и слушать тебя не стала.

— У Маукабры гости. Нашелся тот, кого она и слушает, и все, что угодно.

— Как это — нашелся?

— Пришел в развалины. Какой-то. Я его почти не видел. Только слышал.

— В развалины? Человек?

— Человек.

— И чего?

— Ничего. Посидел там с Маукаброй и ушел. Она осталась. Потом тоже ушла.

Альса задумалась. Даже намыливать меня перестала. Я промыл глаза и отобрал у нее мыло.

— Он пришел. Больной, весь какой-то высохший. Весь… словно ветка сломанная. Следом Маукабра пришла. Она знала, что он там, и пришла к нему. Она… не знаю, будто бы утешала его, поддерживала. Будто бы говорила: я с тобой. И ему легче стало. А после он ушел. И она ушла.

— А ты?

— А я дождался темноты и полетел к сосне. А потом сюда.

— Забавно, — Альса присела на край лохани, — Какой-то бродяга заявляется в развалины. Тут приходит Маукабра и падает ему на грудь. И они сливаются в экстазе.

— Да, — подтвердил я, — они и впрямь как-то… ну, словно бы слились. Словно они должны быть вместе, а разделились вынужденно.

— Так они что, любовью там занимались?

— Нет, — испугался я, — нет, Альса. Ничего похожего.

Она вдруг расхохоталась.

— Видела бы это Иверена, сестра моя! Она думает, что самая у нас продвинутая! Любовь с драконом! Ха-ха-ха! Экзотика!

— Плесни мне на голову, — попросил я.

Забыла ты, Альса. Как мы с тобой выглядели бы в глазах твоей сестры. Ты да я. Вот где экзотика!

Летери

Вчера вечером господин Эрвел мне сказал: "Покажи гироту что-нибудь гиротское, парень". В смысле, чтобы я этого Адвана Каоренца к башне Ладараве отвел и все, что знаю про нее, поведал. Вроде как тот интересуется всякими рисованиями. Что до башни, так об ей у госпожи моей Альсарены надо бы испросить. А что до гирота, так то господин Эрвел, небось, решил, раз я сам наполовину гирот, то я и про башню всех лучшее расскажу. Я что? Мне приказали, я делаю.