Михаил Рапов - Зори над Русью

• Название: Зори над Русью
• Автор: Михаил Рапов
• Жанр: Исторические приключения

«Зори над Русью» — широкое историческое полотно, охватывающее период с 1359 по 1380 год, когда под гнетом татаро–монгольского ига русский народ начинает сплачиваться и собираться с силами и наносит сокрушительный удар Золотой Орде в битве на поле Куликовом. Хотя в романе речь идет о далеких от наших дней временах, но глубокая патриотичность повествования не может не взволновать современного читателя.

Книга снабжена примечаниями, в которых даются пояснения исторических событий, разъясняются древние слова.

---

— Ну, что от вас сверху видно?

— Видно мало, но понять можно. Раздумал Ольгерд Гедеминович стены и врата крушить, как в прошлый раз. Литовцы ныне через стены полезут, лестницы они делают.

— Лестницы? — Боброк подошел к зубцам. Долго вглядывался. Потом сказал: — Твоя правда, Семен Михайлович. Значит, будем ждать приступа на стены. Ты помни, башня — башней, а за оба прясла стен, что справа, что слева от башни, ты тож в ответе.

— Это само собой, — кивнул Семен и только было раскрыл рот, хотел о чем–то спросить воеводу, как на верху башни появилась Настя. Под высоким шатром гулко раздался ее крик:

— Семка, совесть у тебя есть аль нет?! Как был ушкуйник, так им и остался!

Одним духом выпалила и только тут, заметив Боброка и Вельяминова, махнула им торопливый поклон:

— Простите, бояре, а только стерпеть такого я не могла!

— Оно и видно, Анастасия Андреевна, что тебе невтерпеж, — засмеялся Боброк. — Боровицкую башню ты раньше Ольгерда приступом взяла.

Воины Семеновой сотни, столпившись вокруг, ухмылялись. Настя сверкнула на них глазами и Боброку:

— Тебе, воевода, шутки, а он, медвежья душа, мальчонку на башню забрал. Ванька, — вдруг снова закричала она, — чтоб духу твоего здесь не было.

— Настя, постыдись, — вполголоса уговаривал Семен жену. — Жизнь прожили — худого слова в доме не слышно было, а тут на людях ты свару затеяла.

Настя горько заплакала:

— Мальчонке осьмой годок только еще пошел, а он его под стрелы… Хоть вы, воеводы, образумьте Семена.

Тимофей Вельяминов вдруг сказал::

— А ведь Настенька права! Мальчонка мал, долго ли до греха. — И, нахмурясь, будто и вправду сердит, прикрикнул на Ванюшку: — А ну! Брысь отсюда!..

…В трапезной Чудова монастыря было полно беженцев. Здесь, в уголке, на узлах с вещичками сидела Аленка. Увидав входящих Настю и Ванюшку, девочка вся просветлела:

— Наконец–то!

Ваня сел рядом с Аленкой, хмурый, молчаливый. Настя сказала твердо:

— Сиди на месте! А ты, Аленка, пригляни за ним. — И ушла узнавать, где прикажут кормиться: при монастыре или на княжом подворье. Аленка долго молчала, исподлобья поглядывала на Ваню, потом тихонько толкнула его. Ваня оглянулся, сказал грубо:

— Беда с вами, с бабами. Осрамила меня матушка перед воеводами и воинами. И все вы такие. Летящей стрелы не видали, а крику — беда!

— Я их видела, Ванюшка, — кротко возразила Аленка, потом, помолчав, добавила: — Да и тете Насте их свист больше, чем тебе, знаком.

Ваня молчал, сидел, отвернувшись, но Аленка видела, как у него уши зарделись, и сразу все поняла: «Стыдно Ваньке стало! Тетя Настя мурзы не боялась, а он такие слова». Но тут она неожиданно для себя сказала:

— Моя бы воля, Ванюша, я бы тебя на стены сама послала.

Ваня так и подскочил:

— Послала бы?

Аленка кивнула, улыбнулась лукаво и шепнула:

— И сама пошла бы.

19. ПРИСТУП

Над Кремлем летел грозный звон осадного колокола. Не в пример первым дням обложения, когда Ольгерд только пытался нащупать слабое место в кремлевской обороне, сегодня враги пошли на приступ сразу со всех сторон. Крик и лязг битвы кольцом охватили Кремль. Все, кто мог держать в руках меч, бились сейчас на стенах, но пусто оттого в Кремле не стало, ибо женщин и ребят, севших в осаду, было, пожалуй, больше, чем воинов.

На Кремль отовсюду летели стрелы, и потому хочешь не хочешь, а приходилось хорониться. Народ прятался по избам, подклетям, церквам. В Чудовской трапезной палате тоже набилось полно людей. Там же была и Настя с Ваней и Аленкой. Сидела она прямо на полу и неотступно смотрела на вход, словно ждала чего–то.

И дождалась. Дверь распахнулась. На пороге показались два ратника.

— Помогите, бабоньки, не удержу я! — с натугой прохрипел один из них, поддерживая валящегося товарища. Женщины подхватили раненого. Кто–то сказал:

— Водицы ему дайте.

Подняли окровавленную голову, пытались влить через стиснутые зубы хоть каплю воды, но раненый вновь и вновь ронял голову на грудь, а тем временем его товарищ, прислонясь спиной к косяку двери, стоял неподвижно с закрытыми глазами. Настя в каком–то оцепенении смотрела на него, видела, как тяжело он дышит, как постепенно становится мертвенно–желтым его лоб. Надо бы подойти, помочь, но своя тревога будто камнем придавила ее. И не она подошла к раненому. Опираясь на клюку, медленно вошла в палату старуха, оглянулась на воина, спросила:

— Откуда ты, болезный?

— С Троицкой башни, — прохрипел он.

Старуха окинула взором палату, увидела женщин, склонившихся над раненым, зашамкала:

— Бабы, али вы ослепли? Али не видите — худо человеку.

И словно в подтверждение этих слов раненый, скользнув вдоль косяка, грохнулся на пол прямо под ноги двум входившим в палату воинам, которые несли третьего. У этого два лоскута рассеченной кольчуги свисали с плеча, по ним на пол стекали две струйки крови.

Ваня уже давно наблюдал за матерью. «Вот не знал, — думал он, — что матушка так крови боится. Вон как она побледнела…»

Но долго раздумывать над этим не пришлось. С улицы кто–то крикнул:

— Дмитрий Иванович сам–друг с воеводой Боброком к Боровицкой башне поскакали!

Настя от этого крика и совсем побелела, а тут рыдающий женский вопль прорезал шум битвы:

— Литовцы на стене! Меж Боровицкой и Конюшенной башнями литовцы на стену прорвались!

Настя вскочила, рванулась к двери. Ваня бросился ей наперерез:

— Куда ты, матушка?

Настя нагнулась, схватила Ваню, прижала к себе. Он чувствовал, как на шею капают теплые слезы.

— Невмоготу мне сидеть здесь. На Боровицкую башню я! Может, там перевязать кого надо, а случится, так ведь кипяток лить да горящий лен на головы супостатов бросать и я сумею.

Ваня слушал торопливый шепот матери и чувствовал, как начинают гореть у него щеки.

«Я–то думал, матушка крови боится, а она на бой уходит…»

В это время с треском распахнулась дверь, вбежал княжий отрок, закричал на всю палату:

— Есть, тут парнишки? Литовцы по шатровым кровлям, где круча и снегу нет, горящими стрелами бьют. Туда только мальчишкам и забраться. Полезай, ребята, выдирай вражьи стрелы! Спасай Кремль от пожара!

— Матушка!

Многое вложил Ваня в это единственное слово, и Настя сразу поняла его:

— Полезай, родимый, полезай!.. — не сказала — простонала она, вдогонку торопливо крестя метнувшегося к дверям сына, и сама побежала под вражьи стрелы.

И ни Настя, ни Ваня не видели, как следом за ними вместе с другими ребятами выскользнула из Трапезной палаты Аленка.

«Что я, хуже мальчишек по крышам лазать умею?» — думала Аленка, взбегая по узкой деревянной лесенке колокольни. Взбежать–то взбежала, но задохнулась. Под колоколами остановилась, чтоб перевести дух. Подошла к перилам, да так и замерла.

Вонзясь в дранку шатра над крыльцом Трапезной палаты, дымным пламенем горела стрела. «Загорится шатер, займется крыльцо, запылает вся палата, а в нее одних раненых сколько натащили! Надо туда бежать…» Но тут она увидела — из слухового окна на крышу палаты полез мальчишка. Едва он выпрямился и пошел вниз, увязая в снегу, Аленка узнала его: Ванюша!

Дойдя до края, Ваня спрыгнул на крышу, накрывавшую лестницу крыльца, качнулся, взмахнул руками… нет, устоял на крутом скате и стал проворно спускаться вниз. Остановился у основания шатра, переступил в сторону и полез на шатер. Тут только разглядела Аленка, что на скате шатра лежит легкая железная лестница, сделанная, как цепь, из отдельных звеньев.

Наверху Ваня дотянулся до стрелы, но вытащить ее из дранки было не так–то легко. Аленка видела, как он раскачивал стрелу, наконец вырвал ее и швырнул вниз. В то же мгновение новая стрела, обмотанная горящей паклей, ударила в шатер, едва не угодив Ване в лицо. Он отшатнулся, обеими руками заслонился от пламени и… рухнул вниз.

— Ваня! — срывая голос, закричала Аленка.

Ваня упал на крышу крыльца, задержался на скате, хотел подняться, но тут огромный пласт снега пополз с крыши, увлекая за собой мальчишку. Ваня тяжело упал в сугроб. Аленка видела: он силится встать — не может. Не чуя ног под собой, она помчалась по лестнице вниз, выбегая, зацепилась полой полушубка за дверной крюк, даже не заметила, как с треском разорвалась старенькая овчинка.

— Ванюша, Ванюша! — захлебываясь слезами, кричала она. Ухватилась, что было силы, потащила Ваню из сугроба.

— Тише, Аленушка, — проговорил Ваня негромко, стараясь не застонать, — тише, я ногу себе свернул…

Сверху падучей звездой упала горящая литовская стрела, вырванная из шатра каким–то другим мальчишкой…