Михаил Рапов - Зори над Русью

• Название: Зори над Русью
• Автор: Михаил Рапов
• Жанр: Исторические приключения

«Зори над Русью» — широкое историческое полотно, охватывающее период с 1359 по 1380 год, когда под гнетом татаро–монгольского ига русский народ начинает сплачиваться и собираться с силами и наносит сокрушительный удар Золотой Орде в битве на поле Куликовом. Хотя в романе речь идет о далеких от наших дней временах, но глубокая патриотичность повествования не может не взволновать современного читателя.

Книга снабжена примечаниями, в которых даются пояснения исторических событий, разъясняются древние слова.

---

«Вси языцы…»

Юрий опустил голову. Болью отозвалось на сердце: «А ныне?..»

Мимо него стремительно прошла женщина, упала перед распятием на колени, склонилась в земном поклоне.

«Ишь, другого храма не нашла, в мужской монастырь забежала, с чего бы так? Не иначе горе–злосчастье загнало ее сюда». Юрий оцепенело ждал, когда она поднимется, но женщина не поднималась, затихла. Хотел подойти, окликнуть — не посмел. В это время сбоку из–за широкого столба, поддерживающего купол, показался человек. Юрий вгляделся, узнал: московский боярин.

Свибл наклонился над плачущей, тихо сказал:

— Что ты, что ты, касатка, можно ли так убиваться? О чем ты?

Женщина поднялась с колен. Боярин взглянул, отступил, развел руками.

— Ужели Малаша? Я, девонька, батюшку твоего довольно знаю, и о тебе кое–что мне ведомо. О чем ты кручинишься?

Малаша медленно повернула голову, сказала безжизненно:

— Разлюбил он меня.

— Разлюбил?! Ах он, окаянный! Да как же так? — участливо охнул Свибл.

Малаша заговорила медленно, с горечью:

— Ранили меня на Волге стрелой. Осень, холод, москвичи по пятам гонятся. Ни перевязаться, ни зелье какое приложить. Сперва он меня жалел, а рана все хуже, гнить начала. Ну ему и надоело… — Запнулась и, смахнув слезу, кончила: — Ну и разлюбил.

Свибл в раздумье гладил бороду.

— Ну и беда, — махнул рукой: — Не гоже, конечно, княжому послу девиц умыкать, и Новгород, пожалуй, шуметь начнет, но и бросить тебя нельзя. Будь что будет, поедем со мной, я тебя в родительский дом доставлю.

Юрий отвернулся, пошел к выходу, видел мельком, как отрицательно покачала Малаша головой. На воле он остановился, нахлобучил шапку. Сверлила мысль: почему так спокойно, так деловито говорит Федор Андреевич Свибл, точно силу за спиной чует? Почему сам он не подошел к Малаше? Почему оторопь на него нашла? Одно только и знал твердо: теперь пусть Александр Аввакумович ему поперек пути не становится! Что будет? Худо будет!

Боярин Свибл вышел из церкви один. Проходя мимо Юрия, оглянулся, снял шапку.

— Прости, боярин Юрий, не ведаю, как по батюшке тебя величать. Сегодня на вече ты другом Москвы показал себя.

Юрий перебил его:

— Не был я другом Москвы и не буду! Новгородец я!

— Да ты не серчай, — улыбнулся Свибл, — ты лучше выслушай. Ваши–то дьяволы из лучших людей на вече хвосты поджали, виниться начали, дескать, пусть Дмитрий Иванович переменит гнев на милость. Ходили–де ушкуйники своей волей без новгородского слова. Ну, ладно. В этом мы еще сочтемся, а вот до дела с боярами вашими не дотолковался. Нужны мне каменных дел мастера добрые, Московский Кремль строить. Здесь они и есть, да нет.

— А с какой радости мы Москве помогать будем?

Свибл, будто не видя, что Юрий задирает, легонько похлопал его по плечу.

— А отчего же и не помочь? Вы–то себе каменный кремль взгрохали, вокруг града каменные же стены поставили. А у нас к камню народ непривычен. Были когда–то и у нас мастера, да со времен Батыевых перевелись, всех их татары в полон угнали Сарай–город строить. Хорошо вам, стоит Новгород за лесами, за болотами. А о других подумать — того вы не умеете. Татары на Русь пойдут, не на вас, на Москву нагрянут. Московских ребят осиротят, московских баб в полон погонят! — Свибл вдруг нахмурился, отвернулся. — Чего я тебе говорю? Ты же новгородец! Какое тебе дело до Руси!

Уйти ему Юрий не дал, схватил за рукав. Русь! Опять теплом обдало сердце. Заговорил торопливо:

— Не спеши, боярин. Русь не только в Москве, она и здесь, в Новгороде. На меня не обижайся, трудно мне. С Господином Великим Новгородом я повздорил ныне, а мне это нелегко, я же — новгородец коренной, мне без Новгорода не жить. Но не спеши нас, новгородцев, от Руси отделять, а меня на глупом слове прости. Дай два дня сроку, найду тебе мастера. Человек он и знающий, и верный.

Свибл положил руку на плечо Хромого.

— Горяч ты. Пошто ушел с веча? Пошто думаешь, что с Новгородом повздорил? Слышал бы ты, что поднялось на вече после того, как ты с площади ушел! Боярам и говорить не дали. Главного вора, атамана ушкуйников, едва не задавили. Народ поднялся! Русский народ. Это тебе не бояре новгородские! Перед черными мужиками они попятились.

14. КРЕМЛЬ

Лука–псковитянин — мастер каменных дел — распахнул дверь. Первыми в палату вошли князья Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич, следом за ними митрополит Алексий, потом, теснясь в дверях, кучей полезли бояре. Нетерпение было великое. Еще бы! Как прибыл со Свиблом из Новгорода зодчий Лука, так и заперся. С осени все томились в неведении, покуда мастер работал. К себе до времени он никого не пускал. Сегодня это время настало.

На низком широком столе возвышался слепленный из глины холм, очертания которого были хорошо известны москвичам. Он! Боровицкий холм. Вон и острый мыс, обрывами спускающийся к Москве–реке и к Неглинке. Здесь Неглинная впадает в Москву–реку. Все так.

И все было не так!

За окном засыпанные снегом, обгорелые, черные стены дубового кремля Калиты тесно охватывали только вершину Боровицкого холма. Здесь белые, пока что глиняные, крашенные мелом, прясла стен спустились к берегам рек и замкнули значительно больше места. [161] Некоторое время все молчали. Лука исподлобья посматривал на Дмитрия, митрополита, бояр. Мастер, видимо, волновался, то и дело без нужды поправлял на лбу кожаный поясок, охватывавший его голову, чтоб густые стриженные под кружок волосы в глаза не лезли, не мешали. Но зодчий не юлил, не пытался раньше времени лестью задобрить князей и бояр. Худощавый, пожилой, он стоял у модели молча, с достоинством. Заговорил Вельяминов:

— Задумано широко. Ни княжой казны, ни камня, ни трудов мастер не пожалел.

Бояре зашептались между собой. Князь Владимир шагнул вперед, но Дмитрий его остановил:

— Подожди, Володя, тысяцкого выслушать надо.

Вельяминов, ободренный нежданной заступой Дмитрия Ивановича, напустился на псковитянина.

— Почто столько башен наставил? — ворчал он, хмуря седые косматые брови.

— А как же иначе, боярин? — Лука оглянулся, встретил вокруг пристальные, испытующие взгляды. Заговорил горячо, убежденно: — Как же иначе? Башен много? Их столько, сколько нужно! Расставлены они на полет стрелы. Если, божьим попущением, вороги какую башню захватят, две соседние ее стрелами засыплют. Камня я не жалел, это правда.

— В таком деле ничего жалеть нельзя, — негромко сказал Свибл. Зодчий обернулся к нему:

— И это правда, боярин. Потому и стены будут вдвое выше теперешних.

Вельяминов сердито поглядел на Свибла, но ничего ему не сказал, опять принялся за зодчего:

— Сколько же камня тебе надобно?

— А к тому, что навозили, без малого еще столько же. Да, кроме того, булыжник нужен. Ведь белый камень мягок, под ударами стенобитных машин он крошиться будет, так мы его только снаружи положим и всю середину стен булыгой забьем да известняковым раствором зальем. Вот и будет крепко. [162]

Этого никто не ждал. Все замолкли. Многие с сомнением качали головами, вспоминая, каких трудов стоило навозить и тот камень, который сейчас лежит около деревянных стен. Наконец митрополит спросил:

— А булыжника тоже много пойдет?

Лука вздохи Вельяминова с трудом терпел, а услышав в голосе митрополита тревогу, совсем рассердился.

— Дивлюсь я, владыко, почто меня боярин Свибл подрядил в Москву ехать? Коли строить кремль, так воздвигать его надо крепко, а у вас только и заботы, чтобы лишнего камня не положить.

— Тяжко, потому и тревожимся, — откликнулся митрополит. — С лета камень возим, людей измучили, коней поморили, а ты одно твердишь: «Мало да мало!»

— Мало! — Лука говорил жестко.

— Да ты глядел ли, сколько камня лежит?

— Глядел.

— Плохо глядел. Ты, чаю, под снегом его и не узрел.

— Узрел.

Дмитрий ходил вокруг модели, приглядывался, вполголоса толковал о чем–то с братом и Мишей Бренком. Услышав, что митрополит с мастером заспорили, князь сказал:

— Вот нашла коса на камень. Пойти да и посмотреть.

Зодчий молча взялся за шапку.

На воле тихо падали снежинки. Темное зимнее небо низко нависло над белой, укутанной снегом землей. Над Москвой–рекой кружились вороньи стаи. С холма издалека был виден идущий по реке обоз. На берегу полузанесенный сугробами лежал сваленный в кучи белый камень, казавшийся в снегу сероватым, грязным. Лука шагнул в глубокий снег. Дмитрий, Владимир, Мишка Бренко, Свибл пошли за ним. Бояре остались на тропе. Последним, опираясь на посох, подошел митрополит, сверкнул оком на бояр и, не раздумывая, полез в сугроб, с трудом выдирая ноги из снега. Бояре переглянулись и один за другим побрели следом.