Алексей Слаповский - Качество жизни

• Название: Качество жизни
• Автор: Алексей Слаповский
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-475-00003-4

Литраб, автор кучи романов под различными псевдонимами, некто Н.А. Анисимов, брошенный женой и перманентно пребывающий в состоянии недуга, как-то вдруг знакомится с молодой модной дамочкой Ириной, ведущей одного из местных телеканалов. Будучи запечатленным с ней на одной из фоток расторопного папарацци, он невольно оказывается втянутым в закулисные разборки сильных мира сего. Ему делают литературное имя, а за именем приходит и слава. Герою все нравится и ничего-то его не беспокоит, однако одно неловкое движение… и он вновь возвращается к своему разбитому корыту - работе адаптатора в одном из мелких издательств.

---

Слаповский Алексей Качество жизни

Качество жизни — совокупность показателей общего благосостояния людей, характеризующих уровень материального потребления (уровень жизни), а также потребление непосредственно не оплачиваемых благ. Качество жизни предполагает: а) чистую окружающую среду; b) личную и национальную безопасность; с) политические и экономические свободы; d) другие условия человеческого благополучия, трудно поддающиеся количественному измерению.

Яndex

Качество жизни — постоянно эволюционирующая экономико-философская категория, характеризующая материальную и духовную комфортность существования людей.

Апорт

Качество жизни — это совокупность параметров, отражающих измерение течения жизни с оценкой физического состояния, психологического благополучия, социальных отношений и функциональных способностей в период развития заболевания и его лечения. Инструменты для определения качества жизни должны быть простыми, надежными, краткими, чувствительными, понятными и объективными.

Rambler

Адаптатор роман

АДАПТАЦИЯ, и, ж [лат. adaptatio] — 1) процесс приспособления организма, популяции к изменяющимся условиям существования; 2) физиологическая ~ совокупность реакций, обеспечивающих приспособление организма (или его органа) к изменению окружающих условий, напр. температурная ~, ~ к условиям невесомости; 3) социальная ~ — активное приспособление человека или социальной группы к меняющимся социальным условиям; 4) упрощение печатного текста, обычно иноязычного, для малоподготовленных читателей или в учебных целях.

ПСИС (Популярный словарь иностранных слов)

— 12

У всякой истории своя предыстория.

Но о чем история, вот вопрос.

Обо мне в целом, то есть об Александре Николаевиче Анисимове, который родился в небольшом провинциальном городке, окончил МГУ, работал в разных газетах, сочинял бульварные романы, служил в издательстве, был брошен женою и сыном, но подобран молодой телевизионной красавицей, сделал с ее помощью карьеру и сам ее разрушил?

Или о том, как данный А.Н. Анисимов заболел в свои цветущие 45 лет и истерично захотел вернуть свою молодость?

Или только о том, как он в одночасье стал знаменит и почти богат, а потом опять беден и безвестен?

Или все-таки исключительно о романе с вышеупомянутой красавицей?

Или о феномене адаптации?

Обо всем хочется, но надо же договориться! — с самим собой и читателем.

Давайте договоримся: будет история о романе. Очень правильно. Во-первых, публика это любит. Во-вторых, сам жанр подсказывает: «роман».

И встреча с красавицей станет точкой отсчета, предысторию же я постараюсь изложить коротко и неутомительно.

— 11

Впрочем, возможно, история все же началась с того, как я стал адаптатором. Этой специальности нет в самом полном перечне профессий и даже в толковых словарях [1]. (Не путать с адаптером: термин технический.) Это мой дар, мой талант, но и болезнь, конечно, ибо она сопутствует любому таланту. У гениального прыгуна рано или поздно неизбежно начинают болеть ноги.

Всякое постоянное занятие меняет наш взгляд: соседка Вера, работающая на мясокомбинате фасовщицей ветчины и колбасы, рассказывала, что, возвращаясь с работы, мысленно разрезает и без того расчлененный вагонами поезд метро на привычные тонкие ломти, режет также людей, прикидывая, сколько получится пластов и пакетов, если по десять ломтиков в каждом, режет, идя домой, рекламные щиты, столбы, телефонные будки. В магазине ей кажутся неправильными хлеб буханками и батонами, колбаса кольцами и сыр кругами, хочется тоже порезать, но берет Вера именно их, а не готовую нарезку: спасает здравый смысл — нерасфасованный продукт дешевле. И дома ее некоторое время еще преследуют видения: диктор в телевизоре кажется противно цельным, неразрезанным, кошка полосатая мучает сознание своей недоделанностью, и даже ее дочка и ее мама (ужас какой-то, говорила Вера со смехом) кажутся початыми: намечены разрезы рта, глаз, видны просветы надрубов между руками и телом, меж ногами, а — не закончено еще… Но через пару часов это проходит, Вера начинает все видеть обычно, нормально — до следующего утра.

Эффект продолжающегося действия известен каждому, кто долго смотрел в окно поезда и с веселым удивлением наблюдал при его остановке, как дома и деревья продолжают плыть назад. Шоферы, выходя из машины после многих часов за рулем, тоже долго еще видят движущийся асфальт. Или собственное наблюдение: однажды, просидев часа два за глупым тетрисом, я наконец оторвался, отправился на рынок, и окружающие дома показались мне столбиками этого самого тетриса, хотелось чем-то заполнить пустоты над низкими домами, а высокие выглядели угрожающе: вот-вот дорастут до неба и — конец игре.

И так далее: примеров много.

Мне трудно в первые минуты читать любую книгу: кажется невыносимо длинно, даже если классика. Так и видишь, как слова, предложения и целые абзацы кто-то невидимый перечеркивает и вымарывает. Стихов это не касается: там плотно, ни слова не уберешь — если это хорошие стихи, конечно. Если плохие, легко убираются целиком.

Я мысленно редактирую и все прочее: газетные статьи, объявления, вывески, рекламу, дома, улицы и другие городские пейзажи, то есть не только слова. И не просто сокращаю, а привожу в вид, соответствующий моим понятиям о гармонии и простоте. Искусство адаптации предполагает не только убрать лишнее, но и добавить что-то необходимое в сокращенный вариант. Я не согласен со словарями, это не упрощение, это оптимизация. Тоже, кстати, хорошее слово, неплохо звучало бы и название специальности: оптимизатор! Но будем оперировать привычным.

Людей мне, каюсь без раскаянья, тоже хочется адаптировать. Они безразмерны, утомительно долги и длинны во всем; не умея никакой процесс сделать четким, емким и быстрым, они придумали для себя утешение, что, дескать, истинной целью при достижении цели является не сама цель, а именно процесс достижения цели!

Как часто бывает, собственный талант я долго принимал за недостаток, а то и уродство. Мне, например, казалось, что я не умею нормально дружить со сверстниками: я быстро уставал от любой игры, от общения с любым одноклассником и даже одноклассницей. Впоследствии я томился в семейных и служебных застольях, от популярных одно время приготовлений шашлыка на лоне природы меня просто тошнило — от ребячливой ритуальности прыгающих на травке дяденек и тетенек, попутных анекдотов и баек, от консилиумов по поводу того, сколько и в чем надо вымачивать мясо, как нанизывать на шампур, как поворачивать над углями и из чего, собственно, эти угли обязаны быть выжжены, из березы ли, дуба ли, осины ли… Когда же какой-нибудь бородатый кандидат каких-нибудь физико-математических наук брал гитару… Хорошо, что в нашей стране до сих пор не разрешают свободного ношения оружия.

В студенческую пору мне, провинциалу, не понявшему еще своей особенности, чудилось, что я неловок и от этого тороплив. Прилежно послушав часа два речи однокурсницы, лепечущей о стихах поэта Е. и не прошедших чувствах к другу детства, не имея охоты, да и умения поддерживать духовный диалог, я адаптировал ситуацию, то есть брал разговорчивую девушку за руку, а потом за талию и решительно привлекал к себе, и она, надо сказать, тут же забывала и о стихах поэта Е., и о не прошедших чувствах к другу детства. И мы уже адаптировались вместе.

— 10

Прежде чем научиться стаскивать слова в кучу, попутно выбрасывая лишнее, я занимался делом прямо противоположным: растаскивал, да еще каждый клочок при этом рвал на части, длинное удлинял, рыхлое разрыхлял, мягкое размягчал и т. п. Объясняю: я трудился литературным поденщиком (сказать бы негром, как все говорят, да политкорректность мешает!), бросив газетную суету, не приносившую ни славы, ни денег, и сочинил за четыре года 24 романа. Меня звали Кимом Шебуевым, Максимом Панаевским, Ольгой Ликиной и Вероникой Темновой. Писал я романы любовные, детективные, любовно-детективные и детективно-любовные. Нет фразы, которую я не смог бы разболтать на страницу, нет сюжета, из которого я не сумел бы соорудить книгу. Издателям было все равно, о чем; заказывая книгу, они определяли лишь объем и жанр. «Детективщинки листов пятнадцать. Любовщинки семь», — говорил один из них. Сейчас он занимается детской литературой и мечтает вслух: «Гаррипоттерщинки бы какой ни на есть листов тридцать-сорок, издадим толсто и красиво!».

То есть детективщинка, любовщинка (а также триллерщинка, нонфикшенщинка, прости меня, Господи, или, если от имен авторов, не посягая на сами уважаемые имена, муракаминщинка, паолокоэльевщинка, акунинщинка, пелевинщинка, сорокинщинка…) и иже с ними представляют собой однородную по сути субстанцию или, проще говоря, хрень, которая может мериться погонными страницами или штуками и одинакова во всех лавках, в любых обертках, что от нее, собственно, и требуется, поскольку у товара массового потребления важнейшее свойство — быть похожим на то, что ели вчера.