Евгений Авдиенко - Последние солдаты империи

• Название: Последние солдаты империи
• Автор: Евгений Авдиенко
• Жанр: О войне
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9533-4725-9

В августе 1914 года началась война, в которую были втянуты многие мировые державы. Долгих четыре года продолжались кровопролитные сражения. Итог – 10 миллионов убитых, 22 миллиона раненых! Четыре мощные, экономически развитые державы – Россия, Германия, Австро-Венгрия и Османская империя – прекратили свое существование.

Так была ли возможность предотвратить крушение монархии в России и предупредить последующую революцию и террор, направив страну по иному пути? Почему Россия вступила в Первую мировую войну? Какими были истинные отношения Григория Распутина с царской семьей? И какую роль в русской революции 1917 года сыграли германский Генштаб и Александр Гельфанд-Парвус?…

Об этом и о многом другом повествует новый захватывающий роман Евгения Авдиенко!

---

– У меня в штабе с недавних пор все как с ума посходили. Соревнования меж собой устроили, кто сумеет больше всех мишеней порубать. А виной тому ваш адъютант.

Борис невольно покраснел. Когда он прибыл в полк, то, желая показать свою лихость, с шашкой в правой и револьвером в левой руке на полном скаку за девять секунд расстрелял и разрубил двенадцать мишеней, чем вызвал бурю восторга однополчан. С тех пор многие просили показать этот трюк еще раз, и Нелюбов довольно часто его демонстрировал. Но когда начали приезжать из соседних полков, ему это быстро надоело и, хотя Борис понимал, что в условиях войны развлечений мало, прослыть полковым циркачом он категорически отказался.

Командир Кексгольмского пехотного полка генерал-майор Малиновский, не приняв шутливого тона командира дивизии, серьезно посмотрел на своего начальника и только пожал плечами, словно показывая, что это повышенное внимание к столь скромной персоне его адъютанта в сложившейся обстановке по меньшей мере не уместно.

Мингин еще раз улыбнулся, на этот раз серьезности и деловитости Малиновского, и пригласил офицеров к небольшому столу, на котором были разложены карты.

– Находясь на правом фланге армии, наша дивизия, как и весь корпус, уже несколько дней двигается вперед, ничего не зная о том, что творится у нас по соседству. В штабе фронта тоже ничего не знают о противнике. Мы ждем подхода генерала Ренненкампфа, однако немцы тоже этого ждут и постараются не допустить соединения наших армий. Разъезды докладывают, что противника слева нет, но они действуют на обычной для конных разъездов глубине, поэтому их данные не могут дать общей картины происходящего. Что нам ждать слева? Первую армию Ренненкампфа или ударные корпуса Гинденбурга и Людендорфа? – Мингин сделал многозначительную паузу.

– Штабом корпуса решено провести глубинную разведку двумя отрядами. Командовать первым отрядом назначен поручик Нелюбов, вторым – поручик Иловлев. Оба офицера сразу после совещания принимают под свое командование по сотне из 14-го Донского казачьего полка и на рассвете выступают по установленным маршрутам. При столкновении с численно превосходящим противником – в бой не вступать, уходить в леса. Населенные пункты после предварительной разведки обходить стороной. Любые сведения, полученные в ходе рейда, должны быть немедленно доставлены в штаб дивизии. Карты с маршрутами движения поручики получат за час до выступления. У меня все. Господа офицеры, кто хочет что-то уточнить или добавить, прошу высказываться.

Генерал Мингин обвел внимательным взглядом стоящих рядом офицеров и под всеобщее молчание подвел итог:

– Если Ренненкампф не успеет подойти, мы можем оказаться в сложном положении.

– А если он вообще не придет? – хотелось спросить Борису, но он промолчал. Его задача была тактического характера, а стратегия – это прерогатива командования.

«Интересно, как генерал Малиновский согласился отпустить своего адъютанта в самостоятельный рейд?» – подумал Нелюбов, перехватив озабоченный взгляд своего командира.

Борису не нравилась должность адъютанта, и он при любой возможности просил командира полка перевести его со штабной службы на строевую. «Наверное, надоел генералу своими вечными просьбами», – удовлетворенно подумал поручик, вместе с другими офицерами выходя из штабной палатки командира полка.

II

Командующего 8-й германской армией Пауля фон Гинденбурга несколько дней подряд мучила бессонница. Совсем недавно, в 1911 году, после сорока пяти лет безупречной службы, в чине генерала пехоты (полного генерала) Гинденбург вышел в отставку и собирался спокойно, с чувством выполненного долга встретить старость. Участник двух победных для Берлина войн, Австро-прусской 1866 года и Франко-прусской 1870 года, в составе 3-го гвардейского пехотного полка, он в полной мере испытал триумф германской нации. Коленопреклоненная Вена и поверженный Париж навсегда запечатлелись в памяти молодого солдата, и долг перед потомками звал его к письменному столу, но оказалось, что германский Генштаб не забывал о нем, и вместе с мирным временем закончилась отставка Гинденбурга. Назначение командующим 8-й армией генерал воспринял со спокойствием старого солдата и решимостью прусского рыцаря. Но, имея под своим началом около 250 тысяч солдат против 500 тысяч русских, генерал Гинденбург попал в непростую ситуацию. Противостоять армиям Ренненкампфа и Самсонова после их соединения было невозможно, и в случае разгрома 8-й германской армии, дорога на Берлин была бы открыта. Однако германский Генштаб, зная о вражде командующих русскими армиями, настоятельно указывал на возможное бездействие Ренненкампфа и советовал ударить по армии Самсонова, не дожидаясь подхода 1-й армии.

В битве при Ватерлоо Наполеон, практически выиграв сражение, ждал маршала Груши, но к Веллингтону подоспел фон Блюхер и решил исход битвы. Гинденбургу же в отличие от русских ждать было некого.

* * *

– Ваше благородие! Вы не беспокойтесь! Это мы мигом поправим. Всего и делов-то – подкова! Была б голова цела, а подкова – пустяк! – Хорунжий Усов, могучий казак, приведший сотню из 14-ого Донского казачьего полка, рокочущим басом успокаивал поручика, осматривая ногу коня.

– Жигалин! Пулей к кузнецу! И перековать немедля! – крикнул Усов стоявшей невдалеке сотне и, повернувшись к Борису, видя его расстроенный вид, хотел что-то добавить, но передумал и только горестно покачал головой.

От сотни отделился казак и наметом подъехал к Нелюбову и Усову.

– Отставить хорунжий! Времени нет. Через пять минут выступаем. Коня придется оставить в полку, – отменил команду хорунжего Нелюбов.

Борис с сожаленьем потрепал гриву верному Буяну, затем подождал, когда к нему подведут запасного коня и, узнав, что жеребца зовут Сашкой, легко вскочил в седло, бросив прощальный взгляд на своего вороного друга, который, поняв что его разлучают с хозяином, обиженно заржал.

Пройдя школу кавалергарда, поручик считал верховую езду одной из основных дисциплин. Все восторгались, с каким умением и ловкостью он поражал мишени при джигитовке, но никто не подозревал, сколько сил и времени потратил Борис, прежде чем смог управлять конем одними коленями. Сколько синяков он набил, прежде чем научился в бешеной скачке сливаться с лошадью в одно целое, испытывая необъяснимое чувство единения с этим прекрасным и умным животным.

Перейдя с шага на рысь, Борис почувствовал, что под ним прекрасно объезженный конь.

– Но как он себя поведет в бою? Плохо, что все началось с потерянной подковы… – посетовал он.

* * *

Густой утренний туман низко стелился над Мазурскими болотами, белесой дымкой обволакивая деревья и кустарники. На рысях, пройдя около десяти верст и не встретив ни одной живой души, поручик дал команду остановиться и, сверившись с картой, объявил привал. Где-то рядом должна быть деревня.

– Хорунжий! Пошлите вперед дозорных. Пусть сделают крюк и обойдут деревню слева. Если заметят немцев, уходить немедленно…

Борис всегда удивлялся, с какой быстротой и слаженностью казаки выполняли команды. Внешне медлительные и степенные, казаки буквально преображались, услышав приказ командира. «Военные крестьяне» – вспомнилось Нелюбову услышанное еще в Петербурге брошенное кем-то из сослуживцев определение казачьих войск.

Хорунжий Усов, отдав необходимые распоряжения, подъехал к поручику и, доложив об исполнении приказа, остался рядом, с любопытством и без тени смущения рассматривая Бориса. Нелюбов молчал, и хорунжий, видимо, сочтя эту безмолвную паузу достаточной, поглаживая шею своего гнедого, пробасил:

– Ваш коник-то как убивался, что вы его оставляете. А красавец какой! У нас в станице был один такой, ну, прям, как ваш. Когда хозяин сгинул, месяц никого к себе не подпускал, есть отказывался, думали, сдохнет. А потом ничего, отошел, только резвость пропала.

– А что хозяин? На войне погиб?

– Да кабы на войне… – Хорунжий явно обрадовался, что удалось завязать разговор и, когда поручик спешился и присел на траву, тоже неторопливо слез с коня и опустился рядом.

– У нас казачка одна жила, гарна девка! По молодости Демьян, ну, тот станишник, и она любились дюже. А потом ее замуж выдали, и, как мужа на службу призвали, у них опять любовь началась, значит. Муж через год приехал на побывку, люди добрые ему и нашептали, – Усов шумно и расстроенно вздохнул. – Не стерпел обиды казак и обоих изменников из винта в этот же день и уложил. А молодка-то его с приплодом была от Демьяна. Он как узнал об этом, той ночью и удавился…

Борис вдруг вспомнил Варю, ребенка, которого носила она под сердцем, и ему стало не по себе от рассказа Усова. Заметив мелькнувшую тень на лице поручика, хорунжий решил переменить тему и, поправив лежавшую рядом шашку, с уважительной улыбкой сказал: