Фредерик Стендаль - Семья Ченчи

• Название: Семья Ченчи
• Автор: Фредерик Стендаль
• Издательство: Правда
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1978

---

Никто не может отрицать, что человека этого небо наделило удивительной проницательностью и своенравием; он был сыном монсиньора Ченчи, который при папе Пие V (Гисльери) возвысился до чина казначея (министра финансов). Святой папа, занятый, как всем известно, искоренением пагубной ереси и восстановлением своей достойной восхищения инквизиции, пренебрегал делами управления, вследствие чего монсиньор Ченчи, бывший в течение нескольких лет, до 1572 года, казначеем, мог оставить ужасному человеку, своему сыну и отцу Беатриче, ежегодный доход в сто шестьдесят тысяч пиастров (в 1837 году — примерно два с половиной миллиона франков).

Франческо Ченчи был известен не только как обладатель крупного состояния; он славился в молодые годы также своей храбростью и осмотрительностью, которыми превосходил всех других римлян своего возраста. Благодаря этой репутации он пользовался большим влиянием при папском дворе и среди народа, тем более, что проступки, которые уже начали к тому времени ему приписывать, были из числа тех, что легко прощаются. Многие римляне с горьким сожалением вспоминали о свободе мысли и действий, которой они пользовались во времена Льва X, почившего в 1513 году, и Павла III, умершего в 1549 году. Уже при этом последнем папе начали поговаривать о молодом Франческо Ченчи по поводу некоторых не вполне обычных его любовных похождений, а также тех еще более необычных способов, какими он добивался успеха.

При Павле III, когда еще можно было высказываться без большой опаски, многие говорили, что Франческо Ченчи ищет главным образом необычайных приключений, способных доставить ему новые и острые ощущения — peripezie di nuova idea. Говорившие так основывались на записях такого, например, содержания, найденных в его приходо-расходных книгах:

«На похождения и peripezie в Тосканелле — три тысячи пятьсот пиастров (в 1837 году — около шестидесяти тысяч франков) e non tu caro (и это еще не слишком дорого)».

В других городах Италии, может быть, не знают, что наша судьба и наш образ жизни в Риме зависят от характера папы, в данное время занимающего престол. Так, в течение трех лет, при добром папе Григории XIII (Буонкомпаньи), все было дозволено в Риме; всякий мог при желании заколоть кинжалом своего врага и не подвергался за это преследованию, если только действовал осторожно. За этим периодом снисходительности последовал пятилетний период чрезмерной строгости при папе Сиксте V, о котором, как об императоре Августе, можно сказать, что ему следовало или никогда не появляться, или же оставаться вечно. При нем начались казни за совершенные десять лет назад, всеми забытые убийства и отравления, о которых несчастные преступники в свое время неосторожно рассказали на исповеди кардиналу Монтальто, ставшему впоследствии папой Сикстом V.

О Франческо Ченчи стали много толковать главным образом при Григории XIII; он женился на очень богатой женщине, вполне достойной столь влиятельного синьора; она умерла, родив ему семерых детей. Вскоре после ее смерти он снова женился, на Лукреции Петрони, женщине редкой красоты, особенно славившейся белизной кожи, но несколько полной, что является, впрочем, обычным недостатком римлянок. От Лукреции у него не было детей.

Наименьшим пороком, за который можно было упрекнуть Франческо Ченчи, была склонность к низменным любовным похождениям, наибольшим — его неверие в бога. Никто не видел, чтобы он когда-нибудь вошел в церковь.

Будучи трижды заключен в тюрьму за свои развратные дела, он каждый раз выходил, истратив в общей сложности двести тысяч пиастров на подкуп любимцев тех двенадцати пап, которые сменились на его веку (двести тысяч пиастров — это приблизительно пять миллионов в 1837 году).

Впервые я увидел Франческо Ченчи, когда у него уже начали седеть волосы, при папе Буонкомпаньи, при котором все было дозволено тому, кто был достаточно смел. Это был мужчина ростом в пять футов четыре дюйма, великолепно сложенный, хотя и слишком худой. Он славился своей силой, но возможно, что он сам распространял о себе такие слухи. У него были большие выразительные глаза, но с чересчур нависшими веками, крупный нос, сильно выдающийся вперед, тонкие губы и улыбка, полная очарования; эта улыбка становилась страшной, когда он устремлял свой взор на врага. При малейшем волнении или раздражении он начинал сильно дрожать, что было тягостно ему самому. Я был еще юношей, когда впервые увидел его: он ехал верхом из Рима в Неаполь, должно быть, на какое-нибудь любовное свидание; он проезжал через леса Сан-Джермано и Фаджола, ничуть не опасаясь разбойников; говорят, что он покрывал это расстояние менее чем в двадцать часов. Путешествовал он всегда один, никого не предупреждая; когда его лошадь уставала, он покупал или похищал другую. При малейшем сопротивлении он, не колеблясь, пускал в ход кинжал. Правда, надо сказать, что в годы моей юности, то есть когда ему было лет сорок восемь или пятьдесят, никто не дерзал противоречить ему. Самым большим удовольствием для него было издеваться над своими врагами.

Его хорошо знали на всех дорогах папских владений; он щедро платил, но был способен спустя три месяца после нанесенного ему оскорбления подослать наемного убийцу для расправы с оскорбившим его лицом.

Единственным благочестивым делом за всю его долгую жизнь была постройка в обширном дворе его замка у Тибра церкви, посвященной св. Фоме, да и то его склонило к этому праведному делу желание иметь перед глазами могилы своих детей[14], к которым он питал беспредельную и противоестественную ненависть с самого раннего возраста, когда они еще ничем не могли его оскорбить. «Я хочу всех их уложить туда», — часто говорил он со злой усмешкой рабочим, строившим эту церковь.

Трех старших сыновей, Джакомо, Кристофоро и Рокко, он послал учиться в Испанию, в Саламанкский университет. Когда они очутились в этой далекой стране, он, чтобы доставить себе злобное удовольствие, перестал высылать им деньги, и несчастные юноши после бесчисленных писем, оставшихся без ответа, вынуждены были вернуться на родину, занимая по пути мелкие суммы денег или попросту выпрашивая милостыню.

В Риме они нашли отца еще более суровым, строгим и скупым, чем раньше; несмотря на свое огромное богатство, он не хотел давать денег сыновьям ни на одежду, ни на покупку хотя бы самой простой пищи. Несчастные были вынуждены обратиться к папе, который заставил Франческо Ченчи выдавать им небольшую сумму денег. Получив эту скромную помощь, они поселились отдельно от отца.

Несколько времени спустя Франческо за свои грязные любовные похождения был заключен в тюрьму в третий и последний раз; тогда сыновья его испросили аудиенцию у его святейшества, ныне правящего папы, и единодушно обратились к нему, умоляя вынести Франческо смертный приговор, так как он бесчестит их семью. Климент VIII и сам склонялся к тому же, но счел невозможным исполнить просьбу этих выродков и, отказавшись от своего первоначального намерения, прогнал их с позором.

Отец, как мы уже говорили, вышел из тюрьмы, уплатив крупную сумму лицам, от которых это зависело. Легко понять, что необыкновенное ходатайство трех старших сыновей должно было еще усилить ненависть, которую он питал к своим детям. С утра до вечера проклинал он их, взрослых и малолетних, нещадно избивал палками двух своих несчастных дочерей, которые жили с ним во дворце.

Старшей из них, несмотря на неослабный надзор, удалось передать папе прошение, в котором она заклинала его святейшество либо выдать ее замуж, либо поместить в монастырь. Климент VIII сжалился над ней и выдал ее замуж за Карло Габриэлли, принадлежавшего к одной из благороднейших фамилий Губбио; его святейшество заставил Ченчи дать за дочерью богатое приданое.

От этого неожиданного удара Франческо Ченчи пришел в неописуемую ярость, и, чтобы воспрепятствовать Беатриче, когда она подрастет, последовать примеру сестры, он запер ее в одной из комнат своего дворца. Здесь никто не должен был видеть девушку, красота которой, хотя ей едва минуло четырнадцать лет, уже достигла полного расцвета. Она отличалась веселостью, простодушием и каким-то особенным юмором, подобного которому я не встречал больше ни у кого. Франческо Ченчи сам приносил ей еду. Надо думать, что именно тогда-то это чудовище влюбилось в нее или притворилось влюбленным, чтобы обречь свою дочь на мучительную пытку. Он часто говорил ей о кознях старшей сестры и, распаляясь от собственных слов, начинал бить Беатриче.

Между тем сын его Рокко был убит каким-то мясником, а год спустя Кристофоро Ченчи погиб от руки колбасника Паоло Корсо из Массы. По этому случаю Франческо обнаружил свое мерзкое безбожие, не пожелав истратить ни одного байокко на покупку свечей. Узнав о смерти своего сына Кристофоро, он воскликнул, что будет счастлив только тогда, когда все его дети будут погребены, а после того, как последний из них умрет, он от радости подожжет свой дворец. Рим был удивлен этими словами, но все считали, что можно ожидать чего угодно от человека, который единственное удовлетворение находит в том, чтобы бросать вызов всем в мире и даже самому папе.