Клавдия Лукашевич - Сиротская доля

• Название: Сиротская доля
• Автор: Клавдия Лукашевич
• Жанр: Русская классическая проза

Мои дорогие друзья-читатели, вы, конечно, знаете, что жизнь человеческая очень разнообразна, сложна и переменчива. Не для всех проходит она спокойно и счастливо. Судьба часто посылает людям тяжелые испытания. Почти в каждой жизни случаются невзгоды, горести, а в иных даже страдания и мучительные болезни. Но как бы ни была тяжела ниспосланная доля, по моему убеждению, у каждого человека есть святой долг — прожить жизнь трудолюбиво, с пользой для других и себя. Человек должен как можно больше сделать доброго, прекрасного и непременно в чем-нибудь, где-нибудь оставить по себе хотя бы самый маленький светлый след, добрую память на земле. Это есть великое назначение человека, и к этому должны стремиться все люди.

В своих книгах я хотела показать, что ни радость ни горе сплошь не наполняют человеческой жизни — они чередуются, сменяя друг друга, и очень часто сегодня мы не знаем того, что принесет нам завтра. Бывает тяжело, но горе и несчастья проходят бесследно, болезни излечиваются. Дороже всего то, что, часто неожиданно, являются на помощь люди с открытой, любящей душой, с участливым словом привета, с сердечной заботой и лаской, с готовностью научить, помочь, поддержать. В этом есть духовная красота жизни, источник счастья.

Мне кажется, что описание только веселых, радостных картин ненадолго увлечет сердце и ум читателя, между тем, как описание скорби человеческой, мучительной борьбы, тяжелых душевных переживаний глубже запечатлевается в юных сердцах. Страдания учат бороться и терпеть; печаль делает человека вдумчивее, отзывчивее к чужому горю… Мои юные друзья, не бойтесь подойти участливо к страдающему человеку, выслушать внимательно его печальную повесть, облегчить его горе своим состраданием и чем можно помочь. Такое участие и помощь сделают вас сильными, полезными, возвысят в собственном сознании и оставят светлый след для общего блага.

К. Лукашевич

---

— Я только что вышла… Мне надо швы разгладить, — возражала Наташа.

— Знаю я, знаю! Уж вы мне не говорите… Сама вижу. Все портнихи одинаковы.

Наташе была обидна эта явная несправедливость. Но болыпе всего ее изводили своими шалостями мальчики. Это были ее враги, она ничего не могла с ними сделать: они доводили ее до раздражения и до бессильных слез. Они просто отравляли ей жизнь. Мать же слушать не хотела. Она зорко следила за тем, чтобы Наташа не прогуляла минутки и чтобы прислуга не съела лишнего. Работой и усердием девушки Матрена Никитишна была очень довольна и хвалила свою портниху.

Так проходила трудовая жизнь Наташи. По вечерам, особенно под праздники, девушка всегда со страхом возвращалась домой.

В одну из суббот Наташа вбежала в свою комнату в слезах, расстроенная. Хозяйка потребовала, чтобы она кончила какую-то кофточку, и девушка долго засиделась за работой. Со страхом бежала она ночью домой по темных улицам. Там по окраине, где она жила, народ под праздники гулял, бывали буйства и драки… В тот вечер Наташа попала в разгульную толпу: там дрались пьяные, и один камень попал ей в ногу, а пьяная толпа со смехом погналась за беззащитной девушкой.

— Господи, что за жизнь! — воскликнула Наташа, со слезами вбегая в свою комнатку. Комнатка эта, за которую она платила трудовые деньги, давно уже стала не ее. Тетка приходила каждый день, бесцеремонно располагалась и гадала дочери на картах. Эти две женщины ничего не делали, жили бесцельно, откуда-то доставали какие-то подачки, пособия и интересовались лишь своей будущностью, о которой узнавали по картам. Липа так располнела, что ей трудно было даже спуститься по лестнице.

В сетовании Наташи тетка и Липа не принимали никакого участия. Только тетка вяло проговорила: «Ну что ж за беда! Эти пьяные уж всегда такие».

Воскресенья тоже не радовали Наташу. Она теперь часто брала в праздники лишнюю работу и сидела, не разгибая спины.

Однажды за работой девушка запела вполголоса песню.

— Ах, да не ной ты, Наташа. Просто в ушах звенит… Голова трещит, — проговорила гнусливым голосом ее двоюродная сестра. Наташа замолчала и больше не пела.

В другой раз тетка сказала:

— Ты бы пошла, Наташа, погулять. Душно в комнате. Липочка приляжет отдохнуть.

Наташе хотелось сказать, что пойти гулять должны они, что она устала, имеет право отдохнуть, но, конечно, она не решилась так сказать, а встала покорно и ушла из своей комнаты.

Николай Васильевич приходил теперь редко. Они сидели с Наташей в углу на сундуке и тихо разговаривали. Не по себе им было тут, слова замирали на губах, говорить не хотелось.

Однажды по уходе старика Липа вдруг сказала:

— Ну что это, право, Наташа, шляется сюда этот полупомешанный дядюшка… Только мешает нам всем.

Наташа вдруг встала, вся вспыхнула, как зарево, глаза ее сверкнули гневом, и она заговорила таким голосом, которого даже не подозревала в ней двоюродная сестра:

— Нет, Липочка, этого никогда не будет! Дядю Колю я не выгоню! Он для меня первый друг. И вы мне это не говорите!!! Этого не будет, чтобы я его выгнала. Лучше я отсюда уйду навсегда!

Липочка взглянула испуганно на Наташу и больше об этом разговоров не заводила, но дулась на Наташу и подолгу шепталась с матерью. В их разговорах полушепотом прорывались такие слова: «От родственников житья нет… Благодарности никто не помнит… В счастье все дружки-приятели…»

Наташа слушала, терпела и молчала.

От усидчивой работы, от плохого питания Наташа побледнела и похудела, как щепка; у нее начались постоянные головные боли. Она страдала молча, стараясь скрыть все тяжелое от всех. Да и кому было до нее дело? Кто мог ей помочь?

Только одни внимательные, любящие глаза следили за ней и все замечали… С ней вместе страдал и ее друг.

— Наташечка, отчего ты такая бледненькая стала? — спрашивал Николай Васильевич.

— С чего мне розоветь, дядя Коля. Голова вечно болит, — ответила уныло Наташа.

Она за последнее время стала даже раздражительной.

— Наташечка, я же вижу, как тебе трудно.

— Конечно, трудно. Света Божьего не вижу. Еда плохая. Да и дома не отдохну… Что заработаешь, надо за комнату отдать или сапоги купить… Иногда последнюю копейку тетя или Липочка выпросят.

— Тяжело, знаю, Наташечка. Потерпи, может, лучше будет. Никто своей судьбы не знает.

— Терплю, дядя Коля, терплю… Все выношу. Еще хватает сил. Жду…

Наташа проговорила эти слова раздраженно-насмешливо, а Николай Васильевич смотрел на нее со страхом. Он никогда не слышал от нее такого тона и таких слов.

Однажды Николай Васильевич застал свою племянницу заплаканной и такой огорченной, что у него душа перевернулась.

— Сил моих нет. Измучилась я с ними! — воскликнула девушка, здороваясь с дядей.

— Что случилось еще?

— Ужасный случай… Там, где я работаю, я ушла на минутку на кухню. А мальчики прибежали в столовую. Они такие шалуны, удержу нет. Стали вертеть машинку; один подсунул палец, и другой повернул и проколол брату палец. Не могу забыть этот ужасный крик! Я так испугалась, мне даже дурно сделалось. А хозяйка меня же бранила, кричала, срамила, что я не досмотрела… разве я виновата?!

Вспоминая прожитый день, Наташа горько плакала.

— Наташечка, ты бы уж не мучила себя так! Ушла бы… Бог с ними!

— Ну куда я уйду? Буду ходить да искать работы… Наверное, еще хуже будет… Здесь хоть работой моей довольны…

— Куда ей идти? В другом месте, наверно, хуже будет. Не такие еще хозяйки есть, — возразила тетка.

— Уж вы ее не учите! Сама не маленькая. Чем она жить-то будет? — сказала сердито Липочка.

Николай Васильевич посмотрел на них недоброжелательно.

Наташа снова стала ходить поденно в тот же дом. Шалуны мальчики на другой день уже забыли про свое горе и придумывали новые затеи и шалости.

В один из морозных вечеров Николай Васильевич поджидал Наташу около того дома, где она работала. Он был в волнении и не обращал внимания на сильный мороз. Едва вышла девушка, как старик бросился к ней и заговорил торопливо, растерянно: «Я думал о тебе, Наташечка, все искал… Нашел… Хвалят очень…»

Наташа удивилась, встретив дядю, и спросила:

— Отчего вы, дядя Коля, тут? Что случилось?

— Место тебе нашел.

— Что вы беспокоитесь, дядя Коля… Я не пойду… Все равно. Везде одинаково.

— Нет, Наташечка… Ну как же! Иные люди хорошие. Хвалят. Завтра же сходи.

— Нет, не пойду! Все равно. Здесь я уже привыкла.

— Нет, пойди. Я нарочно шел издалека. Замерз… Искал долго. Люди не даром хвалят.

Девушка не соглашалась уходить с места. Николай Васильевич настаивал и упрашивал.

— Хвалят их. Дама-то докторша. У них портниха долго жила. Замуж вышла. Я-то давно искал тебе место… Измучился, глядя на тебя… Очень все одобряют.

— А вдруг верное потеряешь?! Трудно здесь, плохо. Мальчики ужасные… Что же делать…

— Иди, Наташечка, завтра же. Вот и адрес.

— Добрый вы, дядя Коля… Для вас пойду, чтоб вы не даром хлопотали.

— Иди, иди. Тете и Липочке не говори. Я-то ведь давно бегаю, Наташечка… Не могу смотреть на тебя.

Девушка поняла заботы и тревоги своего друга, пожалела хлопоты старика и согласилась пойти на новое место.

СОЛНЕЧНЫЙ ЛУЧ

День был морозный, ясный. Снег, выпавший накануне, блестел и переливался разноцветными огоньками; воздух был холодный, бодрящий. Такие дни в нашей туманной столице зимой редки.

Наташа вошла в большой кабинет. Золотистый луч солнца проглянул через окно и косыми столбами скользнул по полу, по мебели, по стене. Этот светлый луч, впервые блеснувший за всю мрачную зиму, показался вошедшей девушке добрым предзнаменованием.

Большая комната была докторский кабинет. Около стен стояли шкафы с книгами, с инструментами, по стенам висели портреты; на столе лежала масса книг, газет. И диваны, и столы, и обои — все здесь было темное, серьезное. Посреди комнаты стоял большой письменный стол. Из-за стола поднялась женщина средних лет с докторским значком на груди. У нее были тонкие черты лица, несколько строгие; гладкая прическа дополняла строгий туалет. Серьезный взгляд умных темных глаз остановился со вниманием на Наташе. Эти внимательные прищурившиеся глаза, наверно, привыкли заглядывать в человеческую душу.

— Сядьте, дитя мое, — сказала женщина-врач. — И потолкуем о наших важных делах. — Она приветливо улыбнулась.

— Благодарю вас… Я постою… — тихо ответила Наташа.

— Садитесь, садитесь, моя хорошая, нечего стоять.

Хозяйка села сама, посадила против себя Наташу и посмотрела на нее снова пристально, прищурившись.

— Значит вы, голубчик мой, хотите у нас шить? Наверное, сумеете и купить что нужно и скроить?

— Да умею… Только не знаю, угожу ли? Я работаю нескоро… Потому пошла бы дешевле, — смущенно говорила девушка.