Н Кальма - Джон Браун

• Название: Джон Браун
• Автор: Н Кальма
• Жанр: История

---

- Я всегда молилась, чтобы Джон был убит в бою и не попал в руки рабовладельцев, - сказала она Хиггинсону, - но теперь, когда я вспоминаю благородные слова о свободе, которые он произнес на суде, я не могу жалеть о том, что случилось... У меня было тринадцать детей, мистер Хиггинсон, большую часть я похоронила, когда они были маленькими. После смерти Оливера и Уатсона их осталось только четверо. Но если мне суждено видеть гибель моего дома и моей семьи, то пусть это принесет хоть какую-нибудь пользу бедным рабам.

Хиггинсон невольно преклонился перед этой женщиной: из какого же материала была создана она и вся ее семья?

Каким-то образом слух о готовящемся приезде жены достиг узника No 18. Мэри Дэй, прибывшей с Хиггинсоном в Бостон, передали его телеграмму:

"Ради бога, не допускайте приезда м-с Браун сюда".

Вслед за телеграммой пришло письмо, адресованное Хиггинсону:

"Дорогой друг, если моя жена приедет сейчас сюда, это только расстроит ее, прибавит мне горя и никак не может подействовать на меня хорошо. Убедите ее остаться дома, хотя бы до тех пор, пока я не дам ей знать о себе. Дома она найдет в тысячу раз больше утешения, чем где бы то ни было. Ее присутствие здесь только увеличило бы мои страдания. Я прошу ее быть спокойной и послушной и не поступать опрометчиво. Я ни в чем не нуждаюсь и чувствовал себя вполне бодрым, пока не услышал, что она собирается сюда. Я прошу ее сдерживаться и оставаться на месте до последних дней этого месяца, не поддаваясь чувству жалости. В этом деле я лучший судья, чем кто бы то ни было. Пожалуйста, перешлите это письмо при первой же возможности моей жене.

В а ш д р у г Д ж о н Б р а у н".

- Все погибло, - сказал Хиггинсон, передавая письмо Мэри Дэй.

Сутулая женщина молча прочла то, что написал ее непреклонный муж. Рот ее вздрагивал, и тяжелая, не женская морщина перерезала ее лоб.

- Видите, я лучше всех знаю Джона, - сказала она почти неслышно, - он не хочет, чтобы его что-нибудь отвлекало в последние минуты. Но он еще позовет меня, я уверена.

И Мэри Дэй поехала в Филадельфию, чтобы оказаться поблизости, когда муж позовет ее к себе.

Этот день наступил. Она получила письмо, помеченное чарльз-таунской тюрьмой, со следами пальцев тюремщика.

"Мэри, если ты готова перенести свидание со мной перед моим концом и приехать сюда, чтобы собрать останки наших дорогих сыновей и твоего мужа (виргинцы позволят тебе это), прошу тебя, приезжай".

Что-то сдавило ей горло, когда она писала прошение на имя губернатора Уайза:

"Прошу о выдаче мне смертных останков моего мужа и сыновей для приличествующего погребения их среди их родственников. Мэри Браун".

Утром 1 декабря будущая вдова капитана приближалась уже к Чарльз-Тауну. В карете сидел капитан милиции, по бокам и сзади скакали десять кавалеристов. Так приказал губернатор. Даже одинокая женщина, погруженная в свое горе, казалась ему опасной.

В конторе тюрьмы ее обыскали. Руки тюремщиков скользили по ее платью, по волосам. Она покорно поворачивалась, безучастная ко всему, кроме одного, - мысли о нем. Наконец длинный серый коридор. Тюремщик останавливается перед дверью No 18. Поворачивается ключ, и Мэри Дэй видит своего мужа.

На нем незнакомая ей куртка, и борода его стала еще длиннее. Он делает два шага ей навстречу, звенят кандалы, он неловко подхватывает их рукой.

- О Джон!

- Мэри!

Они держатся за руки, едкие слезы мешают им глядеть друг на друга.

Браун бережно усаживает жену на табурет, он говорит ей, что совсем спокоен.

- Я прожил долгую жизнь, Мэри. Все, что случилось, - к лучшему...

Голос мужа доносится до нее словно сквозь глубокую воду.

- Я привезла тебе теплые носки, - говорит она машинально.

Браун радуется этому проявлению жизни в ней. Он расспрашивает ее о доме, о детях. Оставили ли они под паром восточное поле? А изгородь исправлена? Когда пойдет в школу Нэл? Он хотел бы, чтобы все его дети получили хорошее образование.

Мэри Дэй трогает рукой его кандалы.

- Это будет завтра, Джон?

Он уклоняется от ответа.

- Скажи, Мэри, ты проклинаешь меня за ту жизнь, которую я тебе создал?

Жена качает головой. Нет, она с самого начала знала, что свобода потребует от нее многих жертв...

- Это будет завтра, Джон? - настойчиво повторяет она.

Он не успевает ответить. За дверью раздаются шаги.

- Свидание окончено. Карета ждет вас, миссис Браун.

- Подождите, - возбужденно говорит капитан, - разве жена не останется со мной всю эту последнюю ночь?!

- Нет, губернатор не разрешил, - отвечает за дверью равнодушный голос, - есть распоряжение губернатора отправить миссис в Ферри.

Внезапное бешенство овладевает Брауном.

- Распоряжение! Распоряжение на эту ночь!! - кричит он в исступлении. - Какой дьявол хочет разлучить меня с женой!.. Я не позволю этого!..

Он кричит и бьет кулаками в железную дверь. Кандалы впиваются ему в ноги, кулаки разбиты, но он ничего не чувствует, он слепо бьет и бьет по железу, одна из ран на голове вдруг открывается, и кровь заливает ему глаза.

- Джон! - Мэри Дэй кладет ему руку на плечо.

Этого достаточно. Так же внезапно, как пришло бешенство, приходит спокойствие.

Он целует жену.

- Иди, Мэри. Все хорошо. Прощай.

- О Джон... прощай.

- Зачем ты едешь в Ферри?

Мэри Браун бледнеет. Капитан зорко смотрит на нее.

- Зачем ты едешь туда?

- Там... я буду ждать... тело, - запинаясь, говорит женщина.

И Джон Браун понимает, что "тело" - это он.

35. КАЗНЬ

Прижавшись к решеткам камер, пять заключенных слушали шаги своего капитана. Около каждой из дверей шаги на секунду замедлялись, и ясный голос говорил:

- До свиданья, друзья...

Они все верили, что встретятся после смерти там, где не будет ни рабства, ни злобы, ни несправедливости. Через две недели казнят Императора Грина и "студента" Копленда, тонкого темноволосого Кука и молодого квакера Эдвина Коппока. Через шесть месяцев отправят на эшафот Стевенса, которому предварительно залечат раны, и Хэзлета, пойманного в горах Пенсильвании. У властей не было никаких доказательств, что Хэзлет находился с восставшими. До последнего дня осужденные и сам Джон Браун твердили, что он им не известен, что он не был с ними. И все-таки его уличили и казнили. Пока Хэзлет и Стевенс находились в чарльз-таунской тюрьме, северные аболиционисты Хиггинсон и Монгомери подробно разработали план их освобождения. Но план этот потребовал бы множества человеческих жертв, и оба смертника самоотверженно от него отказались.

Давно уже не было такого солнечного утра. Горы сияли, чуть окутанные голубой дымкой. Слегка морозило, и солдаты топали ногами, чтобы согреться. Их было много в этот день в Чарльз-Тауне, так много, будто предстояла не казнь одного старого человека, а большое сражение.

Майор Талиаферро, командующий виргинскими волонтерами, получил письменный приказ губернатора:

"2 декабря с. г. выставьте часовых по всей линии границы от Мартинсбурга до Харперс-Ферри. Предупредите жителей, чтобы они вооружились и были наготове в этот день и за несколько дней перед этим. Не разрешайте отдельным лицам, и особенно группам приезжих, направляться в Чарльз-Таун 2 декабря.

Железнодорожной охране в Ферри прикажите контролировать пассажиров в поездах с Востока и Запада. Будьте готовы, если потребуют обстоятельства, разобрать рельсы. Пошлите верховых охранять заставы. Нужны два отряда для того, чтобы сдерживать толпу на месте казни. Сформируйте два замкнутых каре вокруг эшафота. Пошлите особенно сильную охрану в тюрьму и для сопровождения к месту казни. Не допускайте толпу так приближаться к арестованному, чтобы слышать речь, если он вознамерится таковую сказать".

Майор Талиаферро в точности выполнил приказ. Полторы тысячи войск были выстроены на пути от тюрьмы до площади, где стоял эшафот.

Выйдя из тюрьмы, Джон Браун удивленно повел глазами.

- Я не ожидал, что губернатор Уайз обставит мою казнь так торжественно, - сказал он сопровождавшему его шерифу.

Руки Брауна были связаны за спиной. Кроме шерифа, его сопровождали офицер караульных войск и тюремщик. Он шел, хромая, в домашних шлепанцах и белых шерстяных носках, тех самых, которые связала ему жена. За рядами солдат стояла телега, запряженная парой белых лошадей. На телеге стоял сосновый чистый гроб. Браун обратился к сопровождавшему его офицеру:

- Возьмите у меня из кармана записку, сэр.

Офицер исполнил его просьбу.

- Что это такое?

- Несколько слов. Если хотите, мое завещание.

Шериф помог Брауну взобраться на телегу. Старик сел на гроб. Теперь он возвышался над всеми, и все видели его спокойное лицо и белую бороду, которую шевелил утренний ветерок. Офицер поднес к глазам листок:

"Я, Джон Браун, теперь вполне уверен, что преступления этой греховной страны никогда не смыть ничем, кроме крови. Как я думаю теперь, я напрасно обольщал себя надеждой, что это может быть сделано без колоссального кровопролития".