Майк Эшли - Волшебники

• Название: Волшебники
• Автор: Майк Эшли
• Издательство: Фантастика
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-91377-024-0

Российское издание антологии Майка Эшли 2004 года.

В новой антологии серии «Лучшее» на этот раз собраны рассказы о волшебниках, принадлежащие перу таких мастеров, как Том Холт, Майкл Муркок, Урсула Ле Гуин, Дуг Хорниг и других талантливых авторов. Многие рассказы публикуются впервые, некоторые написаны специально для этого сборника.

Магия принимает разные обличья. В этой антологии вы встретите ведьм, колдунов, чернокнижников, заклинателей. Есть даже маги-компьютерщики. Они могут повелевать человеческими чувствами и судьбами, драконами и природными стихиями.

Все они очень разные, только вот добрых волшебников среди них немного.

Магия, волшебство дают своим обладателям почти неограниченную власть. Такая власть — слишком большое искушение, чтобы удержаться в рамках человеческой морали и не сотворить какую-нибудь пакость под плохое настроение. Или подправить окружающую действительность в соответствии со своими (зачастую весьма оригинальными) представлениями о добре и зле. Видимо, поэтому большинство волшебников — не самые приятные в общении люди. А иногда они вообще не люди.

---

За окном с головокружительной быстротой проносились рощи, сельские дома, ряды велосипедов. Некоторые из них двигались, другие были припаркованы бесконечными шеренгами — и разве не странно, что нигде не было видно ни одного человека? Разве люди не должны услышать шум и выйти посмотреть, какого черта здесь происходит?

Эй, Мэйбл, посмотри-ка, здесь какой-то непонятный поезд едет, хотя у нас в окрестностях сроду железной дороги не бывало, и он разносит все на своем пути. А это не старик распластан на паровозе? Мне так кажется, что он машет нам рукой…

Пейзаж не только проносился мимо, он часто смещался — в одну сторону, затем в другую, иногда замедлялся почти до остановки и разгонялся вновь. Какого черта, что это за поезд?

Густые тучи обломков разлетались перед стеклом, барабанили по паровозу, гремели по сторонам, падали на землю. Стройматериалы, мебель, машины, телеграфные столбы, фонари — все ломалось под напором несущегося паровоза и его безумного машиниста. Тем не менее, когда Эбботт выглядывал из окна, он видел, что все разрушенное по-прежнему стоит на своих местах.

— Как ты это делаешь?

— Что?

Эбботт кивнул на грузовик, который вверх колесами пролетал мимо кабины и одновременно спокойно стоял на том же самом месте, где и был до того, как они проехали мимо.

— Вот это.

— Ты про осколки душ?

«Прекрасно, — подумал Пол. — Я беседую о метафизике со старым психом, пока его поезд разносит все вокруг».

— У грузовиков, машин и зданий есть душа? — спросил он.

— У всего есть душа, приятель. Все остается почти таким же, когда я проезжаю мимо.

— А люди?

— Они меня не видят, — довольно резко ответил старик, повернувшись вправо.

— Я тебя вижу, — заметил Эбботт.

— Ага, ты видишь.

— Ну и что это значит в великом плане бытия?

— Может, у тебя зрение лучше, чем у остальных. А может, есть работа, которую необходимо выполнить.

— Ну, у меня действительно есть работа, — хмыкнул Пол. — Мне надо написать целую серию статей о том, насколько далеко сердце Америки ушло от общей корпоративной структуры страны в новом тысячелетии.

— Звучит очень увлекательно, — ответил старик, сдвинул рычаг вперед и жестко провернул колесо.

Пейзаж за окном опять дернулся, а паровоз проломил квартирный дом.

— Но там, где ты меня подобрал, все было по-другому. В этом… в Мадригале. Там-то все здания явно не остались в целости и сохранности.

— Ну, это же Мадригал. И как я уже говорил, они все починят. Тот старик… он…

— Да, я знаю. Ангел.

Машинист кивнул, не удосужившись повернуться:

— Теперь ты наконец понял.

Поезд накренился влево, и Эбботт все-таки врезался в стену. Он что, должен спрыгнуть отсюда? Ну уж нет! Может, когда этот сумасшедший устанет, он притормозит…

— А передохнуть ты не собираешься?

— Я не отдыхаю.

— Не понял. А помощник у тебя есть?

— Нет.

— А когда ты спишь?

— Я не сплю. — Старик потянул рычаг, подержал его какое-то время, затем повернул в сторону. — Я не сплю, не ем. В туалет тоже не хожу, кстати.

Эбботт моргнул, переваривая информацию. И в туалет не ходит? Если это правда, тогда у парня кишки должны быть размером с дирижабль, а мочевой пузырь — с ангар, где хранят этот самый дирижабль. Кажется, старичок — полный идиот. Пол уже имел дело с подобными типами…

Но был еще такой немаловажный факт, как поезд. Он вроде бы разрушал на своем пути все — и в то же время не причинял ничему особого вреда. Может, на окна транслируется какая-то запись, показывающая все это побоище, а в сам паровоз встроена гидравлическая система? Может, поезд вовсе не двигается… Но ведь Эбботт видел, что тот наделал в городе.

«Ну, это же Мадригал».

Трюк, созданный специально для него.

Пол кивнул на штурвал и стены кабины и спросил, стараясь изгнать из голоса недоверчивость;

— А как долго… как долго ты водишь этот…

Человек поглядел на него и вновь улыбнулся:

— Долго. Я управлял этим все то время, пока ты ездил по округе, писал свои статьи. Я знаю все. Я знаю твое имя, каждый твой вздох… чувствую в своих цепях. — Он засмеялся и ударил себя кулаком в грудь. — Слышу в двигателе.

Эбботт прислушался.

Это был тихий звук голосов, множество акцептов и слов, шепчущий натиск гласных и согласных, взмывающий и падающий. Он накатывал и отступал, как волны на пляже. Это был одновременно шум двигателя и нечто совершенно другое; в нем чудилась гармония, и в то же время оно приводило в замешательство.

— Ты знаешь мое имя?

— Я так сказал.

— Ну и как меня зовут?

— Эбботт. — Старик одарил его торжествующей улыбкой и вновь сосредоточился на штурвале.

— Как ты узнал мое имя?

— О, я много всего знаю. Вот отсюда. — Машинист похлопал по стенке топки. — Слушай.

Эбботт нахмурился, стараясь вычленить из хаоса звуков хоть какой-то смысл. Иногда Полу казалось, что он слышит отдельные фразы: вопросы, утверждения или просьбы — некоторые на английском, другие на каких-то иных языках и диалектах.

— Что это? — спросил он старика.

— Это звук.

— Какой звук?

Машинист крутанул одно из колес и вжал педаль в пол. Провернул другое в противоположном направлении, потянул рычаг и ответил:

— Это звук. Каждый звук, когда-либо… каждое мяуканье кошки, каждый крик ребенка, обещание любовника и последний вздох мертвеца — вздох, исходящий в то чудесное мгновение, когда тело перестает работать. Это хрипение убийцы, биение крыла, когда оно отталкивается от ветра и разрезает воздушный поток. Стук каждого копыта, плеск хвоста каждой рыбы. Это все слова, когда-либо сказанные другим людям. Это множество — гораздо больше, чем ты думаешь, — других слов, произнесенных в тишине зеркальных комнат, доверенных ложной мягкости одиноких подушек, бесконечным стаканам, чье обещание забвения — всего лишь еще один глоток…

Эбботт неожиданно понял, что кивает, захваченный гипнотическим ритмом слов старика.

— Это сны. Когда я бросаю их в огонь, они продолжают гореть, ведь сны никогда не кончаются, это каждый знает, правильно?

— Правильно.

Алло, это служба спасения? Вы не можете выслать команду куда-то в Теннесси? Здесь поезд буйствует, а старик, управляющий им, живет на острове Нетинебудет.[57] Захватите сети!

Эбботт согласился бы сейчас со всем, что сказал машинист.

— Но если они продолжают гореть, почему тебе надо подбрасывать еще?

— Они уменьшаются. Горят и становятся действительно маленькими. — Машинист вытянул руку и свел наподобие пинцета большой и указательный пальцы. — Вот такими. Но никогда не сгорают полностью. Сны — они же длятся вечно, так ведь?

Так ведь! Да какого черта? Чего спрашивать? Об этом же все знают. Застрять в неуправляемом поезде с призраком Карлоса Кастанеды, который растапливает печку снами! Наверное, во всем этом есть какой-то высший смысл…

— И они говорят обо мне, эти сны? Обзывают меня, оскорбляют?

Старик засмеялся и топнул ногой:

— Они не оскорбляют тебя, они просто говорят о тебе. А многие из них даже этого не делают, — сказал он, медленно наклонив поезд влево, а затем повернул самое верхнее и маленькое колесо вправо. Состав дернулся и заметался, как заблудившийся корабль в полночном океане, безмолвно кричащий звездам и равнодушному ночному небу. — Но многие говорят, — продолжал машинист, — и не все из них даже знают тебя.

— Это не имеет смысла.

— Все не имеет смысла, — пришел ответ.

Машинист подождал несколько секунд, уставившись в стену паровозной топки, а потом сказал:

— Я слушаю их каждый день.

— Что они говорят обо мне?

— Не могу сказать.

— Не можешь или не хочешь?

— Не хочу. Не могу. Какая разница.

— Для меня большая.

— Не повезло тебе, сержант. Меня не проведешь. — Старик положил локти на колеса, вытащил платок из заднего кармана, вытер лицо и опять стал смотреть в стену. — Нет… не проведешь, — произнес он еще раз, взялся за второе по величине колесо и размашисто, быстро отправил его чуть ли не в полный оборот. Затем ребром ладони, четко поставленным ударом, сдвинул целый ряд рычагов.

Поезд дернулся. Машинист перевел взгляд на стену:

— Так-то лучше.

Потом крутанул колесо снова, в этот раз менее резко, умудрившись в то же время засунуть платок в карман.

Эбботт поднялся на ноги и осторожно подошел к машинисту:

— А на что ты там постоянно смотришь?

Не обернувшись, старик осведомился:

— Это имеешь в виду?

Он постучал по маленькому экрану, установленному в стене прямо над колонной управляющих колец.

— Вот именно из-за этого я не должен останавливать поезд. И двигаться как угодно, но только не по прямой. — Он махнул Полу рукой. — Иди посмотри.