Михаил Полторанин - Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса

• Название: Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса
• Автор: Михаил Полторанин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-44961-3

Эта книга, наверное, вызовет скандал с эффектом взорвавшейся бомбы. Хотя вынашивалась и писалась она не ради этого. Михаил Полторанин, демократ-идеалист, в свое время правая рука Ельцина, был непосредственным свидетелем того, как умирала наша держава и деградировал как личность первый президент России. Поначалу горячий сторонник и ближайший соратник Ельцина, позже он подвергал новоявленного хозяина Кремля, который сдавал страну, беспощадной критике. В одном из своих интервью Полторанин признавался: «Если бы я вернулся в то время, я на съезде порекомендовал бы не давать Ельцину дополнительных полномочий. Сказал бы: «Не давайте этому парню спички, он может спалить всю Россию…»

Спецкор «Правды», затем, по назначению Б.Н.Ельцина, главный редактор газеты «Московская правда», в начале 1990-х он достиг апогея своей политической карьеры: был министром печати и информации, зампредом правительства. Во всей своей зловещей достоверности открылись перед ним тайники кремлевского двора, на глазах происходило целенаправленное разрушение экономики России, разграбление ее богатств, присвоение народной собственности кучкой нуворишей и уничтожение самого народа. Как это было, какие силы стояли и по-прежнему стоят за спиной власти, в деталях и лицах рассказывает в своей книге, в чем-то покаянной, основанной на подлинных фактах и личных наблюдениях, очевидец закулисных интриг Кремля.

---

Корпус первых секретарей в двадцатые и тридцатые годы представлял из себя малообразованное скопище партократов. Тех, о ком говорят: из грязи да в князи. К людям они относились, как к мусору. Спецы трудились в хозяйственных и советских органах, а эти выполняли роль ревнадзирателей, вынюхивая повсюду измену. Закоперщиком или паханом у них всегда выступал Роберт Эйхе — человек с двуклассным начальным училищем за плечами, но не только первый секретарь Западно-Сибирского крайкома и Новосибирского горкома партии, а еще и кандидат в члены Политбюро. Лучше всего он проявлял себя в карательных операциях против крестьян и «очищении» ВКП(б) от несогласных с его политикой «гадов» — отдал на растерзание чекистам около 90 тысяч бывших коммунистов. И здесь «латышский стрелок» первым попросил у Политбюро дополнительных полномочий для разгрома антисоветской сволочи: создаст и возглавит тройку по вынесению внесудебных решений. За Эйхе потянулись другие члены ЦК.

Представляю, как сжимал в кулаке свое самолюбие вождь, отступая под натиском первых секретарей. Им сказали: готовьте в короткие сроки свои предложения по составам троек и количеству врагов для репрессий. Тут это дело считалось привычным.

До середины июля 37-го предложения поступили из всех регионов. Эйхе сообщал, что ему край как надо репрессировать на первых порах 17 тысяч человек, из них пять тысяч — по первой категории (расстрелять), а остальных— в лагеря (ГУЛаг). Первый секретарь Московского горкома и обкома Никита Хрущев в записке Сталину от 10 июля 37-го изъявил желание возглавить тройку и попросил разрешить ему репрессировать 41 305 человек, из них 8500 — расстрелять. Первый секретарь Свердловского обкома просил позволить «его» тройке вынести смертные приговоры четырем тысячам человек. Характерно, что из русских областей шли размашистые запросы, а в национальных республиках руководители более или менее щадили своих людей. Из нищей Калининской области с совершенно аполитичным населением пришла просьба расстрелять больше тысячи человек, а секретарь ЦК КП Туркменистана, где еще не до конца потухли очаги басмачества, ограничился на всю республику цифрой — 500.

В НКВД все заявки обобщили, систематизировали, и уже 30 июля 37-го под грифом «совершенно секретно» вышел приказ наркома Ежова № 00 447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и др. антисоветских элементов». Тем же днем зам. Ежова Фриновский направил этот приказ и проект постановления по нему помощнику Сталина Поскребышеву— получить согласие членов Политбюро. Согласие дали все. Начало операции назначили на пятое августа. В приказе местным органам НКВД спускались квоты на отстрел населения по запросам партийных бояр. Правда, не все предложения были приняты наверху.

Снизили цифры сибирскому региону и областям Центральной России. Никите Хрущеву, например, разрешили расстрелять на три с половиной тысячи «врагов» меньше, чем он просил. Всего партийные функционеры получили добро на репрессирование «только» двухсот сорока пяти тысяч человек. Учитывая масштабы «расстрельного зуда» в боярской среде, Политбюро сочло нужным предупредить: «Какие бы то ни было самочинные увеличения цифр не допускаются».

И очень кстати. Народу чекисты нахватали сверх всякой меры, а квоты сдерживали. Из регионов пошли просьбы— добавьте! Подключали даже московских лоббистов. Так, из Иркутска поступила нетерпеливая шифровка:

«ЦК ВКП(б) — т. Сталину. Наркому внудел т. Ежову.

27 октября выехал из Читы в Москву. В Улан-Удэ ко мне заходили секретарь обкома ВКП(б) Игнатьев и НКВД Бурято-Монгольской АССР Ткачев. В беседе они сообщили, что лимиты по приказу НКВД 00 447 они израсходовали, а в тюрьмах находится свыше 2000 арестованных… Просят дать лимит на 2500 человек.

28. Х. № 672 Мехлис».

Лев Мехлис был начальником Главполитупра Красной Армии, а когда-то работал личным секретарем Сталина. На его пробивную силу надеялись стахановцы расстрельного дела, но не обломилось.

Со студенческих лет я считал, что 37-й — это год расправы сталинистов с недовольной режимом интеллигенцией и верными ленинцами. Так въелась в мое сознание пропаганда материалов XX съезда КПСС. Да, репрессиям подверглись многие люди с громкими именами, потому-то пора эта и стала восприниматься нашим поколением как кремлевская кампания против организованного инакомыслия. Но вот я собрал воедино списки всех арестованных — там сплошь безответный народ.

У меня довольно редкая фамилия. Я взял только своих однофамильцев и только со своей родины — двух небольших районов Восточного Казахстана. Это таежная глубинка, где несколько оторванных от мира поселков и заимок ютились у подножий гор. Ни кулаков вокруг, ни троцкистов, ни фанатов ленинского наследия. Вот кого вывозили из тайги под конвоем:

1. Полторанин Родион Артемьевич, 1900 г.р., русский, образование начальное, работал старателем, село Солдатово.

Осужден 19,11.1937, тройка при УНКВД по ВКО (Управление наркомата внутренних дел по Восточно-Казахстанской области. — Авт.).

Расстрел. Реабилитирован 19.03.1957.

2. Полторанин Емельян Фирсанович, 1892 г.р., русский, неграмотный, работал лесорубом, село Бутаково.

Осужден 25.10.1937, тройка при УНКВД по ВКО.

Расстрел. Реабилитирован 01.10.1957.

3. Полторанин Сергей Яковлевич, 1894 г.р., русский, неграмотный, пчеловод (пасечник), Большенарымский район.

Осужден 29.12.1937, тройка при УНКВД по ВКО.

Расстрел. Реабилитирован 06.09.1957.

4. Полторанин Петр Михеевич, 1894 г.р., русский, образование начальное, работал сплавщиком леса, село Большенарым.

Осужден 19.11.1937, тройка при УНКВД по ВКО.

Расстрел. Реабилитирован 19.03.1957.

5. Полторанин Гурьян Артемьевич, 1895 г.р., русский, образование начальное, работал старателем, село Солдатово.

Осужден 06.11.1937, тройка при УНКВД по ВКО.

Расстрел. Реабилитирован 06.09.1957.

6. Полторанин Евстигней Артемьевич,1891 г.р., русский, образование начальное, работал возчиком, село Верхняя Хайрузовка.

Осужден 29.12.1937, тройка при УНКВД по ВКО.

Расстрел. Реабилитирован 06.09.1957.

Нет смысла продолжать список, выше начального образования — а это церковно-приходская школа — не было ни у кого. Москва о таких и слыхом не слыхивала. Всего с наших районов в 37-м было расстреляно 28 Полтораниных, а 15 получили по десять лет. Там же было арестовано и расстреляно более ста неграмотных и полуграмотных Тютюньковых, Редькиных, Поляковых, Первушиных. За что? За то, что некому было за них постоять.

И такая вакханалия шла по всем областям. Партийные секретари — коллеги Роберта Эйхе вместе с чекистами прочесывали страну широкозахватным методом, уничтожая на пасеках и в старательских артелях «международные центры контрреволюции». В городах тоже брали беззащитных и тех, кто насолил местной знати.

Вождь, наверное, сидел в Кремле и цинично посмеивался: «Порезвитесь, ребята! А потом я буду резвиться с вами и, может быть, вернусь к вопросу о Конституции». Не удалось или не захотелось вернуться— теперь этого не узнаешь. А вот Роберту Эйхе (как и другим противникам— членам ЦК) Сталин не простил проигрыша. В том же 37-м «латышского стрелка» выдернули из привычной среды и послали «на чердак» — дали пост наркома земледелия СССР. С «чердака» легче спускать человека в подвал Лубянки. Вскоре инициатора «троек» арестовали, а после долгого следствия и суда в 40-м расстреляли. Хрущев на XX съезде КПСС выставлял партийных секретарей-палачей, в том числе и Роберта Эйхе, как безвинных жертв тирана. «Примером гнусной провокации, злостной фальсификации и преступных нарушений революционной законности. — говорил с трибуны Никита Сергеевич, — является дело бывшего кандидата в члены Политбюро ЦК, одного из видных деятелей партии и Советского государства товарища Эйхе». Хрущев произносил одно, а сам, наверное, думал другое: «Все мы там стоили друг друга!».

Никита Сергеевич грешил безбожно, по-черному, но себя и своих подельщиков старался впихнуть в историю светлыми ангелами.

Так что на очередную беду нашей страны идею с альтернативными выборами партийная власть закопала на полстолетие. Мы не знали в Волынском, решится ли Михаил Сергеевич со своими юристами откопать ее. Да и вообще было трудно предугадать, куда он повернет перестройку. Планы и советы консультантов одно, а возможности да и стратегия исполнителя — другое. Но все же время в стране было иное, удобное для либеральных реформ, потому что мир стал иным. И партия раздулась количественно настолько, что стала меняться качественно, расслаиваясь на несопоставимые части. Верхний этаж желал диктаторствовать по-прежнему, но уже с сундуками наследственных капиталов. И подтягивал к себе снизу опору из беспринципных попутчиков, погрязших в вещизме. А две трети обитателей первого этажа хотели диктатуры закона и справедливого социального государства. По сути это были уже социал-демократы.