Самуил Лурье - Муравейник (Фельетоны в прежнем смысле слова)

• Название: Муравейник (Фельетоны в прежнем смысле слова)
• Автор: Самуил Лурье
• Жанр: Психология

---

Что есть страны, где русским - и не только русским - живется еще хуже, чем в России, - факт. Что нельзя смотреть, сложа руки, как русских преследуют за то, что они русские (или нерусских - за то, что нерусские), вне сомнений. А все-таки термин "соотечественники" в данном контексте сугубо неточный и ведет к недоразумениям зловещим. Хотя бывают и забавные. Если, к примеру, отставной офицер госбезопасности желает во что бы то ни стало сделаться гражданином Литовской республики, а бесчеловечные литовские законы ему препятствуют, - а мы изо всех сил, чуть ли не бряцая оружием, отстаиваем право соотечественника перестать быть соотечественником... согласитесь, это странно. Тут уместней, казалось бы, говорить о правах человека, - но, как мы уже знаем, за такие разговорчики самое мягкое слово - тля...

И заметьте: чем меньше в словах реального содержания, тем громче они произносятся. Вот попробуйте сказать вслух и всерьез: "народ Петербурга" без улыбки не получится. А "народ Крыма" уже говорят - верней, кричат. Есть, оказывается, такой народ, за пятьдесят лет образовался из военных пенсионеров и персонала здравниц, - ну что ж, так получилось, многие из теперешних жителей в Крыму и родились, и посягать на их свободы и права недопустимо, - а все же, пока большая часть коренного населения пребывает в изгнании, в административной ссылке, - о страданиях крымского народа кое-кому лучше бы не заикаться. Есть люди, их много, и многим трудно - это правда. Но витийствовать от лица народа - нет у симферопольских начальников морального права, - сказал бы я, если бы эти слова мелькали пореже и что-нибудь значили.

А то ведь прямо на днях ведущий телепрограммы "Воскресенье", рассуждая о картинах из спецхрана, выставленных в Музее изобразительных искусств, так и отрезал с преважной миной: Россия, мол, имеет на них - на картины то есть - неоспоримое моральное право. Так-то оно так. Советская армия отобрала их у гитлеровской, а гитлеровцы - у разных людей из оккупированных Германией стран, причем людей этих фашисты убили. Теперь картины неоспоримо наши, а если у истребленных владельцев остались наследники - перебьются. Допустим. Но что-то тут не сходится. Например, если у нас, не дай Бог, победят на выборах сами знаете кто - и эти организмы задушат меня в газовой камере, и завладеют моими книжками, где автографы Твардовского, Бродского, - а потом развяжут мировую войну, - а китайцы, скажем, их победят и отнимут мои книжки... что же? Ступай, Твардовский, в китайский спецхран? Довольно сложный это, по-моему, казус. Грабить награбленное - право и впрямь неоспоримое, согласен, - а вот почему это право - моральное, не возьму в толк.

Это как с Курильскими какими-нибудь островами: американцы сбросили атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки, Сталин тотчас напал на обездвиженного, уже не надменного соседа, в результате нам достались кое-какие территории, с тех пор они процветают под нашей властью, - и отлично, и спорить не о чем, но высокие чувства причем?

Обычная, вечная история с географией. Шестьсот лет назад некто Донской посягнул на территориальную целостность великой и неделимой Золотой Орды: создал незаконные вооруженные формирования с целью провозгласить независимость одного из улусов; мало ли, дескать, что нас завоевали двести или там триста лет тому - впредь отказываемся платить дань чужеверным властителям - лучше все как один умрем на поле Куликовом... Имел ли Дмитрий Донской моральное право на эту сепаратистскую авантюру (о юридической стороне умолчим)? Не правда ли, бессмысленный, ханжеский вопрос? Главное не нашлось у Мамая установок "Ураган", и Донской победил, и у нас теперь патриарх, а не муфтий - так что глава государства на Пасху, а не в первый день рамазана, поздравляет нас - с Рождеством. Вот и славно.

Апрель 1995

ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА КАК СОСТОЯНИЕ УМА

Кого как, а меня учили в школе, что захватывать и грабить мирные города иноверцев - молодецкое дело; что в убийстве женщин и детей ничего такого особенного нет; что местью оправданы любые злодейства; что, истребив за смерть собственного сына сотни невинных, полевой командир боевиков становится национальным героем. В седьмом, что ли, классе постигал я художественные особенности классического текста:

"Не уважали козаки чернобровых панянок, белогрудых, светлоликих девиц; у самых алтарей не могли спастись они: зажигал их Тарас вместе с алтарями. Не одни белоснежные руки поднимались из огнистого пламени к небесам, сопровождаемые жалкими криками, от которых подвигнулась бы самая сырая земля, и степная трава поникла бы от жалости долу. Но не внимали ничему жестокие козаки и, поднимая копьями с улицы младенцев их, кидали к ним же в пламя. "Это вам, вражьи ляхи, поминки по Остапе" - приговаривал только Тарас..."

Пафос восклицаний о чеченском набеге на город Буденновск - по-моему, бледней. Только удивительно - и то на первый взгляд, - что несколько столетий пролетело без всякой пользы.

Казалось бы, столько перемен: тот же Буденновск всего сто лет назад был заштатный городок Святого Креста - стал Прикумск - превратился в Буденновск; население умножилось вдесятеро - благодаря заводу пластмасс (то есть, видимо, химоружия), - столько внешних перемен, а простодушная уверенность, что нам убивать можно, а нас нельзя, - осталась, как была.

То есть как цивилизованные люди XX века мы понимаем, что по Б-ву и по Г-ву - и по тому псевдониму, что распоряжался погромом в Самашках, - рыдает скамья подсудимых, - причем беспристрастный суд обязан учесть, что на совести Г-ва - и нашей, читатель! - убитых детей тысячи, а псевдонимы отличились, если верить очевидцам, жестокостью почти невероятной, - какая Бульбе не снилась, не говоря о Б-ве... Но в глубине души, не признаваясь вслух - только проговариваясь постоянно, - мы все, от президента до бомжа, уверяем себя, что жизнь чеченского или там афганского ребенка не такая уж значительная ценность. Вот наши - это совсем другое дело...

А еще глубже - т. н. порядочные не верят в это. Но все чувствуют: Россия живет со скоростью столько-то насильственных смертей в секунду. Ее хватит удар, если выживут все. Отворите ей кровь, делайте, что хотите, только не с нами, не здесь, не сейчас...

Вот ради чего допустили мы эту войну и ясно дали понять начальству, что повышение цен на еду нас волнует сильней, чем какие-то там преступления против человечности. Жаль, разумеется, что, участвуя в них, наши дети тоже гибнут, - но если без этого никак не вернуть чеченцам права и свободы российских граждан... что ж, начальству видней.

То есть мы все до одного как бы подписали эту пресловутую бумагу: добровольно, дескать, присоединяюсь и готов подвергнуться любым неожиданным последствиям. Вот и подверглись. В гибели жителей Буденновска виноват каждый, кто не сделал всего, что мог, для прекращения войны: и я, и вы, мой читатель, - да все, кроме С. А. Ковалева и нескольких его единомышленников и Комитета солдатских матерей. Какие, собственно, были у нас основания думать, что родители уничтоженных в Чечне детей (все заметили, надо думать, эту стилистическую тонкость в официальных сводках: русских убивают, а чеченцев уничтожают?) - так вот, с чего мы взяли, будто родные уничтоженных все поймут правильно, как мы бы на их месте: мол, интересы государства требуют разорвать вашего малыша на части точечным ударом - что ж, рвите, товарищи генералы! - но как могли мы ожидать подобной самоотверженности от чеченцев? Министры орали на правозащитников: на войне как на войне, без невинных жертв не обойтись, - вот и не обходится. А ведь сказала на всю страну Элла Памфилова чуть ли не в начале прошлого декабря: ума нет, сердца нет - хотя бы к инстинкту самосохранения прислушались...

Но что инстинкт, когда причинно-следственные связи порушены и на самую простую аналогию воображения не хватает? Когда не то что будущего ближайшего прошлого не существует, и никто не вспоминает, что было в том декабре - как армия спешила замыть кровью следы неудачно напроказившей госбезопасности, как туземцы имитировали бомбежку города Грозного - а город возьми и развались, а там тоже были больницы, - или не было?

Наплевать на причины, их связь с последствиями все равно не осознать, нам подавай вину и месть - чужую вину, - вопят какие-то в лампасах и с поддельными орденами. Так хочется жить за счет других, на всем готовом, и убивать каких-нибудь врагов - или даже не врагов, - лишь бы ни о чем не думать, лишь бы не быть людьми, это так тяжело.

Раб никогда ни в чем не виноват. Ему чужая смерть слаще собственной жизни. Отомстить Вселенной за то, что родился рабом, - его свобода.

Н. В. Гоголь писал для образованных читателей. Ему и в голову не приходило, что полтора века спустя малышам станут внушать в классе, будто надо "делать жизнь", руководствуясь примером кровожадного дикаря. Такое возможно лишь в обществе, созданном гражданской войной.