Пауль Куусберг - В разгаре лета

• Название: В разгаре лета
• Автор: Пауль Куусберг
• Жанр: Русская классическая проза

---

Немцам так и не дали боя на этом рубеже. Воинские машины не хотят подчиняться приказу чужих командиров: пошли вы, дескать, куда подальше, у нас свой приказ.

Дальнейший путь в Таллин запомнился мне как безостановочная сумасшедшая гонка. Мы задерживаемся еще в Пярну-Яагупи и Мярьямаа, но оба раза поскорее срываемся дальше. В Пярну-Яагупи истребительный батальон отстал от нас. Сказали, будто он вместе с одной красноармейской частью в самом деле занял там оборону. В Мярьямаа мне запомнились напуганные женщины, которые требовали, чтобы мы немедленно ехали дальше. Потом нас атакуют самолеты, и минут двадцать мы лежим на животе в придорожных кюветах, а как только налет кончается, опять гоним дальше. В Арудевахе нам попадается навстречу какая-то красноармейская автоколонна, но я почти не замечаю ее.

В Таллин прибываем почти затемно. Автоколонна пярнуского актива едет на Ласнамяэ и только там располагается на ночлег. Говорят, ранним утром они поедут дальше, в Нарву.

- Если бы нас не прикрепили к горкому, черт его знает, чем бы это кончилось для нас, - сказал мне Ний-дас в Кадриорге. - Истребительная рота, которую послали в Хяядемеесте, так и не вернулась. Немцы зашли им в тыл...

Неужели он и впрямь считает, будто судьба войны уже решена?

И вдруг меня словно по голове шарахнуло: а что, если завтра немцы подойдут к Таллину?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Теплый вечер. Стрекочут кузнечики.

Заложив руки под голову, лежу на спине и смотрю на редкие клочья облаков, такие переменчивые по краскам. Сперва они были белые, словно громадные пышные, мохнатые куски ваты. Потом нежно зарозовели, а по краям стали темными. Солнце давно опустилось за лес, растущий на каменистом склоне. А когда мы прибыли, оно еще светило высоко над верхушками.

Лежать не очень приятно - сено колется, но двигаться лень. Я еще чертовски усталый. А потом подумаешь: большое дело - индийские факиры спят на гвоздях, а я не могу полежать на каких-то колючках.

Пахнет свежескошенной травой.

Кто-то говорит:

- Стоит погодка.

Это Деревня. Так я называю мысленно высокого, крепкокостного человека, который появился в роте, пока мы были в отъезде. Он и в самом деле из деревни- это все знают. Рассказывают еще, что серые бароны перебили его семью. Ворвались под вечер в дом, застрелили жену и детей. Одни говорят, что у него было трое детей - дочка и двое мальчишек, другие утверждают, что двое - парень и девочка. Но есть и такие болваны, которые все еще не верят, будто кто-то убивает детей и женщин. Съездили бы с нами в эту поездочку, небось перестали бы пожимать плечами.

Деревня слегка напоминает мне милиционера из Вали, Юулиуса Вахтрамяэ. До чего же хочется знать, что с ним сейчас. Если он остался в Вали, так его наверняка расстреляли. Буржуи в Пярнумаа распоясались:

- Самая погодка для сенокоса.

Это говорит Руутхольм. Вот уж кто двужильный! Ни дня не провалялся в постели. Даже в поликлинику не сходил. Такие, как он, никогда не дадут себе пощады, пока в них душа жива. От него я узнал фамилию флотского лейтенанта, который спас мне жизнь. Вечером, как только мы прибыли в Таллин, Руутхольм явился в штаб к пограничникам и рассказал о том, что мы видели в Валге, в Пярнумаа, от пограничников-то он и узнал имя нашего спутника: Сергей Архипович Денисов.

Сергей Архипович Денисов. Этого имени я никогда не забуду.

До меня доносятся голоса, я отрываю глаза от облаков, перевожу взгляд в сторону. Метрах в двадцати от меня сидят возле стога наш политрук, Деревня и другие. Всех я еще не знаю. Да и не диво: нас не было целую неделю, только позавчера ночью вернулись. В роте появились новые ребята, а кого-то, наоборот, перевели от нас.

Странно, до чего отчетливо доносится от стога каждое слово. Уж очень, значит, тихо.

Хотя, в общем-то, как сказать. Все вокруг полно стрекотания кузнечиков. Кузнечики? Интересно, кузнечики, кобылки и сверчки - это все одно и то же? Или все они разной породы? Я рос на городской мостовой и всего этого не знаю. В деревне почти не жил. Когда-то, несколько лет назад, во время школьных каникул, я прожил месяц у своего дяди, у которого была такая же маленькая бобыльская усадьба, как и у Деревни, судя по его рассказам. Хотя нет, у Деревни, наверно, участок побольше. Ему прирезали земли. Он был членом волостной земельной комиссии, раздавал землю другим, да и сам тоже получил. За это серые бароны и хотели- его убить. А может, моему дяде тоже прирезали пару гектаров? Значит, и с ним могли разделаться?

Хоть я и городской, мне в деревне нравится. Даже и теперь, хоть взрослым я почти не попадал в деревню. Проезжать на велосипеде по шоссе это еще не значит жить в деревне. Последнее самое лучшее воспоминание о деревне у меня - о Меривялья. Прошлой весной мы там проводили воду на одну дачу. Иногда не успевали вечером вернуться в город и ночевали на месте. В первое же утро я проснулся от пения соловьев. Сразу за домом начинался низкий лесок, вернее сказать, кустарник, где росло много черемухи; в ней-то и заливались соловьи. Ничего подобного я еще не слыхивал. Невероятно мне это понравилось. Я вышел на крыльцо, чтобы послушать лучше. Можно было бы еще поваляться - солнце только-только начало всходить, но спать я уже не мог. До того красиво они щелкали, заливались трелями, свистели, выводили всякие колена.

Но разве Меривялья можно назвать деревней? Пожалуй, нет. Как и этот покос в Харку, пересеченный глубоким противотанковым рвом, в котором наш батальон занял оборону. Просто пригород. Отсюда до Нымме, Лиллекюла или Пельгулинна камнем добросишь. Если встать в полный рост и посмотреть назад, то отчетливо увидишь зубчатые стены Тоомпеа, башенку Карловой церкви, фабричные трубы и крыши окраины.

Тем не менее наш батальон расположился в ожидании немцев именно тут.

Далеко ли от нас фашисты?

Я видел их два дня назад в Пярну. Нет, вру. Ни одного немца я не видел. Потом я слышал, будто возле Пярну-Яагупи натиск немцев попытались сдержать. Но после часа или двух боев пришлось все-таки отступить.

Неохота про все это думать. Каждый раз, едва подумаешь, комок подступает к горлу. Лучше заниматься чем угодно, лишь бы отделаться от этих проклятых мыслей.

Ребята, которые знают, что мы вернулись из Пярну, без конца пристают, чтобы я рассказал, как там все было. Мол, неужели правда, что немцы захватили на Рижском направлении Пярну и Мярьямаа и сегодня ночью могут подойти к Таллину?

Чертовски неприятно подтверждать, что да, враги уже в Пярну. Но врать я не могу. Правда в тысячу раз лучше самой святой лжи. О падении Пярну газеты не сообщали. Город сдали совсем недавно, фронт у нас огромный. Но из-за того, что нет информации, люди нервничают. А неосведомленность лучшая почва для слухов. И слухи ходят самые разные.

Самый страшный из них - будто основные силы Красной Армии уже разбиты. Будто немецкие брониро-. ванные клинья раскололи наши войска на мелкие части, общее руководство парализовано, и дивизии и даже целые армии без конца попадают в окружение. Будто срок взятия немцами Москвы зависит уже не от нашего сопротивления, а только от скорости продвижения немецких ударных частей. Не верю я, не хочу верить этим разговорам, а вот Нийдас уверяет, будто все это так я есть. "Сам же ведь видел, что было в Валге и в Пярну..."

Ясное дело, я все видел. Но, несмотря на это, не хочу и не могу верить тому, что сопротивление Красной Армии сломлено. Я не перестал надеяться. И по-прежнему жду нашего контрнаступления,

Я рассказал Руутхольму про инженера Элиаса.

- А ты не ошибся? Ты уверен, что это и впрямь был наш главный инженер?

В общем, приставал он ко мне, словно к ребенку, хотя оказалось, что Нийдас опередил меня, только Руут-хольм не захотел ему поверить.

Я стоял на своем. И заметил, что мой рассказ очень удручил Руутхольма. Конечно, то, чтр я узнал Элиаса, меня самого тоже не обрадовало, но для Руутхольма это оказалось еще большим ударом. Он даже упрекнул меня, почему я не сказал ему про Элиаса сразу, тогда нам удалось бы разведать кое-что об инженере еще в Вали. Я уклонился от ответа и начал рассказывать, что с нами было дальше, в Пярну.

Нийдас уже успел рассказать ему и об этом. Но Ру-утхольм и тут не очень ему поверил.

Мне отчаянно захотелось вдруг вскочить и заорать, что ожидать вот так немцев - это глупость и даже предательство. Не здесь, под самым Таллином, должны мы поджидать противника, нет, надо двинуться фашистам навстречу. Но запал мой тут же сникает, в душе остается лишь недовольство всем этим. Для того я, выходит, вступил в истребительный батальон,' чтобы валяться на сене? И самый мучительный из всех этих страхов: а вдруг и в Таллине произойдет то же самое, что в Пярну?

Нийдас побывал утром в городе и теперь ходит сам не свой. Главный штаб флота уже перебрался на корабли. Райкомы и наркоматы не то уже выехали из Таллина, не то выезжают.