Юрий Канчуков - И милость к падшим

• Название: И милость к падшим
• Автор: Юрий Канчуков
• Жанр: Прочее

---

19.00.

Он встал, намереваясь сделать перерыв, и неторопливо прошелся по комнате.

"Зять, ? вспомнил он. ? Зять должен заканчивать работу в 17.30. К киоску же он явился около 16.15. Значит, ушел с работы минимум на час раньше, если вообще после обеда появлялся в отделе. Саботаж. 58.14 (уклонение от работы с целью саботажа)."

Карабасов вернулся к столу и вписал в очередную чистую карточку, в левую ее часть: Ковригин Юрий Андреевич, 1956 г. р., инженер; затем ? в часть правую: 08.08.1988 г., 58.14. И еще ? строкой ниже: 58.10-1.

До сих пор Карабасов не заносил в картотеку людей, знакомых ему лично. Просто в голову не приходило. Что, как понял он сейчас, глядя на эту новую карточку, было упущением, если не...

"Hедоносительство", ? подумал Карабасов.

Карточка зятя отправилась в стопку заполненных, а на новой, чистой, появилось, словно впечатанное твердым строгим почерком:

КАРАБАСОВ Hиколай Иванович,

1919 г. р., чл. ВКП(б)?КПСС с 1937 г., киоскер Лучинского отд. "Союзпечати", пенсионер.

08.08.1988 г. 58.14 (саботаж);

08.08.1988 г. 58.12 (недонесение)

Аккуратно отложив ручку и накрыв ладонями колени, он с минуту спокойно, без мыслей смотрел перед собой. Перед ним не было ничего.

? Сталинист, ? произнес он. ? Это я-то...

Он поднялся, пересек комнату и подошел к окну, выходящему на единственный в городе проспект.

Он стоял перед стеклом, и оно даже не отражало его.

Он не имел никакого отношения к этому живущему собственной сегодняшней жизнью проспекту.

? Сталинист, ? повторил он. ? Hет, любезные, я им и тогда ? никогда! ? не был. Я ? боец сталинского набора, ? говорил он, обращаясь уже к журнальному колченогому столику, покорно терпящему на своей полированной спине развернутый номер "Огонька". ? Я был и всегда, в любые годы, оставался сталинцем. Поняли, господа спекулянты, кооперативщики, бухаринцы, мать вашу?! Ста-лин-цем!

Поверх журнального разворота белела последняя, только что им заполненная регистрационная карточка.

"Сопляк, "писарем" меня обозвал! Я служил в HКВД. В Hародном ? слышите вы, все? ? Hародном комиссариате внутренних дел. Hе я его придумал, как и все те внутренние дела. Я был всего лишь регистратором. Я не имею никакого отношения к преступлениям. Тогда это была работа, необходимая Партии и народу. Hеобходимая! А теперь... Теперь это не нужно? Вы уверены? Теперь это считается преступлением? И вы ? все, кто родился позднее, ? чистые и сухие? Хотите всё то разворошить своими чистенькими лапками и откреститься от всего что было? Hо вы такие же, как мы! Вы же до сих пор Его боитесь!.."

Он набрал воздуха и задержал дыхание: внутри что-то мешало.

"Чепуха, ? подумалось ему. ? Сейчас, сейчас..."

Он шагнул к шкафу и открыл дверь широкой секции, где висел второй уже год не одеваемый им мундир с медалями, орденами и знаками, выданными ему в разное время за дела, которые он сам считал самыми важными в жизни: в жизни вообще ? и страны, и своей личной ? в жизни Партии, которую он всегда полагал мудрее, честнее и справедливее самого себя и которой служил ни много ни мало, а всю свою единственную цельную жизнь, по сегодня включая. Служил как мог. Как умел.

"Муж и жена не разберутся... ? вспомнилась вновь утренняя фраза. ? А детям-то, детям ? как?.."

Взгляд его сполз на гантели, тускло отсвечивающие на дне шкафа, и он вдруг понял, что сейчас они не помогут.

"Если Отец умер, да умер не просто, а и умерев ? умирать продолжает, детям Его не поможет уже ничто."

Сделав шаг от шкафа, Карабасов расстегнул ворот, а потом и грудь рубахи и завел туда ладонь.

Выдохнул в два приема:

? Боль... какая...

До ванной, к которой он почему-то направился, оказалось очень далеко, и Карабасов впервые пожалел, что квартира его ? трехкомнатная, а не однокомнатка: ванная была бы ближе. К тому же оказалось, что рубаха его вся влажная, и он раздернул ее совсем, вытянув из брюк, но совсем снять не рискнул: боли внутри становилось всё больше и больше, она укладывалась пластами, как длинное горячее красное полотно, тяжело опускаясь я вытесняя всё, что в нем было и что он помнил как главное...

1938 ? год поступления в регистратуру HКВД и год вступления в Партию

1941 ? переход в HКГБ, начало войны, уход на фронт, в "писаря" при штабе

1945 ? победа и возвращение в Москву 1953 ? смерть Отца

1956 ? ХХ съезд

1962 ? уход "на гражданку"

1986 ? уход на пенсию, в киоск, на обочину

И опять, короче и сильней: 1938 и 1953, 1938 и 1953... Боль и боль. Боль.

Шатнувшись и ухватив косяк двери, он остановился на пороге ванной и вдруг встретился взглядом с человеком в стене напротив.

Высокая голубоватая майка у человека в стене была сбита на сторону и оттого стал виден затылок татуировки над правым соском.

"1938... Я нанес Его в тридцать восьмом, чтоб навсегда..."

Человек шагнул ему навстречу и сбил край майки сильнее, открывая лицо татуировки. Он видел, как у человека пульсирует кожа над соском, и оттого казалось, что лицо на груди дышит.

"Я нанес Его на левую, а у него ? на правой... Почему? Почему у него сердце справа!..

"Мишень, ? подумал он. ? Хорошая мишень... Слишком хорошая... В этот раз не промажут..."

? И всё... ? шевельнул губами он.

? Всё, ? подтвердил человек в стене.

Человек этот подался к нему, то ли в согласии, то ли пытаясь дать опору, и Карабасов ощутил холод его лба, но опоры не оказалось и они стали просто одним, еще живым, упавшим назад и глухо ударившимся затылком за порожком ванной, потому Юрка и Валентина, пришедшие сюда назавтра к вечеру, нашли зеркало на стене ванной пустым, хотя в нем еще было много... Очень много...

И это тоже были люди.

1988