Ник Хорнби - Голая Джульетта

• Название: Голая Джульетта
• Автор: Ник Хорнби
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-367-01230-9

Один из лучших романов культового британца — об одиночестве, кризисе среднего возраста и о том, как людям все-таки удается встретиться и полюбить друг друга.

---

Эта вещица, «Ты и твой гламур», запала в душу Энни. Ее тронула ярость автора, она оценила то, как Такер преобразовал эпизод автобиографии в социально значимый комментарий, как он язвил по поводу стирания личности женщины, подчинения ее суверенного «эго» самцу-самодуру. Вообще-то ее не слишком прельщало взрывное гитарное соло, но в этой композиции гитара завывала в унисон злости, выплескивающейся из текста. Нравилась ей и ирония ситуации, в которой Такер, гневно тыча обвиняющим перстом в Стивена Бальфура, сам преуспел в стирании личности Джульетты куда больше, чем ее муж. Хотела бы она оказаться на месте женщины, навсегда разбившей сердце этакого Такера. С одной стороны, она жалела Джули, которой приходилось иметь дело с психом, швыряющим воображаемые — а может, и реальные — булыжники в ее окна, булыжники, снова и снова летящие при каждом исполнении песни. Но с другой стороны, Энни завидовала этой женщине. Кому не хотелось бы заставить мужчину так страдать от страсти, настолько вывести его из себя, настолько вдохновить и воодушевить? Пусть ты сама не в состоянии сочинить такое, но быть источником, первопричиной… тоже приятно.

К дому Джули ее все же не тянуло. После завтрака Энни переехала через мост на такси и отправилась обратно в город пешком, наслаждаясь одиночеством и соленым морским ветром.

Едучи к дому Джули в одиночку, Дункан чувствовал себя не в своей тарелке. Энни всегда, куда бы они ни направлялись, заботилась о путях и средствах передвижения, она всегда помнила обратную дорогу. Дункан хотел посвятить все свои мысли живой Джули и Джульетте из песен. Он собирался по дороге прослушать альбом дважды: сначала в принятом порядке, а второй раз в первоначально задуманной Такером Кроу последовательности, о которой упомянул в своем интервью звукооператор. Но теперь пришлось переключить внимание на городскую транспортную сеть. Насколько он мог судить, ему следовало отправиться от Пауэлл-стрит поездом «красной» линии и доехать до Норт-Беркли. Звучит — проще некуда, но на платформе оказалось, что он не в состоянии отличить «красный» поезд от «некрасного». Спросить кого-нибудь — исключено. Сразу станет ясно, что он здесь чужак, а это совершенно недопустимо. В Риме или Париже — еще куда ни шло, даже в Лондоне еще туда-сюда, но здесь, где произошли события, значившие для него так много… Таким образом он и оказался в поезде «желтой» линии, на котором доехал до Рокриджа, прежде чем понял, что заблудился. Пришлось вернуться до Девятнадцатой — Окленд.

Что вдруг стряслось с Энни? Да, он всегда знал, что она предана Такеру Кроу в гораздо меньшей степени, чем он, но в последние годы она вроде бы начала наверстывать упущенное. Иной раз, возвращаясь домой, он заставал ее слушающей песню «Ты и твой гламур», хотя и не в «чернушной» подпольной версии, в завершение которой Такер разнес свою гитару в мелкие щепки. Надо признать, что звук этой записи несколько расплывался, а в конце вылезал какой-то пьяный тип с воплем «Рок-н-ролл!». Но по злости, страсти и страданию эта запись превосходила все возможное. Дункан попытался убедить себя, что решение Энни вполне оправданно и объяснимо, но обиды своей подавить не смог. А главное — он заблудился! Пускай и временно.

Прибытие в Норт-Беркли стало для Дункана событием настолько значительным, что он позволил себе справиться о дороге к Эдит-стрит. Ничего страшного, ведь даже местный может не ориентироваться в спальном захолустье. Правда, как только он открыл рот, женщина, к которой он обратился с вопросом, радостно выложила ему, что по окончании колледжа год стажировалась в Кенсингтоне (Западный Лондон).

Против ожидания Дункана, улицы сонного местечка оказались длиннющими, то и дело взбегали на холмы и ныряли в лощины. К цели он вышел взмокшим и усталым, во рту пересохло, а мочевой пузырь лопался, требуя внимания к пошлой физиологии. Вне всякого сомнения, соображай он лучше, задержался бы возле станции, чтобы попить и заскочить в туалет. Однако случалось ему терпеть и жажду, и потребность в посещении туалета. И уж конечно, никогда Дункану не приходила в голову мысль вломиться в чужое жилище.

Возле номера 1131 по Эдит-стрит на мостовой, привалившись спиной к проволочной изгороди, расположился молодой человек, почти подросток, поза которого как будто предупреждала Дункана о недопустимости дальнейшего продвижения. Осознав, что Дункан заявился полюбоваться именно этим домом, парень встал, тряхнул длинными засаленными космами, небрежным жестом смахнул излишек пыли с задницы и выставил в сторону пришельца подбородок, подернутый пуховым намеком на бороденку.

— Йо, — изрек он вполголоса.

Дункан хрипло откашлялся. Оформить ответное приветствие на том же уровне у него не хватило духу, однако, чтобы подчеркнуть неформальный уровень общения, он все же вместо чуть не сорвавшегося с языка «Привет!» выдавил «Хай!».

— Отъехали, — парень кивнул в сторону дома. — Должно быть, на Восточный берег. В Хэмптоне… или еще какую-то сраную дыру навроде того.

— А-а… Ну что же…

— Ты из их компашки?

— А? Нет-нет, я просто… Ну, в общем, я, знаешь, изучаю Кроу… Вот, оказался поблизости — дай, думаю…

— А ты, часом, не из Англии?

Дункан кивнул.

— Приперся из самой Англии, чтобы глянуть, куда Кроу булыганом метил? — Парень засмеялся, так что Дункан тоже выдавил из себя подобие смеха.

— Нет-нет. Ха-ха… Нет, я так… У меня дела в городе, ну я и… А ты?

— «Джульетта» — мой любимый альбом.

Дункан кивнул. Как ученый муж и лектор он мог бы отметить логическую непоследовательность ответа, но как фанат Такера Кроу вполне понимал собрата. Хотя в деталях — к примеру, это относилось к отдыху под забором — с ним и расходился. Дункан собирался «бросить взгляд», прикинуть траекторию полета камней, сделать один-два снимка и мирно покинуть мемориал своего кумира. Парень же, похоже, рассматривал это место как источник духовной энергии, способствующий достижению чуть ли не нирваны.

— Я тут уж раз в шестой или седьмой, — сообщил парень. — И каждый раз балдею по новой.

— Понимаю, — неискренне кивнул Дункан. То ли он уже «старик», то ли виновато английское воспитание, но «балдеть» или «тащиться» его вовсе не подмывало, да он к этому и не стремился. Дом как дом, приличный среднестатистический коттеджик, не какой-нибудь Тадж-Махал. К тому же мочевой пузырь уже подпирал макушку.

— Слушай, ты не знаешь… Как тебя зовут, кстати?

— Элиот.

— Меня Дункан.

— Хай, Дункан.

— Слушай, Элиот, где тут ближайший «Старбакс» или кафешка какая-нибудь? Мне срочно надо в туалет.

— Ха! — отозвался парень.

Дункан уставился на него. Что, интересно, означает этот ответ?

— Есть тут одна уборная, совсем рядом. Хотя я, типа, решил там больше не показываться.

— Но мне-то это не возбраняется?

— Как поглядеть. Все равно получается, что я нарушу свое обещание…

— Понимаю. Хотя и не понимаю, какую клятву может спровоцировать туалет. Жаль, что не могу тебе помочь разрешить эту этическую дилемму.

Парень хохотнул:

— Ну вы, англичане, и загибаете. «Этическая дилемма». Здорово.

Дункан не стал его разубеждать, хотя и мелькнула у него мысль, что немногие из его учеников, студентов и собеседников в родной стране смогли бы не то что понять, а и правильно выговорить это словосочетание.

— Значит, ты мне не поможешь.

— Ну… Отчего же. Я тебе могу сказать, как туда попасть, а сам не пойду. Согласен?

— Да, честно говоря, и незачем тебе со мной-то…

— Точно. Значит, так… Ближайший туалет там. — Парень кивнул в сторону дома Джули.

— Логично, — нетерпеливо поморщился Дункан. — Но мне-то что с того?

— Я знаю, где они прячут ключ.

— Не может быть!

— Знаю. Я им раза три уже пользовался. Однажды даже под душ влез. А пару раз так… на экскурсию ходил. Ничего не спер. То есть ничего ценного. Так, ерунду всякую… На добрую память.

Дункан всмотрелся в физиономию парня, стремясь обнаружить веселые искорки хохмача-любителя, но пришел к выводу, что тот уже давно разучился шутить.

— Значит, ты влезал в их дом?

Парень пожал плечами:

— Ага. Честно говоря, совесть заедала. Потому и тебе не хотел говорить.

В этот момент Дункан заметил на мостовой рисунок мелом. Контуры двух подошв и стрелка в сторону дома. Следы Кроу и направление полета камней. Лучше б он этого не видел — теперь самому и подумать не о чем.

— Нет, это отпадает.

— Понимаю, понимаю.

— Еще варианты?

Эдит-стрит длинная, тенистая, как и ближайшая пересекающая ее улица. Нормальный американский пригород, в котором за пакетом молока пешком в ближайшую лавочку не сбегаешь.

— Мили за две.

На лбу Дункана выступил пот, щеки надулись и с силой вытолкнули воздух. Он понял, что решение уже принято. Конечно, можно было вульгарно заскочить за подстриженный кустарник живой изгороди, можно было рвануть обратно на станцию городской железной дороги и зайти там в первое попавшееся кафе, после чего вернуться обратно… если надо. А надо ли? Все, что можно здесь увидеть, он уже увидел. В этом состояла суть проблемы. Если бы тут было хоть что-нибудь… вдохновляющее, что позволило бы ему и другим фанатам создать собственные впечатления… Неужели она не могла как-то отметить неординарность места? Какую-нибудь мемориальную табличку вывесить, что ли… Он так же точно оказался неподготовленным к бытовой ординарности дома Джульетты, как и к функциональной вонючести мужского туалета в Миннеаполисе.