Роберт Харрис - Помпеи

• Название: Помпеи
• Автор: Роберт Харрис
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-07761-8

Изнурительно жаркий август. На побережье Неаполитанского залива раскинулись роскошные виллы первых богачей Римской империи. Величайший военный флот мира спокойно стоит на якоре в Мизенах. Отдыхающие заполонили приморские курорты — Байи, Помпеи, Геркуланум.

Но вдруг перестает работать Аква Августа — огромный акведук, идущий по склону Везувия, снабжающий водой полмиллиона человек. Что это? Техническая неисправность или чей-то злой умысел? Куда исчезает имперский смотритель водоводов? Жив ли он? И имеет ли его исчезновение отношение к случившемуся? Вновь назначенному на этот пост Марку Аттилию Приму очень хочется разобраться в этой странной истории, но прежде — надо дать людям воду. Работы в Помпеях и его расследование начинаются утром 23 августа 79 года...

---

Лишь в десятом часу, когда солнце поднялось в зенит, Аттилий наконец признал поражение. Он проследил, как уменьшается, испаряясь, последнее пятно влаги, выбросил кирку наверх и сам вскарабкался следом. Очутившись наверху, он снял шляпу и помахал ею, пытаясь хоть немного остудить лицо. Коракс сидел на камне и наблюдал за ним. Аттилий лишь сейчас заметил, что у надсмотрщика нет головного убора.

— У тебя так по этой жаре все мозги расплавятся, — сказал он, открыл мех с водой, плеснул немного себе в ладонь, протер лицо и шею, а потом стал пить. Вода была горячая и ничуть не освежала — с тем же успехом можно было пытаться пить кровь.

— Я здесь родился. Мне жара не страшна. Мы в Кампанье называем такую погоду прохладной. — Коракс откашлялся и сплюнул. Потом кивком указал на яму. — А с этим что будем делать?

Аттилий взглянул на яму — уродливая дыра в склоне и высящиеся вокруг груды земли. Памятник его глупости.

— Оставим как есть, — сказал он. — Только накроем досками. Когда пойдут дожди, источник вернется. Вот увидишь.

— Когда пойдут дожди, нам уже не нужен будет источник.

Аттилий вынужден был признать, что в этом замечании есть свой резон.

— Мы можем заключить его в трубу, — задумчиво произнес он. Когда дело касалось воды, Аттилий становился романтиком. В его воображении внезапно возникла идиллическая картинка. — Мы можем оросить весь этот склон. Тогда тут можно будет посадить лимонную рощу. Оливы. Можно устроить террасы. Виноград...

— Виноград! — Коракс покачал головой. — Мы что, уже заделались крестьянами? Послушай-ка, что я тебе скажу, красавчик из Рима. Аква Августа действует без перебоев вот уж больше сотни лет. И будет действовать и впредь — даже несмотря на то, что старшим над ней поставили тебя.

— Будем надеяться.

Инженер допил остатки воды. Он наверняка покраснел бы от унижения, но жара помогла ему скрыть свой стыд. Аттилий решительно водрузил шляпу на макушку и натянул края пониже, чтобы скрыть лицо.

— Ладно, Коракс, собирай людей. На сегодня мы здесь закончили.

Аттилий собрал свои инструменты и зашагал прочь, не дожидаясь остальных. Они и сами прекрасно найдут обратный путь.

Акварию приходилось внимательно смотретьпод ноги. На каждом шагу из-под ног у него в разные стороны прыскали ящерицы. Он подумал, что здешние края уже больше похожи на Африку, чем на Италию. А потом он вышел на прибрежную тропу, и внизу раскинулись Мизены. Нагретый воздух дрожал над ними зыбким маревом, словно над каким-то городом в оазисе, и пульсировал — или это просто показалось Аттилию? — в едином ритме со стрекотом цикад.

Цитадель имперского флота являла собою триумф Человека над Природой, ибо, по-хорошему, городу просто не полагалось существовать здесь. Тут не было реки, и даже колодцев и источников было немного. Однако божественный Август постановил, что империи нужен порт, дабы контролировать Средиземное море, и порт появился — олицетворение силы Рима: мерцающее серебряное зеркало внутреннего и внешнего рейдов, сверкающие на солнце позолоченные клювы и веерообразные хвостовые надстройки пятидесяти военных кораблей, пыльный плац военной школы, красные черепичные крыши и беленые стены гражданской части города да лес мачт, поднимающийся над верфью.

Десять тысяч моряков и больше десяти тысяч мирных жителей сгрудились на узкой полоске земли, практически не имевшей питьевой воды. Лишь акведук сделал возможным существование Мизен.

Аттилий снова подумал про странное движение пара и про источник, словно утекающий в скалу. Странные здесь места. Инженер печально взглянул на растертые до волдырей ладони.

«Дурацкая ошибка...»

Он покачал головой, моргнул, пытаясь согнать пот с глаз, и устало зашагал в сторону города.

Ноrа undecima [17.42]

Для предсказания извержений большое практическое значение имеет вопрос: сколько времени проходит между внедрением в резервуар новой магмы и последующим извержением. У многих вулканов этот временной промежуток измеряется неделями или месяцами, а в других он намного короче, и составляет дни, если не часы.

«Вулканология»

На вилле Гортензия, большом прибрежном поместье, расположенном у северной окраины Мизен, шли приготовления к казни раба. Его должны были скормить муренам.

В этой части Италии, где многие дома, окружающие Неаполитанский залив, имели собственные рыбные фермы, в этом не было ничего необычного. Новый владелец виллы Гортензия, Нумерий Попидий Амплиат, впервые услыхал подобную историю еще в детстве — о том, как аристократ Ведий Поллион бросал неуклюжих слуг в пруд с муренами, в наказание за разбитые тарелки — и часто с восхищением упоминал об этом, как о прекрасной иллюстрации: вот что значит обладать властью! Властью, воображением, остроумием и чувством стиля.

Так что когда Амплиат много лет спустя сам обзавелся рыбными садками — всего лишь в нескольких милях от того места, где располагались владения Ведия Поллиона, у мыса Павзилипон, — и когда один из его собственных рабов уничтожил ценное имущество, естественно, Амплиат тут же вспомнил об этом прецеденте. Амплиат сам был рожден рабом, но он считал, что именно так и надлежит себя вести аристократу.

Раба раздели до набедренной повязки, связали ему руки за спиной и подвели к краю воды. Икры ног ему изрезали ножом, чтобы привлечь внимание мурен; кроме того, раба облили уксусом, чтобы мурены как следует разозлились.

Стоял очень жаркий день.

Мурен держали в отдельном садке, подальше от загородок с другими рыбами; к ней вела узкая бетонная дорожка, уходящая в залив. Мурены — рыбы длиной и толщиной с человека, плоскоголовые и тупомордые — известны своей агрессивностью и острыми, словно бритва, зубами. Рыбным садкам этой виллы было сто пятьдесят лет, и никто не мог сказать, сколько мурен таится в лабиринте туннелей или в укрытиях, устроенных на дне. Явно очень много. Возможно, сотни. Самые древние мурены выглядели настоящими чудищами; некоторые носили драгоценные украшения. Поговаривали, будто одна из них, с золотым кольцом на грудном плавнике, была в свое время любимицей императора Нерона.

Этому рабу мурены внушали особый ужас, поскольку — Амплиат наслаждался иронией судьбы — именно в его обязанности прежде входило кормить их, и теперь он начал кричать и вырываться еще до того, как его попытались втащить на ведущую к садку дорожку. Он каждое утро видел мурен в действии, когда бросал им рыбьи головы и куриные внутренности: поверхность воды начинала рябить, потом вскипала; мурены чуяли запах крови, стрелой кидались из своих укрытий на добычу и принимались рвать ее в клочья.

В одиннадцать часов, невзирая на изматывающую жару, Амплиат лично спустился к берегу. Его сопровождал сын-подросток, Цельзиний, управитель Скутарий, несколько деловых партнеров Амплиата (они приехали следом за ним из Помпеи и торчали здесь с рассвета, в надежде на обед) и примерно сотня рабов, которым, как решил Амплиат, предстоящее зрелище должно было пойти на пользу. Жене и дочери Амплиат велел оставаться в доме: женщинам не подобает смотреть на такое. Для хозяина виллы принесли большое кресло, и кресла поменьше — для его гостей. Амплиат даже не знал, как зовут провинившегося раба. Он достался ему вместе с прочими работниками, приставленными к рыбным садкам, когда Амплиат в начале года приобрел эту виллу.

Загородки с рыбами были расположены вдоль берега, на участке, примыкающем к вилле; в них плескались морские окуни с их плотным белым мясом, серая кефаль (для нее приходилось строить садки с высокими стенами, чтобы рыба не ушла обратно в открытое море), камбалы и скаровая рыба, хек, и миноги, и морские угри.

Но самым дорогим из водяных сокровищ Амплиата — его до сих пор бросало в дрожь, когда он вспоминал, сколько заплатил за них, и это при том, что он даже не особенно любит эту рыбу! — была красная кефаль, изящная барабулька, переливающаяся различными оттенками розового и оранжевого. Разводить эту рыбу было необычайно трудно. И вот ее-то негодный раб и погубил. По недосмотру это было сделано или по злому умыслу — Амплиат не знал. Да и не хотел знать — его это не волновало. Важно было другое: сегодня, в начале дня, поверхность этой загородки покрылась многоцветным ковром дохлой рыбы; даже мертвые, барабульки продолжали держаться поближе друг к другу. Когда Амплиата позвали к загородке, часть рыб еще была жива, но умерла у него на глазах; они всплывали со дна бассейна, словно осенние листья, и присоединялись к своим соплеменникам. Все они были отравлены, все до единой. По нынешним рыночным ценам за них дали бы шесть тысяч за штуку — да одна красная кефаль стоила впятеро больше, чем этот жалкий раб, приставленный ухаживать за ними! И вот теперь их оставалось только сжечь. Амплиат мгновенно, не задумываясь изрек свой приговор: