Владимир Кантор - Ногти

• Название: Ногти
• Автор: Владимир Кантор
• Жанр: Русская классическая проза

---

Я сдвинул свои тарелки немного в сторону, чтоб не мешать им, и, с приветствием подняв рюмку водки, выпил. И тут вдруг мой взгляд упал на трость с серебряным набалдашником и вязью каких-то слов по самой палке. Именно трость заставила меня поднять голову и посмотреть на неожиданного соседа, увидеть кособокость, неправильный подъем руки, узнать усики и под морщинами уже не очень-то молодого человека увидеть лицо Севки Грановского. Да, ему было по виду уже близко к пятидесяти. Он усмехнулся особой улыбкой, которую я запомнил с того дня, когда он выручил мою бескозырку. А рядом, конечно, сидела его жена, по которой в свое время вздыхали мужики нашего двора. Тогда ее привлекательность, казалось мне, была в удивительно красивой груди. Но вот она вся подувяла, и уж никак нельзя было говорить теперь о прекрасной и юной женской груди. Однако привлекательность осталась. И только тогда я понял, в чем она заключалась и почему Алешка так завидовал Севке. Всё ее лицо выражало состояние полной эротической покорности, но не распутной, а той, которая отдается единственному избраннику. Именно это-то и сводит мужчин с ума. Он усмехнулся, и она тоже улыбнулась, глядя мне прямо в глаза.

- Вот видишь, он узнал,- сказала она Севке.

И так мило она это сказала, что я тоже невольно позавидовал Севке.

- Не сразу,- честно признался я.- Хотя рано или поздно встретились бы.

- Почему? Могли и не встретиться,- покривился Севка.

- Я имею в виду - уже после твоего лагеря, ну, как тебя выпустили,поправился я.- Я ведь даже твою книгу о генетике купил да и все передачи о тебе слышал. Для меня, по правде говоря, неожиданно всё это было, я имею в виду твой тамиздат, твои интервью.

Он не ответил, сказав другое:

- А я тебе благодарен. Меня чиновник, который подписывал мои бумаги об освобождении уже здесь, в Москве, пригласил и показал письма в мою защиту. Там и твоя подпись была.

- Господи! Чего только мы тогда не подписывали! - ляпнул я.- Уж больно все противно тогда было. Противнее даже, чем сейчас. Но,- спохватился я,- конечно же, в твою защиту я не мог не подписать.

- Отчасти квиты,- сказал он.

Я вопросительно взглянул на него.

- За твою бескозырку.

- А ты помнишь?

- Конечно. Я вообще всё помню. Я же историк.

Я еще раз налил себе, поднес бутылку к его рюмке, но он отрицательно покачал головой:

- Как не пил, так и не пью. Даже в лагере не научился. Ты же знаешь, я против всего, что пробуждает в человеке его дикую природу.

Я невольно глянул на его милую спутницу, прикусил язык, однако потом всё же спросил:

- А как же любовь? Секс? Дети откуда берутся?

- Оттуда, конечно! - рассмеялся он.- Но ведь ты знаешь, что секс или, скажем, простое животное половое влечение человек сумел преобразить любовью. И в этом-то и задача, чтобы бороться с природой и дикостью в мире и себе. Это как если бы люди ногти не стригли, помнишь наш разговор? Дикие были бы звери. Я в этом в лагере окончательно убедился.

Я невольно глянул на его ногти и коротко стриженную голову (тоже борьба с дикостью в человеке?), а также на его жену. Ногти ее были ухожены, как у лучших модниц, только что лак был бесцветный. Но на ее голове...

Волосы на ее голове были завиты и покрыты серебристой пудрой. Она мне улыбнулась и сказала:

- Ничего особенного, это парик. Так Сева захотел.

Он коротко приказал ей:

- Сними.

Она послушно сняла парик, под ним не было обычных женских волос: голова ее была коротко стрижена, почти наголо, как и у него. Я смутился, и она, заметив это, быстро водрузила парик на голову. Мы сидели как бы в небольшом кабинете-закутке, на нас никто не обращал внимания, все уже были в подпитии, бродили по знакомым, чокались, говорили друг другу комплименты, приглашали на очередные тусовки, ожидали духовную музыку и знаменитый монастырский мужской хор. Для иностранцев в этом было единение церкви с демократией, а для церковного хора возможность валютного заработка. Севка словно проследил направление моих мыслей.

- Потому стараюсь и не выступать нигде. Никто из них о сущности дела не думает. Всё - пустые слова. Освобождение человека от дикости должно начинаться с самого простого: чтоб каждый день брились, чистили зубы, принимали душ, стригли ногти, да, да, ногти... Не смотри на меня так. Думаешь, пунктик?

По правде сказать, я и впрямь так подумал. И, чтобы перевести разговор, спросил о детях:

- А где ваши сыновья? Должно быть, они уже большие.

Она неопределенно улыбнулась мимолетной улыбкой, а он хмыкнул и коротко ответил:

- Один в Штаты подался - компьютерный бизнес. А другой, ты не поверишь, младший, пошел в фээсбэ, как в наше время в партию поступали, с целью, чтоб там больше хороших людей было.

Заиграла музыка. Потом красиво запел мужской хор.

- Я подойду поближе, послушаю? - спросила она.

- Иди, Вика, иди,- разрешил Севка.

Он словно обрадовался, что она отошла. Вид у него вдруг стал совсем блаженный - я часто наблюдал подобное у бывших лагерников, когда они начинали делиться тем, что надумали в остроге.

- Знаешь ли,- он наклонился ко мне через стол,- лагерь - это хорошая школа, в этом Солженицын прав, и у каждого в лагере свои открытия.

- И у тебя тоже? - Я попытался ироничным тоном прикрыть тему.

Но он был серьезен, даже не заметил моего тона.

- И у меня тоже,- подтвердил он.- Зачем природа придумала так, что у человека растут не переставая ненужные ему ногти, а цивилизация заставляет нас держать их в порядке - стричь, чистить и т. п.? Когда человека так ненадолго выпускают в мир и он знает, что и в самом деле вдруг может перестать жить, зачем ему заниматься ногтями? Так я думал на воле. Но в лагере понял: ногти это и есть то, что связывает нас с животными. Мы прячемся, делаем вид, что мы не животные, стрижем ногти, но всё это прикровенно. В лагере ножницы были только в больничке у фельдшера и когти все запускали жуткие, ими царапались, перерезали бечевку, могли и горло перерезать, если бы приспичило. Там все превращались в диких зверей, кто хищных, кто съедобных, но тоже диких. И я подумал, что когда женщины украшают свои ногти-когти, то это ведь тоже их сексуальное оружие. Знаешь, в лагере всегда есть начальник с абсолютной властью, а поскольку Солженицын назвал всю страну Архипелаг ГУЛАГ, то, значит, и здесь в любой момент появится начальник, который может приказать любую дикость. И все будут исполнять.- Он склонился над столом, чтобы ближе придвинуться к моему лицу, чтобы слова как бы с большей вероятностью попадали в мои уши, и тут мне стало заметно, что глаза у Севки из серых стали прозрачными и подернутыми даже какой-то голубизной, какая бывает у новорожденных младенцев.- Я там,- продолжал он,- даже такой сюрреалистический рассказ придумал, что у нас к власти пришли почвенники и выпустили указ или декрет, как хочешь назови, запрещающий отныне стричь ногти. С обоснованием заботы о народе: среди прочего говорилось, что на садово-дачных участках отросшие ногти сильно облегчат народу работу по прополке, по рыхлению земли, выдиранию с корнем сорняков и прочее. На улицах останавливает вооруженная милиция прохожих и требует, уткнув автомат в брюхо, "предъявить ногти". Помнишь, как раньше в школе проверяли руки на предмет чистоты прямо перед входом? И всех отлавливают, кто стрижет ногти, всовывают руки в колодки и сажают так в тюрьму на пару недель, пока ногти до нужной длины не отрастут. И колодки такие болезненные, чтоб человек надолго запомнил и больше не попадался бы. Понимаешь? Я, во всяком случае, понял, что стрижка ногтей - это паллиатив, что ногти - это скрытый резерв дикости, что так природу не победить, с ней надо бороться радикально. Заставить человека отращивать ногти - это тоже из истории уничтожения цивилизационных механизмов. А как этому противостоять?!

- Не знаю,- поспешно прервал его я, чтобы как-то остановить это речевое наступление.

- Я-то теперь понял. Надо отменить природу, преодолеть ее.

- Ну знаешь! Отменить природу - это отменить жизнь. Природу можно гуманизировать, цивилизовать, но отменить!..- Я пожал плечами, соображая, как бы мне поестественней оторваться от него. Да и спать пора было.

- Да, да, я тоже так раньше думал! Все мои книги были в защиту цивилизации, а их приняли за политические. Я писал, как человек пытается благоустроить жизнь, а дикари ему мешают!

Всякий работавший в редакции газеты или журнала привык иметь дело с авторами сверхидей. И тут главное - придумать тактику отхода, чтобы наступательная агрессия посетителя растворилась в воздухе, а не обрушилась на тебя. Обычно просишь его оставить свой трактат якобы для того, чтобы на досуге с ним разобраться, почитать внимательно, дать на отзыв специалистам. Как правило, это действует, ибо любой человек с пунктиком заинтересован, чтоб как можно больше людей узнали о его открытии мирового значения.

- Понимаешь,- он сделал характерный жест шизика, то есть притянул меня за ворот пиджака поближе к себе,- говорят, они противоречат друг другу, а в случае с ногтями сошлись заодно. Природа растит, а цивилизация велит обрезать. Я пробовал отращивать - неудобно, мешают. Как преодолеть эту условность? Видишь ли, я и с волосами пытался бороться, но волосы не так опасны, они не могут превратиться в оружие хищника, как могут ногти. Я уже в разные медицинские и межправительственные и международные комиссии обращался, объяснял, что, преодолев когти, человечество на самом деле сделает шаг вперед по пути гуманистического прогресса. Меня выслушивают иногда только из-за почтения к моему диссидентскому прошлому. А вообще-то для всех я законченный шизофреник. А я на самом деле та точка роста, от которой пойдет новое развитие человечества. Нужны серьезные медицинско-биологические опыты по сведению ногтей, здесь очень может помочь генная инженерия. С ней опять пытаются бороться, как когда-то с генетикой. А мы можем изменить всю историю человечества.