Олег Татарченков - Сунг

• Название: Сунг
• Автор: Олег Татарченков
• Жанр: О войне

Повесть рассказывает о событиях на таджикско-афганской границе в период гражданской войны в Республике Таджикистан во время пребывания в ней Группы Пограничных войск России. События, описанные в ней, происходили на самом деле или могли произойти при определенном стечении обстоятельств.

---

«То ли гроза, то ли эхо идущей войны…» — вполголоса пропел человек, поправляя бушлат, наброшенный на плечи (в вагончике было прохладно: печка — буржуйка, расположенная в его красном углу, не топилась).

Он представил, каково сейчас дежурным нарядам пограничников. Хорошо ему, вольному: сиди в относительном, но все же тепле, и не высовывай нос в промозглую ночь.

Военный корреспондент Игорь Уфимцев который день куковал на этом участке, не имея никакой возможности выбраться отсюда на Большую землю.

Сначала планы смешала непогода: затяжной дождь в долине поднял уровень воды в реке, залил брод. И полуостров, на котором находилась восемнадцатая застава с военным корреспондентом, оказался отрезанным от основного берега. Но даже если Уфимцев сумел перебраться на другую сторону, это не облегчило его задачу. Путь к таджикскому городу Куляб, расположенный к северу за горными отрогами, лежал через перевалы. А их засыпал снегом все тот же вездесущий «афганец».

Вчера утром появилась надежда: ветер разогнал облака. И на синий небосклон, жарко улыбаясь, влезло весеннее таджикско-афганское (смотря с какой стороны смотреть) солнце. Уфимцев, успевший за пять суток всласть наговориться с бойцами и офицерами, сползать с разведчиками в горы, сходить в близлежащий кишлак (где ему предложили обменять резиновые сапоги на пригоршню анаши); и впавший от вынужденного простоя в меланхолию (от которой не спасала паршивая таджикская водка); воспрянул духом — пора было собираться в дорогу.

Но тут на беду на соседнем участке возникла «обстановка» — «духи» устроили войну. Все передвижения вне заставы были запрещены. И Уфимцеву оставалось только смириться с судьбой.

Игорь покосился на недопитую бутылку водки, стоявшую на столе, глянул на часы, показывающие глубокую ночь, и подумал:

«Ч-черт, где это Валерку носит! Ушел на десять минут за закуской, а пропал на час…»

Валеркой звался его новый знакомый — двадцатидвухлетний начальник восемнадцатой заставы лейтенант Валерий Витьковский. С ним корреспондент, родившийся на два года раньше, сразу нашел общий язык.

За прошедшие несколько суток он успели распить бутылку шаропа,[20] посидеть в засаде на границе, обстрелять из АГСа[21] группу контрабандистов с чарсом и поохотиться на кабанов. Это было достаточно, чтобы у двух человек в одинаковой военной одежде первоначальная симпатия перешла в дружбу.

Собственно говоря, «восемнадцатую» заставой назвать было трудно в привычном понимании этого слова.

Пара строительных вагончиков (в одном из которых жил Валера, во втором обитали солдаты), закрытые со всех сторон земляными валами, стояли на вершине холма. Сеть траншей и пулеметных гнезд с огневыми позициями минометчиков окружала их по периметру. На самой высокой точке возвышенности скворечником торчал наблюдательный пункт пограничников.

Этот архитектурный набор завершал «пэ» — образный сортир из шифера и без четвертой стены — той самой, в которой обычно размещают дверь. За все дни жизни на заставе Игорь так и не мог привыкнуть к такому своеобразию. Водружаясь на «очко», он каждый раз чувствовал себя орлом, пред гордым взором которого расстались горы и равнины на десятки километров. И в голову военного корреспондента само собой приходили поэтические строки: «Выйдешь в горы, сядешь с…ть — далеко тебя видать!»

Вчера вечером старшина соседнего поста КНБ, бородатый коренастый таджик, чем-то похожий на покойного героя этой войны Сангака Сафарова, пригласил его и еще пару офицеров на семейный праздник — родился сын. Дом счастливого отца находился в кишлаке на склоне горы прямо над заставой.

— Вон он! — показал он на возвышавшийся над прочими строениями свежепобеленный прямоугольник с голубыми наличниками и шиферной крышей.

Уфимцев, не первый раз приезжавший в Таджикистан, знал, что выше чем расположен дом, тем уважаемее хозяин. Да краска с побелкой в этих местах — признак состоятельности.

«Лишнее свидетельство для местных, как выгодно служить вместе Россией, — подумал Игорь, покосившись на бородатого старшину, — Страна богатая и от пары банок краски, спертых с заставы, не обеднеет».

— Дорогим гостем будешь, приходи! — продолжал убеждать прапорщик, — Понимаешь, пять дочек жена родила, а тут — сын, наследник! Ко мне вчера, пока я на заставе был, «духи» с той стороны заходили. Два мешка муки уперли, но я их простил. Надо праздник встречать без темных помыслов!

«Это означает, что нужно брать автоматы, — подумал Игорь, — И гранаты прихватить. Если хозяин такой гостеприимный, то гости из-за речки могут пожаловать. Типа поздравить, кхе-кхе…»

— Поехали! — хлопнул он по плечу отца-героя, — только погоди, сейчас в «оружейку» загляну.

— Обижаешь… — «Сангак» скроил обиженную физиономию, — Я уже все принес! Автомат, «лифчик», гранаты для тебя в кузове лежат. Сам понимаешь, граница!

— Ты не спеши! — остановил прапорщика подошедший Валера, — Поедем через полчаса. Еще дела есть. Ты покури пока…

— В чем дело?! — спросил Витьковского Игорь, когда тот отвел его в сторону.

— На Сунге и переправе бой идет, — вполголоса проговорил тот, — Нельзя сейчас срываться, заставу без командования оставлять. — Заодно и поедим.

— Как поедим? — удивился Уфимцев, — Мы же вроде как в гости собрались! Ты чего, забыл основное правило Вини-Пуха: не ходить в гости сытым?

— Объясняю для непонятливых, — проговорил лейтенант, — Водка обычно у этих ребят паленая. Если ее пить на голодный желудок, можешь окочуриться. А на сытый — проблюешься и делов — то… Восток — дело тонкое, Петруха!

«Полчаса» лейтенанта Витьковского превратились в два. За это время Уфимцев успел сытно закусить голландскими консервированными сардельками с картошкой, придавив их десертом — фирменными заставскими оладушками. И, вернувшись в штабной вагончик, пристроиться на табуретке рядом с Валерой, слушавшего радиоэфир.

— Мда-а, — проговорил корреспондент, отковыривая языком с зубов прилипшие кусочки непропеченного теста, — Оладушки у твоего повара явно не самое любимое блюдо!

— А у него все блюда нелюбимые! — ответил лейтенант, снимая с головы наушники, — Готовить совершенно не умеет. Только научился разогревать консервы, да делать жареную картошку!

— Тогда какого рожна ты его поваром сделал? — удивился Игорь.

— Он на большее не способен. Вояка из него дерьмовый, стрелять не умеет — и как такое барахло из «учебки» выпустили! — к тому же за пределами кишлака любит языком трепать. Вот поэтому я его и пристроил до поры до времени. Особист скоро приедет, и я с ним это чудо в отряд отправлю: нечего здесь баклуши бить!

— Ничего себе наказание, — присвистнул Уфимцев, — Да о таком переводе все бойцы мечтают!

— Диалектика жизни, — вздохнул Витьковский, — Бойцы мне и здесь нужны. Но их мало, настоящих. Я не националист, Игорь, но мне становится тоскливо, когда с заставы уйдут последние русские «срочники». Таджики, может, народ более дисциплинированный, но воевать за государство не любят. Ну, нет у них имперского мышления! За семью, за клан — могут, но не за государство. А мои русские раздолбаи… Хоть они и раздолбаи, но, когда надо — воюют, как черти! Прикинь, что мне на днях мой сержант забубенил… Я ему замечание, а он в ответ: «Я через полгода, товарищ лейтенант, домой отсюда срулю. А вам здесь еще гнить и гнить!»

— Мда-а, — многозначительно промычал Игорь, поскольку комментарии были излишними, и окинул взглядом спальное помещения лейтенанта, — Валера, а зачем ты стены порнухой из «Плейбоя» обклеил?

— От горя, Игорек, исключительно от горя. Я здесь уже полгода сижу, баб не вижу. А это вот, — он провел рукой по обнаженным чреслам красоток, — наглядные пособия, чтобы не забыть, где и что у них находится!

— Проверяющих не боишься?

— Из Душанбе сюда не добираются. А свои… Свои знают и им наплевать. Не картинки важны, Гоша, а как я тут воюю. Я могу хоть Масуда здесь портрет повесить, они только сплюнут и отвернутся! Можешь гордиться, корреспондент: ты побывал в самой дырявой дыре!

Произнеся эту сентенцию, Витьковский снова натянул на голову наушники, посмотрел на часы (наступил очередной сеанс связи с оперативным штабом) и начал наговаривать в ларингофон какую-то абракатабру:

— «Гиндукуш», прием… «Гиндукуш», я — «Робинзон». Ответь «Робинзону»…

Лейтенант покосился на Уфимцева, отвел от себя коричневую эбонитовую коробочку тангеты и предложил:

— Гоша, сходи покури на улицу, а? Тут у меня, сам понимаешь…

Игорь, не обиделся. За свою карьеру военного корреспондента он уже привык, что вокруг него порхают тайны. И от них лучше держаться подальше, чтобы не погрязнуть в расписках о неразглашении. После этого ты станешь не журналистом, а дядькой без профессии с навсегда запечатанным ртом.