Кейт Мосс - Святилище

• Название: Святилище
• Автор: Кейт Мосс
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-065922-7, 978-5-403-03462-3

Горы Лангедока хранят множество тайн, — и тайны эти не спешат открываться посторонним.

Крестоносцы, которые огнем и мечом уничтожали города и замки мятежных альбигойцев, и инквизиторы, без числа сжигавшие их на костре, упорно считали катаров не просто еретиками, а приспешниками Тьмы, искушенными в таинственной и могущественной черной магии.

Кто был прав? Они или мы, считающие альбигойцев мудрыми философами, невинными жертвами безжалостных «воинов Севера»?

Заброшенные святилища Лангедока по-прежнему ждут наследника запретного знания, который вновь проведет мрачный и загадочный древний ритуал, некогда позволявший посвященным в таинства обрести власть, недоступную обычному человеку.

И однажды находится та, что способна это совершить…

---

Ровный голос мсье Бальярда отвлек ее от посторонних мыслей.

— Легенда гласит, что царь Соломон прибег к помощи Асмодея при сооружении Храма — Великого Храма. Асмодей, демон, которого особенно часто связывают с вожделением, явился на призыв, но появление его стало недобрым знамением. Он предрек разделение царства Соломонова.

Бальярд, поднявшись, пересек комнату и достал с полки маленький переплетенный в коричневую кожу томик. Своими хрупкими пальцами он перелистывал тонкие как шелк страницы, пока не нашел нужного места.

— Вот оно: «Плеяда моя подобна зверю, затаившемуся в логове, — рек демон. — А потому не проси меня о многом, Соломон, ибо царство твое разделено будет. Слава твоя преходяща. Недолго тебе еще терзать нас, после же мы вновь рассеемся среди людей, и будут они почитать нас как богов, потому что неведомы им имена ангелов, правящих нами».

Закрыв книгу, он обратился к Леони:

— Завет Соломона, глава пятая, стих четвертый и пятый.

Леони, не зная, что сказать, сидела молча.

— Асмодей, как я уже говорил, ассоциируется с плотским желанием, — продолжал Бальярд. — В особенности враждебен он новобрачным. В Книге Товита он мучает женщину по имени Сара, убивая одного за другим семерых ее мужей, прежде чем брак осуществляется. На восьмой раз архангел Рафаил научил нового жениха Сары положить в горячие угли рыбье сердце и внутренности. Зловонные испарения отогнали Асмодея и вынудили его бежать в Египет, где Рафаил связал его, обессилевшего.

Леони вздрогнула — не от рассказа, а от воспоминания о слабой, но отвратительной вони, поразившей ее обоняние в часовне. Неотступный запах сырости, дыма и моря.

— Все эти притчи звучат так архаично, не правда ли? — снова заговорил хозяин дома. — Их назначение — донести великую истину, но зачастую они лишь скрывают ее. — Он постучал по переплету длинным тонким пальцем. — В Завете Соломона также сказано, что Асмодей не терпит вблизи себя воду.

Леони встрепенулась:

— Может быть, потому ему на спину и поставили сосуд для святой воды? Могло так быть, мсье Бальярд?

— Возможно, — согласился тот. — Асмодей упоминается и в некоторых религиозных трудах-толкованиях. В Талмуде, к примеру, он соотносится с Ашмедаи, персонажем, гораздо менее злобным, нежели Асмодей из Книги Товита. Его похоть нацелена на жен Соломона и Бат-Шебу. Несколькими годами позже, в середине пятнадцатого столетия, Ашмедаи появляется как демон вожделения в «Молоте ведьм», довольно простодушном, на мой взгляд, каталоге демонов и их злодейств. Ваш брат, будучи коллекционером, возможно, знает эту книгу?

Леони пожала плечами.

— Очень может быть.

— Некоторые верят, что различные демоны обретают особую силу каждый в свое время года.

— А когда считается могущественнее всего Асмодей?

— В ноябре месяце.

— В ноябре, — повторила она и на минуту задумалась. — Но к чему все это, мсье Бальярд — это смешение суеверий и поверий: карты, часовни, демон, который боится воды и ненавидит брак?

Он вернул книгу на полку и прошел к окну, встал спиной к ней, опершись ладонями на подоконник.

— Мсье Бальярд, — напомнила о себе Леони.

Он обернулся. На миг медные лучи солнца, светившего в окно, собрались нимбом у него над головой. Он вдруг показался девушке ветхозаветным пророком, какими их изображают живописцы.

Потом он отошел от окна и видение исчезло.

— Все это к тому, мадомазела, что когда суеверные селяне рассказывают о демоне, рыщущем в долинах и по лесистым холмам в неспокойные времена, не стоит отметать их слова, как простые сказки. Есть места — и среди них Домейн-де-ла-Кад, — где еще властны древние силы. — Он помолчал. — А временами находятся и люди, желающие разбудить таких тварей, вступить в связь с подобными духами, не понимая, что зло нельзя удержать в подчинении.

Она не верила ни единому слову, и все же сердце у нее на миг замерло.

— И таким был мой дядя, мсье Бальярд? Вы хотите, чтобы я поверила, будто мой дядя посредством карт и духа места вызвал демона Асмодея? И не сумел с ним совладать? Что все эти истории про зверя на самом деле правда? Что мой дядя нес ответственность, во всяком случае моральную, за убийства в долине? И знал об этом?

Бальярд выдержал ее взгляд.

— Он знал об этом.

— И потому-то ему пришлось прибегнуть к помощи аббата Соньера, — продолжала она, — чтобы изгнать вызванное им же чудовище? — Она осеклась. — А тетя Изольда знала?

— Это было еще до нее. Она не знала.

Леони встала и подошла к окну.

— Я не верю, — решительно проговорила она. — Сказки. Дьяволы, демоны… В наше время в такие истории поверить невозможно. — Тут голос у нее дрогнул от жалости. — Те дети… — прошептала она и зашагала по комнате, так что половицы жалобно застонали у нее под ногами. — Я не верю, — повторила она, но в голосе ее было куда меньше уверенности.

— Кровь всегда притягивает кровь, — тихо сказал Бальярд. — Есть вещи, которые влекут к себе зло. Есть места, предметы, люди, способные собственной злой волей привлекать к себе несчастья, преступления, грехи.

Леони остановилась, мысли ее свернули в другое русло. Она взглянула на приветливого хозяина, снова опустившегося в кресло.

— Предположим даже, я поверю. Но что с той колодой карт, мсье Бальярд? Если не ошибаюсь, вы намекали, что они могут действовать во зло или во благо в зависимости от обстоятельств?

— Это так. Сравните их с мечом, который может быть орудием как добра, так и зла. Его делает добрым или злым владеющая им рука, а не сталь.

Леони кивнула.

— А в чем сила карт? Кто впервые нарисовал их и с какой целью? Впервые прочитав записи дяди, я поняла их так, что картины на стенах часовни могут сходить с них и каким-то образом запечатлеваться на картах.

Одрик Бальярд улыбнулся.

— Будь это так, мадомазела Леони, существовало бы всего восемь карт, между тем как их — полная колода.

Она сникла.

— Да, верно, я об этом не подумала.

— Хотя, — продолжал он, — это не значит, что в сказанном вами не содержится зерна истины.

— В таком случае скажите, мсье Бальярд, почему именно эти восемь карт? — Ее зеленые глаза блеснули, когда в голову пришла новая мысль: — Может быть, на стенах отпечатались те самые карты, которые вытянул из колоды мой дядя? А в другой раз, при новом общении между мирами, на стенах запечатлеются новые образы? — Она помолчала. — Например, с рисунков?

Бальярд позволил себе легкую улыбку.

— Меньшие карты, простые игральные карты, если угодно, происходят из тех злосчастных времен, когда люди, влекомые тягой к убийству и желанием искоренить ересь, утопили землю в крови.

— Альбигойцы, — произнесла Леони, вспомнив разговор между Анатолем и Изольдой, обсуждавшими трагическую историю Лангедока тринадцатого века.

Он рассеянно покачал головой.

— Ах, если бы урок усваивался с первого раза! Но боюсь, что это не так, мадомазела.

Так тяжело прозвучал его голос, что Леони почудился в его словах груз мудрости многих веков. И ей, никогда не интересовавшейся событиями прошлого, захотелось вдруг постичь связь между прошлым и настоящим.

— Я говорил не об альбигойцах, мадомазела Леони, а о религиозных войнах более позднего времени, в шестнадцатом веке — между католическим домом Гизов и, можно для краткости назвать его гугенотским, родом Бурбонов. — Он поднял и снова уронил руки. — Как всегда бывало и, может быть, всегда будет, борьба за веру быстро превратилась в драку за власть и земли.

— А карты придумали в то время? — спросила Леони.

— Обычная колода из пятидесяти шести карт, которая служит, просто чтобы скоротать долгие зимние вечера, во многом следует традициям итальянской игры «таррочи». За сто лет до того времени, о котором я говорил, у итальянской знати и при дворе вошла в моду такая забава. С рождением республики дворцовые карты чуточку изменились. Проявились Король, Королева, Дева, Рыцарь.

— Дева Мечей — проговорила Леони, вспоминая картину на стене часовни. — Когда именно?

— Точно не известно. Примерно в то же время, в канун революции, во Франции безобидная игра в Таро превратилась в нечто иное. В систему гадания, в средство связать видимое с невидимым и неведомым.

— Тогда колода карт уже была в Домейн-де-ла-Кад?

— Те пятьдесят шесть карт принадлежали, если вам угодно, скорее дому, чем кому-либо из живших в нем людей. Древний дух места воздействовал на колоду, легенды и слухи вселяли в карты новый смысл и значение. Карты, видите ли, ждали того, кто завершил бы последовательность.

— Моего дядю.

Это было утверждение, а не вопрос.

Бальярд кивнул.

— Ласкомб прочел книгу, изданную картомантом в Париже — древние слова Антуана Кур де Жебелена, современника Элифаса Леви и Ромена Мерлина, — и поддался соблазну. К унаследованной им колоде карт он добавил двадцать две карты Старших арканов — те, что говорят о фундаментальных событиях жизни и о том, что лежит за ними — и укрепил тех, кого хотел призвать, на стенах часовни.