Светлана Щелкунова - Сказки и рассказы Светланы Щелкуновой

• Название: Сказки и рассказы Светланы Щелкуновой
• Автор: Светлана Щелкунова
• Жанр: Альтернативная история

---

– Чему, непутеха, радуешься? Опять свое тряпье разложила. Для кого стараешься?

Это она для деток малых старается. Детки часто помирают. Жалко их, да ничего не поделаешь. Вот и удумала игрушки из лоскутков мастерить. Придет, куда ей велено. В доме вой стоит. Мать мечется, бьется. Врачи руками разводят. Дите ревьмя-ревет. Смертушка подойдет к кроватке, к колыбельке и запоет тихонечко, что твой ручей зажурчит:

«Ой, люленьки – люли!

Гули, мои гули!

Прилетайте на кровать,

Мово Ванечку качать.

Там за лесом, за горой,

За калиновой рекой,

Есть дубовый теремок,

На ём новенький замок.

Кто замочек отопрет

Да Ванюшу заберет

В золотые небеса,

Во зеленые леса?

Там все пташки летают,

Херувимскую поют,

Херувимскую поют,

Мово Ванечку зовут…»

Никто ее, кроме младенчика, не видит, не слышит. А она уж воркует: «Ну-ка, кто это у нас надрывается, плачет? Не плачь, маленький! Скоро все пройдет. Смотри-ка, что у меня тут для тебя есть!» И протянет Смертушка кому куклу, кому мишку, кому зайку. Зайка занятный! Ушками веселыми машет. Носик – пуговкой. Засмеется дитя, ручки к ней протянет и уснет. Смертушка легкую душу примет и светлым ангелам передаст. Они давно дожидаются. Сколько дитю мучаться!

Никакой работой Смертушка не гнушается. Рубаху чистую поможет надеть. Да и кому еще помочь, коли дом пустой, и помирает в нем одна вдовица? Деток нет, разлетелись детки, кто куда. Ей помирать, а в избе не мыто, не топлено. Смертушка пожалеет вдовицу, печь затопит. Осень-то нынче холодная! Полы помоет, чтобы дух чище. Вдова видит плохо, глаза все выплакала.

– Степановна, ты что ли?

– Я, я,– отвечает Смертушка, – сейчас тебе подмогну, переодену. Вот только грязь тут приберу.

– Письмо от сына прочтешь?

– Прочту!

Возьмет пустой лист, вроде читает. Сама читать не обучена, да придумает, чтоб поскладнее: «Так, мол, и так.. Здравствуй, мама! Хотели приехать к Преображению. Дела не пускают. Но жди, к Богородичному Рождеству непременно будем. Целуем. Сын и внуки. «

– Да, ты вроде не Степановна? – щурится вдова.

– А тебе, не все ли равно?– спросит Смертушка.

– А, и, правда, все равно! Спасибо, что зашла, письмо вот прочитала.

Смертушка ей постель перестелет, волосы расчешет:

– Вот ты у нас красавица!

– Куда там красавица! Знаешь, какая я в девках ходила?

– Кто ж не знает! Все про тебя баяли, – подыграет Смертушка, – ты ведь и певунья была?

– Ох, была!

– А что, если нам с тобой песню заиграть…

И затянут обе: «Ночка темна-а-ая! Да, ночь осенняя-а-а-!»

Вдова оттает, отогреется. Глядит с улыбкой:

– Вот ты какая, Смертушка моя! И вовсе не страшная!

– Догадалась что ли?

– Уж, догадалась, – и в лицо Смертушке глядит.

Но не всякий, кто в лицо ей глянет, сразу умрет. Дурачок Андрейка-покойник не раз Смертушку видел, даже спорил с ней. Бывало, днем Андрейка по окрестным деревням Христа ради побирается, бормочет бессвязное, а вечером на кладбище убегает, люди думают – спать, а он всю ночь за покойников молится, лишь под утро на какой-нибудь могилке приткнется. И как не замерзнет?!

«Ты зачем Макариху забрала, детей осиротила? – грозит Андрейка Смертушке из-за креста кулаком, – Как они без матери? Не жалко? Меня забери-и-и, « – летят в Смертушку комья грязи. Но та – успокаивать мастерица. Цветок чудный найдет, занятное начнет рассказывать. Андрейка притихнет, заслушается.

– Еще придешь? – спрашивает.

– Приду.

– Смотри не обмани!– обижается дурачок.

Дружили они недолго, пока не зарезал его по глупости пьяный купец. После Смертушка сокрушалась: «И как она Андрейку своего не уберегла, что сестрица Смерть его раньше подкосила?» Даже плакала о дурачке.

А Смерть ухмыляется себе. У той слез отродясь не было, и откуда им взяться, коли глаз – нет. Безглазая, а зрячая. Иной человечек себе жизни намеряет аж на сто годов, да чтоб еще в свое удовольствие. Смерть забавляется: «Ну, ну, жируй! Гуляй, покамест, человечище!» Да в один распрекрасный день – хвать его за сердце: «Так сколько ты, чудак-человек, жить собрался?!» Дыхнёт ему в лицо ледяным холодом, шепнет на ухо слово тайное, тот от ужаса и околеет. Что шепнет, – не ведомо, но пугать сестрица Смерть горазда. Никто ей в этом не ровня!

Заболела вредная старуха. Всех вкруг себя собрала, ругает да отчитывает, ворчит да плюется. И подушку ей дали каменную, и лекарство – горькое, и перину – чужую. То ей душно, то холодно. То собачку любимую требует, то сына. «Что, – кричит, – не терпится! Хочешь хозяином всему стать? Фигушки! Ничего не получишь. Где мой адвокат? Я, может, завещание хочу пересмотреть!» Сидит паучиха в подушках, таращится, лицо черное. Все только и ждут: «Когда же ты преставишься, ведьма?»

Смерть тут как тут. Больная хрипит: «Нет! Сгинь, уйди от меня! Не хочу! Прочь!»

Смерть как захохочет и ну душу из нее трясти. Старуха криком исходит, за подушки когтями цепляется, гнилая кровь у нее горлом идет. Даже чертям страшно, которые старуху под кроватями караулят!

Нынче-то люди и вовсе помирать разучились, порядок забыли. Живут – торопятся, а пробьет их час, так и Смертушке в глаза посмотреть некогда. Все больше старшая сестра к ним с косой поспевает. Да, и какая там коса! У нее, теперь, поди, и посерьезней что есть. А Смертушка на лавочке сидит, игрушки мастерит, ждет, прислушивается, кто ее ласково по имени позовет-покличет.

Злая Лушка

Ну, братцы мои! Давно это было! Уж, и не припомню где, кажись за границей…

Жила-была добрая баба при ней две девицы Анюта с Марфутой. И жил-был по соседству мужик вдовец с дочкой-девчушкой. А звали ее Злая Лушка! Подумали раз мужик с бабой: «Чего бы нам не пожениться, коли живем да бывем рядышком!» И поженились.

Мужик, знамо дело, с утра до ночи на работе, а баба все по хозяйству хлопочет. Анюта с Марфутой завсегда ей первые помощницы: обед состряпать, бельишко заштопать, словом, ничем не гнушаются. И дом на них, и двор постоялый, и коровы. И все то они с улыбочкой да с песенкой. Одна Лушка ни черта не делает, только злится.

У камина, бывало, сядет поближе.

«Всех, – говорит, – я вас ненавижу.

Чтоб, – говорит, – вы все пропали!

Чтоб вы с табурету упали!

Не буду работать! Хоть ты тресни!

Мне у камину сидеть интересней!»

Мачеха с сестрами целый день надрываются, а Лушка храпит, отсыпается. Проснется, так сразу орать. Угольями швыряется, языки всем кажет! А язык у ней страшный! Космы немытые торчат так да сяк. Блохи наяривают краковяк. Морда в золе опухла от сна, сама длиннющая как сосна. Нос – не нос, а почти баобаб! Упаси меня Боже, от эдаких баб!

В том королевстве каждую зиму бал давали для всех желающих. И Лушкино семейство приглашения получило. Сестры на радостях давай себе по ночам наряды шить-вышивать. Ручки искололи, глазки попортили, зато наряды сготовили в срок. Одна Злая Лушка спит как сурок! «Скоты и уроды! Я, – говорит, – в ваш поганый дворец не попрусь! Чего я там не видела!»

Собрались баба с мужиком, сели в карету. Анюта с Марфутой зовут Лушку. Да, куда там!

Кинула в них Лушка кочергу и снова храпеть! Только не успела она второй сон словить, как откуда ни возьмись – фея. А, может, и не фея вовсе, а дух Лушкиной мамашки-покойницы пришлепал. Та еще женщина была! Ядовитая штучка! Сказывают, померла от собственного яда! Лушка, конечно, ее приходу не рада: «Чего вы, мамаша, мой сон разрушаете? Вам бы в могилке лежать, а вы дочку пугаете!»

А мамашка просит слезно:

– Лушенька, доченька! Проснись! Счастье свое проспишь, дура! Мойся, одевайся, да беги скорехонько во дворец! Потому как там тебя твой суженый дожидается в виде принца!

Осердчала Лушка, слюной брызжет:

– Счас, разбежалась! Шнурки отутюжу! Чтоб Вам, мамаша, свалиться в лужу! Да, не родился еще тот принц, ради которого я с этого кресла, да – во дворец! Пусть, – говорит, – он хоть трижды суженый! не могу во дворец идти простуженной. У меня сопли, у меня ангина! Не могу уехать (не выездная я) из-за карантина! И потом, зачем муж? Мне и так тепло возле камина!

Мамашка-покойница, она же фея, хитрит:

– Глупенька! Да, ежели ты за принца замуж выйдешь, будут у тебя самый огромадный в королевстве камин да самый мягкий на свете диван! И никто тебя с него не посмеет сдвинуть. Сердце мое материнское свадьбой утешится, я перестану травиться и вешаться и являться я к тебе больше не стану! Честное покойницкое! Без обману!

Призадумалась Лушка:

– А поклянись!

– Клянусь!– кричит мамашка, – Зуб даю, хочешь три! Да хочешь, все бери!

– Ладно! Может и поеду! Только мне мыться лень, одеваться лень и чесаться лень! И вообще все лень! Лучше не поеду!

Взглянула фея или не фея на Злую Лушку: на ее физию черную, на волосья. Тут никак не обойтись без колдовства! Засучила наша фея рукава, палку-чудалку из-за пояса достала, что намедни у одной знакомой феи украла.