Василь Кучер - Плещут холодные волны

• Название: Плещут холодные волны
• Автор: Василь Кучер
• Жанр: О войне

Известный украинский писатель Василь Кучер (1911 — 1967) в годы Великой Отечественной войны работал корреспондентом армейских и фронтовых газет. Принимал участие в боях при героической обороне Одессы, Севастополя и города-героя на Волге. Событиям войны посвящены лучшие его произведения.

В центре романа «Плещут холодные волны» — образы моряков-черноморцев, отстаивавших до последнего дня Севастополь.

О том, как создавался роман и кто послужил прототипами главных героев, писатель рассказал в послесловии, написанном в 1960 году.

---

— Облава началась, — тихо откликнулся Гриць. — Людей хватают — и в машины. В тюрьму всех везут. Заложников берут. Не выходите на улицу. Не выходите...

— Ясно. А теперь молчи, Грицько. Ни словечка. Ставь свой язык на мертвый якорь. Понял? Я не хочу, чтобы из нашего дома шло все это. Пусть другие говорят, — холодно и как-то даже угрожающе бросил Момот и опять ушел в чуланчик.

Немного погодя, когда вся семья укладывалась спать, ушла к нему Оксана. Но не успела Варка и оглянуться, как дочка выбежала из комнатки, раскрасневшаяся и злая, и бросилась на постель к почти уснувшей Ольге. Грицько давно храпел на лавке, тихо посвистывая носом.

Варка села на постели, тревожно спросила:

— Что тебе, дочка?

— Да ну его. Он пьяный, мама, — шепнула Оксана и, отвернувшись лицом к стене, крепко зажмурила глаза.

Как долго и томительна тянулась эта первая после свадьбы ночь! Варка не сомкнула глаз, настороженно прислушиваясь к малейшему шороху в чуланчике, где спал приймак. Но там, казалось, все замерло. Момот спал как убитый, совсем не переживая того, что от него убежала жена.

Варка хотела слезть с печи и поговорить с Оксаной, ведь дочка тоже не спала, глубоко вздыхала и ворочалась на постели. Но не успела.

Оксана тихо поднялась и незаметно выскользнула через окно в сад. Она притаилась на лавочке за густыми кустами смородины. Наверное, плакала. Варка приблизилась к окну, следила. Подойти бы к ней, успокоить и обо всем расспросить? А вдруг она крик поднимет, разбудит всех? Кто его разберет, это девичье сердце, когда попало оно в такую беду. Молчи уж, старая мать, до утра. На свежую голову поговоришь с Оксаной, когда все разойдутся.

А за кустами опять зашелестело, и Оксана, осторожно ступая, пошла в виноградник и стала карабкаться на высокую каменную гору, где была пещера, в которой когда-то люди прятались от бомбежки. Оксана пробиралась тихо и осторожно, вслед ей не шелохнулся, не зашелестел ни один кустик винограда, и Варку это так обидело, что она горько заплакала. Родное дитя, а от матери уже что-то скрывает. Куда же она побежала, боже милостивый? Надо же зятя разбудить! Как он может спать в такое время? А что, если он поднимет бучу, переполошит всех, помчится на гору, а ведь там квартирует у старенькой бабки боцман Верба. Соседи проснутся. Полиция прибежит. Нет. Надо ждать, пока Оксана не вернется, и обо всем ее расспросить. А утром поговорить с ними обоими... Ох, Платон, родной, зачем ты уехал из Севастополя и оставил беднягу Варвару с этими детьми? Разве это дети? Не дети, Платон, а какие-то сорвиголовы...

И не один час прождала в тревоге Варка, прислушиваясь к малейшему шороху за окном. В доме душно, все окна распахнуты, хоть и страшно теперь оставлять их на ночь открытыми. Но в саду пес... Появится кто-нибудь чужой, сразу голос подаст. Так и задремала Варка и не слышала, как пришла Оксана. Радостно заскулил пес. Она открыла глаза, а дочка уже сидит на постели возле Ольги, тянет на себя простыню, собирается ложиться. Варка бросилась к ней, словно кот на мышонка. От неожиданности Оксана даже отшатнулась:

— Ой, мама, как вы меня напугали...

— Где ты была? — тихо и исступленно зашипела Варка. — Говори.

— В садике, — ласково прошептала Оксана.

— А на гору кто пробирался? Думаешь, я не видела?

— На гору? Ну и что из того, что на гору, — весело блеснула глазами Оксана. — В доме душно, а мне не спалось. Вот и пошла. Я же со двора не выходила.

— А он же что, твой Момот?

— Так ведь я вам сказала. Пьяный. А я не люблю этого.

— Когда же он напился? Неужели в чулане пил?

— Не знаю, мама. Поверьте, не знаю.

— Ну, уж я поговорю с ним утром, — насупила брови Варка.

— Не смейте, мама. Я сама, — в страхе замахала руками Оксана. — Не вмешивайтесь. Мы же только начинаем жить. Не вмешивайтесь, я вас прошу...

Варка грустно покачала головой и забилась в уголок на печи. Притаилась там, раздосадованная и обиженная, словно утратила самое дорогое и милое сердцу. И уже не могла сомкнуть глаз до самого утра, пока не начало всходить солнце.

Момот проснулся чуть свет и, быстро умывшись, сказал:

— Я побегу, Варвара Игнатьевна, не завтракая. В больнице могут хватиться. Потом приду и позавтракаю.

— Как хочешь, — холодно бросила Варка.

— И я побегу. Мне тоже нужно рано, — вскочил с лавки Грицько. — Работа не ждет, мама...

Дочки еще спали, и Варка не хотела затевать ссоры. Равнодушно махнула рукой на обоих, ушла в сад. Делайте как знаете. Хоть головой о стену бейтесь, окаянные.

А им только это и нужно. Вот уж и калитка хлопнула за ними. И разбежались, словно их кто в спину гнал. Варка взглянула на дорогу и оторопела. Грицько почему-то побежал не в порт, а дальше под гору, к пепелищам и руинам Корабельной стороны, и дальше — к Малахову кургану. Боже! И что они с ней делают? Должны бы все вместе держаться, мать, как старшую, слушать в это страшное время, а они вон что... Прямо голова кругом идет. Уж и не знает Варка, как быть...

...Момот пришел в больницу и, поздоровавшись, спокойно спросил у медсестры:

— Меня никто не спрашивал ночью?

— Нет.

— Больных привозили?

— К нам, слава богу, не привозили, а вот к немцам три машины прилетели. Там в порту...

— Знаю. Об этом лучше молчать. Сколько раз я вам говорил, — оборвал сестру Момот и, надев белый халат, вышел в сад покурить.

За густыми деревьями стоял отдельный корпус, где работали немецкие врачи. Момот равнодушно взглянул на красные кирпичные стены этого корпуса и присел на скамью. Он сидел долго, не разгибаясь, и все курил и курил, глубоко затягиваясь прелой махоркой. Даже голову не повернул, когда в немецком корпусе грохнула дверь и к нему быстро подошел немецкий хирург.

— Герр Момот, а вы почему так рано? — спросил он на ломаном русском языке.

— Я думал, что привезли больных, — приподнялся Момот и поклонился.

— О, нет! Привезли к нам, а у вас тихо, — вздохнул собеседник. — Я всю ночь не спал. Я думал, что война тут уже закончилась, а вот...

— Может, вам помочь? — спросил Момот.

— Нет. Отдыхайте, коллега, — уже на ходу бросил хирург, направляясь в лабораторию.

Момот посидел еще немного и побрел к себе в корпус. Сейчас проведет утренний обход, доложит немецкому врачу о составе больных, и можно возвращаться к теще на завтрак. Хорошо, что все так счастливо обошлось и его не искали ночью...

...Очень рано явился на работу и боцман Верба, но в порту он застал капитана Вульфа. Тот подвел боцмана к самой воде и показал на волнистое зеркало бухты.

— Видишь?

— Вижу.

— Что же ты видишь?

— Акваторию вижу, — ответил боцман.

— Дурак, — бросил капитан Вульф. — Там плавают какие-то доски и ящики. Волна несет их к нам. Это непорядок. Среди этого мусора что угодно может приплыть...

— Значит, надо все выловить... Акватория порта должна быть чиста, как зеркало, — по-военному козырнул боцман.

— Вот именно. Садись в шлюпку и плыви. Чтобы зеркало было везде, — приказал капитан.

Боцман щелкнул каблуками и вскочил в шлюпку.

— Да живо! Не копайся там, бездельник! — крикнул ему вдогонку капитан.

Шлюпка рванулась с места и пошла прямо по направлению к Северной стороне, а капитан Вульф стоял на пирсе и смотрел в бинокль. Вот боцман поймал первую доску и, подхватив ее багром, зло швырнул в шлюпку. Потом вторую, третью. За ними какой-то фанерный ящик, боцман разбил его о банку и тоже швырнул себе под ноги. Капитан опустил бинокль, ушел в будку, где размещалась охрана рейда.

Боцман облегченно вздохнул и круто выругался:

— Ах ты зараза! Кто же тебя надоумил? Неужели какая-нибудь паскуда донесла? Вот беда! Не может этого быть. Об этом ведь никто, кроме меня, не знает и не догадывается. Ну, держись, боцман, не подкачай... Я тебе, зараза, все щепки теперь выловлю. Мы тебе не лыком шиты

Он осатанело греб, идя против волны. До берега Северной стороны было уже недалеко. И тут боцман Верба вдруг побледнел. Он увидел знакомый фанерный ящик, который легко качался на волне. Увидел — и у него потемнело в глазах. Настороженно озираясь по сторонам и вытягивая багром какие-то щепки, он стал приближаться к ящику. И подойдя, зло спросил:

— Это ты, басурман?

— Я, дяденька, — послышалось из ящика.

— Замри и не дыши! — гаркнул боцман. — Кто тебе разрешил, разбойник, ложиться на курс? Ты что, не видел, что я вылавливаю все из воды? А если бы не один я был, а еще капитан со мной? Ты знаешь, чем это пахнет, дурья твоя башка?

— Так я же не знал, дяденька, — послышалось в ответ.

— Швартуйся к борту и замри, — приказал боцман. — Я пристану к берегу возле скалы. Вишь, какой герой! Вот я тебе покажу, басурман... Кто тебе разрешил?

— Я сам, дяденька. Захотелось увидеть. Там новый катер пришел.

— А ты без машинки? — со страхом спросил боцман и с опаской покосился на ящик, который уже пришвартовался к борту шлюпки.