Айрин Хант - Недобрый ветер

• Название: Недобрый ветер
• Автор: Айрин Хант
• Жанр: Детская проза

Драматическая повесть о скитаниях двух братьев в годы Великой депрессии в США; о людях, которые, отдавая последнее, помогли мальчишкам выжить.

---

Вдруг во мраке выросла маленькая фигурка. Это был мой брат.

— Что тебе надо? — спросил я хмуро.

— Я поеду с тобой, Джош, — сказал он тихим голосом.

— Откуда тебе известно, что я уезжаю?

— Слышал твой разговор с мамой. Я поеду с вами.

— Даже не мечтай! Ты слишком мал, будешь нам обузой.

— Хови, уговори его, — попросил Джой, и тут я понял, что в конце концов уступлю.

Джой неспроста обратился к Хови — Хови был ему другом. Они часто сидели вместе на школьных ступеньках, греясь на солнышке, и Хови учил Джоя играть на банджо, Иногда Джой пел, а Хови ему аккомпанировал, и лица их светились от удовольствия. Хови, в отличие от меня, был добр и терпелив с Джоем, никогда его не дразнил.

— Почему бы не взять его, Джош? — заговорил Хови.

— Рано ему: силенок у него мало, спутает нам все карты.

— Но ведь он умеет петь… — Хови точно размышлял вслух. — Голос у него приятный и чистый, он почти не фальшивит. Народ охотнее соберется послушать ребенка, чем взрослого певца. Так что Джой себя прокормит.

— Сказал же: он останется, я не беру его, и точка!

— Тогда, Джой, может, нам поехать с тобой вдвоем? А Джош пусть остается и командует кем-нибудь еще.

Хови подмигнул Джою, и мой брат расплылся в торжествующей улыбке. Я страшно разозлился на них обоих, но про себя не мог не признать: если бы художник нарисовал эти исхудавшие лица, озаренные весельем, если бы он смог передать их выражение, мировая вышла бы картина!

Так все решилось, и той же ночью мы с Джоем, крадучись, вышли из дому со старым фибровым чемоданом, в который уложили кое-какую одежонку, рваное одеяло и несколько спичечных коробков. Спичкам я придавал особое значение. Где-то я читал про экспедицию, которая тщательно подготовилась к путешествию, все было уложено, казалось, все учтено. Но она окончилась неудачей только потому, что позабыли такой пустяк, как спички, Я обшарил дом и забрал все коробки, какие попались.

Мы не отдавали себе отчет, на какой серьезный шаг решились. Если я думал о маме и об отце, то только со злостью, и нарочно раздувал эту злость, чтобы в последний момент не струсить. Все мне было нипочем — лишь бы выбраться на свободу.

Хови ждал нас в проулке с банджо и узелком под мышкой. Несколько часов мы поспали на скамейке в парке, а на рассвете пошли в столовку Армии спасения. Она только что открылась, и народу пока было мало. Долговязый человек с усталым лицом, покачав головой, дал нам по миске овсянки, но велел больше не приходить: эта еда — для мужчин, которым целый день стоять в очередях на биржах труда, а не для сбежавших из дому детей.

Уже в первый день я убедился, что Хови был прав, когда вступился за Джоя. На углу улиц Рэндолф и Уобаш мы впервые попытали счастья перед публикой. Вернее, пытали счастье Джой и Хови. Оба были небольшого роста и годились на это дело. Русые волосы Джоя хорошо сочетались с большими карими глазами Хови. Я смешался с толпой, наблюдал за их представлением со стороны.

Джой пел, и золотая челка то и дело падала ему на глаза. Голос его не окреп еще, но был нежен и чист, Хови ему аккомпанировал, точно настоящий артист. Пальцы его бегали, по струнам, он то и дело подмигивал Джою. Прохожие останавливались, чтобы поглазеть на них. Кое-кто улыбался, а чьи-то невеселые лица еще больше мрачнели. Многие протягивали руки к перевернутой кепке Джоя, опускали в нее пятицентовики и другие мелкие монетки.

Хови и Джой закончили представление в сумерки. Они набрали семьдесят восемь центов! Мы купили горячих сосисок и буханку хлеба, и еще у нас оставались деньги на завтрак. Мы давились едой и ликовали: можно себе представить, как пойдут дела, когда мы отыщем ресторан или танцевальный зал, где будет пианино! Я буду играть популярные мелодии, Джой — петь. Я недооценивал Джоя. Он утер мне нос.

Давно я так не радовался. На углу улиц Рэндолф и Уобаш мы обрели веру в себя, цена ей — семьдесят восемь центов, но в наших глазах это целое состояние. Как приятно держать в руках заработанные тобой деньги!

Когда стемнело, мы улеглись рядышком под лестницей, ведущей на платформу надземки, и немного поболтали вполголоса, повторяя, будто припев, слова: «Не пропадем, вот увидите, не пропадем!» Так часто твердили одно и то же, что, когда заметили это, весело рассмеялись.

Джой и Хови очень устали. Вскоре они уже спали, прижавшись друг к другу, но я не мог уснуть. Порывы ветра заносили под лестницу клочки старых газет и пыль. Над головой то и дело проносились поезда, но вскоре я привык к грохоту и перестал его замечать.

Какая-то женщина заглянула под лестницу, а потом долго стояла, прислонившись к столбу. Стояла так близко, что я мог дотронуться до нее, но она не заметила нас. По ее лицу текла слезы. Я вспомнил Китти и вздохнул с облегчением, когда женщина наконец поднялась на платформу.

Поздно ночью в ярком свете луны появился полицейский. Увидев нас, он остановился. Я зажмурился, и он решил не будить вас. Постояв немного, он медленно зашагал прочь.

Утром мы плотно позавтракали — дома давно так не ели — и отправились на товарную станцию. У нас оставались деньги на трамвай, поэтому, узнав у прохожих, на какой номер сесть, мы с шиком доехали до железнодорожной станции, денег мы не жалели. Чего там, уедем товарняком куда подальше, потом Хови и Джой дадут еще одно представление, их выручки нам хватит на пропитание, пока не подыщем настоящей работы. У нас оставалась половина вчерашней буханки — съедим ее в дороге.

На товарной станции мы увидели огромное множество стальных путей. Взад и вперед сновали паровозы, тут же грузили вагоны, сцепляли составы — такое вокруг творилось, не описать! Какая-то разношерстная публика — не железнодорожники, а всякие типы, вроде нас, крутились у вагонов, заглядывали в них, ждали сигнала к отправлению.

Заслышав гудок, они прыгали в открытые двери или на буферную площадку, а с нее взбирались на крышу. Если в толпе попадалось приветливое лицо, я осторожно задавал вопросы, пытался выяснить, что к чему, но таких лиц было мало. В тот год все мужчины казались одинаковыми — худые, хмурые, злые. Однако нам все-таки попался один довольно дружелюбный человек. Он сказал мне, что уже пятнадцать лет бродяжничает. Мы признались ему, что пробираемся на Запад, и бродяга без лишних расспросов показал нам нужный состав, добавив, что он уходит в Айову после обеда и на следующее утро будет в Небраске. Нам это подходило: во-первых, Небраска — Запад, во-вторых, далеко от Чикаго.

Я спросил у него про железнодорожную охрану. На самом деле они так жестоки, как пишут в газетах?

— Бывает, — ответил он. — Особенно когда начальство на них давит и грозит увольнением.

Он сам видел, как охранники сбрасывали людей с поезда, но однажды он был свидетелем того, как взбешенная толпа безбилетников столкнула на полотно контролера. А иногда охранники и «зайцы» мирно сидят рядышком, болтают, играют в карты, словно закадычные дружки. Все зависит от случая, как повезет.

— Не опасно ли прыгать на ходу, — спросил я.

— Да, он видел, как подростки, да и взрослые мужчины, гибли по неосторожности. Большие грузы могут накрениться при внезапном толчке или остановке и придавить зазевавшегося «зайца». Некоторые, не рассчитав скорости поезда, прыгали в вагон слишком поздно и лишались ног.

Я перепугался за Джоя. Он хилый, хрупкий, не такой бойкий, как его сверстники. Джой не лазил по заборам, не гонял на велосипеде, как я в его годы; он слишком долго хворал. Хови тоже худерьба и ростом мал, но зато увертлив, он рос в чикагских трущобах, на улицах, запруженных машинами. В Хови я был уверен — он не подкачает, — но беспокоился за Джоя. Лучше не дожидаться отхода поезда. Можно сейчас забраться в незапертый вагон и спрятаться в нем. Если не повезет и охрана обнаружит нас, ничего, поищем другой вагон. Нельзя, чтобы Джой прыгал на ходу, такое не каждому мужчине под силу… Это опасно даже тем, у кого многолетний опыт. Хови со мной согласился.

Мы отыскали вагон, груженный большими мешками с известью, которой фермеры удобряют поля. Среди них можно было легко укрыться от не слишком дотошных сторожей. Нужно лишь немного везения. Мы огляделись по сторонам и шмыгнули в незапертую дверь. В течение целого часа, оставшегося до отправления состава, к вагону никто не подошел. Когда поезд уже набирал скорость, в наш вагон вскочили трое усталых, неприветливых мужчин. Им было не до нас, они и друг с другом не разговаривали. Мы выбрались из Чикаго и через час-другой уже катили мимо ферм и городков, полей с засохшими стеблями кукурузы, обмелевших от летней засухи речушек. Потом сразу стемнело, и только паровозные фары рассекали черноту где-то впереди, далеко от нашего вагона — состав был длиною едва не в милю. Разговор у нас не клеился, каждый думал о своем. Хови было побренчал на банджо, но звуки эти навевали тоску, и я обрадовался, когда он отложил инструмент.