Олег Койцан - История Разума в галактике. Инженер: Греза о прошлом.

• Название: История Разума в галактике. Инженер: Греза о прошлом.
• Автор: Олег Койцан
• Жанр: Научная Фантастика

---

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Не знаю, как назвать предыдущий отрывок – наверное прологом… Когда начинал писать эту повесть, я был наивным ребенком четырнадцати лет которому казалось (всего лишь казалось) что муза, нашептала ему во сне интересную историю, из которой когда-нибудь получится недурная повесть. Работать над ней было просто, не приходилось обдумывать детали, повествование ложилось на бумагу естественно. Черт! Да многое мне просто приснилось, привиделось во сне. Потом, в пятнадцать лет, пришло осознание неправильности: это не было (или было?) плодом фантазии – слишком подробные, слишком эмоционально окрашенные, слишком… ЖИВЫЕ картины рисовало воображение, мне не приходилось ничего выдумывать. ЭТО просто приходило ко мне в голову – проснулось в мозгу и поселилось в нем наряду с моими собственными воспоминаниями… в одном ряду с собственными воспоминаниями – так точнее. А потом как-то внезапно я дозрел до истины. Многие ранее тревожившие меня несоответствия сложились в единую картину. Например, самый частый мой кошмар – взгляд в зеркало и отражение в нем вместо родного лица – чудовища. Или стойкое ощущение полета на СОБСТВЕНЫХ КРЫЛЬЯХ.

Кстати еще и поэтому известные мне величины выше я помечал курсивом. Естественно, что существо, (как мне тогда казалось) памятью которого я так некстати разжился, оперировало присущими для их цивилизации константами и единицами измерения. А в мою голову, похоже, встроен крошечный калькулятор, единственной функцией которого является автоматический перевод ИХ цифирек, в привычные, современные нам константы, единицы и формулы.

Я вырос в обычной деревне… Впрочем не совсем обычной: наша деревня, так сказать, срослась задами с районным центром – попросту говоря, там, где заканчивались их огороды, начинались наши. Более того, еще в недалекие советские времена, совхоз, в который входили поголовно взрослые жители районного центра, считался «Хозяйством-миллионером». Так что поселок обзавелся неплохим, даже по городским меркам, клубом и (что важнее для меня) библиотекой. Впрочем, прижимистый глава совхоза расстался с кругленькой суммой общественных денежек не вполне добровольно. Видите ли, километрах в пяти от нас рос лес – не из этих, послевоенных новосадов, а настоящий дремучий, обильно населенный живностью Патриарх Лесов. Заброшенная военная бетонка в две плиты шириной, глубоко пронизывала древесный массив, деля его почти напополам, но так и не пробив насквозь, и не выводя к каким-нибудь видимым ориентирам, незаконченно обрывалась, уткнувшись в лесную неудобицу. Любопытный факт: одну сторону дороги делили охотоведческое и звероводческое хозяйства, а по другую располагался заповедник (как трудящиеся столь антагонистичных учреждений уживались между собой, для меня до сих пор неразрешенная загадка). Так что к нам «на зверя», да и просто отдохнуть частенько заезжало как областное начальство, так и столичные проверяющие. Положим, лесные сторожки оборудовали егеря, а на охотничьи «домики» потратилось звероводческое предприятие, но вот спортивный комплекс совхозу пришлось строить на свои кровные – отчасти, что бы пустить соседям пыль в глаза, а отчасти... Если еще помните, среди советского социалистического начальства не принято было свои забавы выставлять на обозрение простому советскому народу, так что важнейшая часть инвентаря содержалась в кладовых охотничьих дворцов. Но, в ожидании гостей, хранить там весь необходимый хлам невозможно, так что неважные мелочи обычно кантовались в теплых чуланах районного спортивного центра. Там даже луки хранились – и спортивные и блочные – непонятно только зачем их-то купили, с их помощью дичь стрелять, так для этого немерянно учиться нужно. Или, не разбираясь, местные «Шишки» запаслись вообще всем, на что «глаз упал»?).

Ладно, хватит сплетничать. Итак, я вырос в деревне… Почему только вырос? Увы деревня не город – здесь не было и нет тайн, и никогда не будет. Поэтому, даже пожелай мои приемные родители того, у них не было бы никаких шансов скрыть от меня историю моего появления в их доме. Впрочем, они люди простые, открытые, так что эпопею своего возникновения в семье я узнал от отца в раннем детстве, в тот момент, когда он понял что до меня дойдет смысл рассказанной им истории, а не от местных кумушек, способных в запале творчества переврать любой факт до полной потери узнаваемости. Я таинственно приемный ребенок – в том смысле, что меня, голенького на подстилке из сена, подбросили к порогу их дома, при чем тогдашний дворовый пес Димка, охранявший хозяйственные постройки, поднял лай только после того, как неизвестная личность подкинувшая меня, удалилась восвояси. А ведь по словам соседей, Димка был серьезным, уважаемым кобелем, да и приемным отцом сей представитель собачьей породы был отрекомендован мне весьма положительно; дословно вспоминая: «Димка был весьма в своей работе ответственным псом». Мои родители, Николай и Ольга, к моему появлению в доме были уже немолодой, но еще крепкой парой. Матери только-только исполнилось сорок, отцу правда уже стукнуло сорок три года. Мама работала в районной школе учительницей английского языка, а отец трудился столяром в районном же Доме Быта. Увы они были бездетны – мама была бесплодна, а отец слишком ее любил, что бы заводить детей на стороне. Но они не замкнулись в горе одиночества. В общем, я оказался у них уже третьим приемным ребенком. Только в отличие от меня, Любаша и Сергей были «нормальным порядком» взяты из детского дома, а с моим усыновлением родителям пришлось повозиться. Впрочем, «блат» в нашей стране творит чудеса, так что необходимые документы они выправили относительно просто: все же и в СОБЕСе и в Паспортном столе половина девушек-служащих были мамиными выпускницами, а лучшего, чем мой отец, краснодеревщика в области надо было еще и поискать. Вообще-то мама с папой не собирались брать третьего ребенка, но они не то что бы религиозны, а… слегка суеверны, и поэтому мое появление у своей двери восприняли как знак судьбы. Их отношение ко мне, сколько себя помню, всегда было ровным, и никакие мои шалости не могли поколебать их любви. Даже, когда я в четырнадцать лет, в результате неудачного эксперимента взорвал заброшенный сарай на берегу реки – да, был один серьезный разговор между мной и отцом, но после него я не услышал от родителей ни единого упрека. Это притом, что порожденное моей ошибкой тягомотное судебное разбирательство длилось чуть не с четверть года, выпило из них немало сил (я подозреваю – и денег), и едва-едва закончилось (ввиду моей малолетности) крупным штрафом, – но об этом после. В общем, они меня любят, и на их чувство я отвечаю взаимностью.

До двенадцати лет я был ни чем ни примечательным ребенком, не выделялся среди сверстников ни умом, ни ростом, ни силой, был немножко вяловат и инертен, в общем – полная посредственность. А потом, как-то исподволь и незаметно моя память стала лучше, а потом еще лучше, и еще, и еще – восприятие и усвоение информации стали полнее и чище. Я совсем перестал болеть, стал крепче физически, разом вытянулся вверх, далеко обгоняя сверстников в росте. Метаморфоза длилась два года, и в итоге я, из хронического троечника, не прикладывая никаких усилий, стал отличником. Дело однако не закончилось чисто количественными улучшениями, качественные тоже были на лицо: усовершенствовалась не только память – так сказать, в моей соображалке проснулся «турборежим» и теперь я не теряюсь, как раньше, при встрече с жизненными неожиданностями, а быстренько напрягаю мозги в поисках приемлемого решения. Как-то исподволь в моем вяловатом теле зашевелилась жизненная энергия, потом ее стало больше, потом ее стало совсем много: полноводье силы так и не вошло в берега, и потому я мало сплю, много ем и не способен долго «расслабляться» перед «жвачником». Мне стало необходимым много двигаться и много размышлять, у меня появился постоянный информационный и сенсорный голод. После первых нескольких бессонных и очень скучных ночей я пристрастился к чтению. Беллетристика «про жисть» скоро надоела, исторические романы, особенно древнегреческо-римских и «рыцарских» серий, почему-то вызывала в организме ощущение фальши и чувство душевного протеста. С фантастикой и фэнтэзи дело обстояло получше, но… Слишком много во мне буйствовало энергии, нет я не заделался хулиганом – в чистом разрушении я до сих пор не вижу ничего привлекательного. Более того, основная часть качеств моего характера не претерпела изменений, к примеру, я как не выносил шумные компании, так и не выношу их до сих пор. Был одиночкой, одиночкой и остаюсь – пустой выпендреж перед сверстниками меня как не вдохновлял раньше, так не вдохновляет и теперь, как не радует меня бессодержательный треп этих же сверстников. Вообще, если со стороны поглядеть, создается впечатление, что мою душу аккуратненько (что бы не повредить ненароком) вынули из тела, само тело почистили, погладили, отрегулировали, малость подапгрейдили. Так что, когда ее вернули назад, она попала в гораздо более совершенный организм, и это обновленное тело уже, на обратной связи, силой своего здоровья и совершенства, воздействовало на душу, очищая ее и делая лучше. Так что приложение моей энергии в основном приходилось не на развлечение толпящихся вокруг меня человеков, и не на желание что-то кому-то доказать, а на познание себя, изучение окружающего мира, и определение своего места в этом мире. Малую толику энергии поглощали курсы САМБО в местном спортзале, а прочее… отдавалось науке. А то, что результаты моих опытов порой неприятно отзывались на окружающих людях, было не целью моих экспериментов, а чистой воды побочным эффектом; вернее, проявлением допущенных мной ошибок. Впрочем, первая «шалость» – арбалет была целиком затеей моего братца. Хотя, именно эта работа, показала мне наикратчайший путь к утолению моей потребности в действии, и познания мира через действие. А подробнее…