Сергей Крившенко - Плавать по морю необходимо

• Название: Плавать по морю необходимо
• Автор: Сергей Крившенко
• Издательство: Дюма
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2001

Книга литературно-исторических очерков посвящена русским землепроходцам и мореплавателям, а также известным русским писателям, отразившим в своем творчестве тему открытия и освоения Дальнего Востока России, тихоокеанских плаваний. Автор исследует «путешественные записки» знаменитых мореплавателей, их очерково-мемуарные книги, историческую прозу русских писателей-маринистов.

В книге продолжены темы и мотивы предыдущих работ автора: его монографий «Утверждение мужества» (Хабаровск, 1974), «Берег Отечества» (Владивосток, 1978), «Дорогами землепроходцев» (Владивосток, 1984), «Героика освоения и социалистического преобразования Дальнего Востока в русской и советской литературе» (Владивосток, 1985), «Берег Отечества: романтика героизма в литературе о Дальнем Востоке» (Москва, 1988).

Автор — член Союза писателей России, доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой русской литературы ХХ века и теории литературы факультета русской филологии ДВГУ, действительный член Русского географического общества.

---

Необыкновенная судьба морских офицеров Хвостова и Давыдова привлекла внимание и великого Державина. Гаврила Романович пишет свое стихотворение «В память Давыдова и Хвостова». В рукописи стихи эти помечены 24 декабря 1809 года; этот вариант был перечеркнут, и стихи переделаны. Конечно, по языку они не могут быть признаны лучшими стихами поэта. Впервые напечатаны в 1816 году, а затем вошли в третий том сочинений поэта с объяснительными примечаниями Я. Грота[55]. В 1832 году Николай Полевой в своем журнале «Московский телеграф» напечатал статью «Сочинения Державина», в которой не обошел и это стихотворение. «Все великое и прекрасное увлекало Державина. Так, например, он почтил стихами память Хвостова и Давыдова, юных героев, погибших несчастно, и, как юный певец, оживляется всякою славою отечества до самой своей кончины»[56]. Кстати, там же Полевой выразил свое горячее участие в судьбе этих двух героев.

Но вернемся к стихам Державина. В них он просит Музу склонить свою память и воспеть память героев, вдыхавших российский дух, героев, от которых ждали новых громких подвигов в будущем. Все основные этапы жизни были схвачены в едином сюжете «колесницы счастья», и завершалось стихотворение философскими размышлениями о смысле человеческого бытия:

Жизнь наша жизни вечной
Есть искра, иль струя;
Но тем она ввек длится,
Коль благовонье льет
За добрыми делами.

И такие добрые дела совершили Хвостов и Давыдов, потому и переходила их жизнь в вечность. Потому и завершалось стихотворение уже известными нам строчками:

Хвостов! Давыдов! Будьте
Ввек славными и вы.

Поэт выражал надежду, что подвиг героев «не забудут Россы».

* * *

Примечание. Так как стихотворение Державина «В память Давыдова и Хвостова» неизвестно современному читателю, мы даем его здесь полностью с издания 1866 года.

Вдыхавшая героям
Российским к славе дух,
Склони днесь к струнам томным,
О Муза! их твоим
И юных двух отважных
Сподвижников оплачь,
Что сквозь стихиев грозных
И океанских бездн
Свирепых и бездонных,
Колумбу подражая,
Два раз Титана вслед
Пошли к противуножным.
Меж гор лазурных, льдистых,
Носящихся в волнах,
И в ночь, под влагой звездной,
По рейнам, парусам
Блестящей, — солнца тропы
Преплыв сквозь мраз и жар,
Они, как воскрыленны
Два орлия птенца,
Пущенные Зевесом,
Чтоб, облетев вселенну,
Узнать ея среду, —
Три удивили света.
Там, на летучих Этнах,
Иль в чолнах морь средь недр,
Там в нарах, на оленях,
В степях на конях, псах,
То всадников, то пеших,
Зимой средь дебрь и тундр
Одних между злодеев,
Уж их погибших чтут.
Без пищи, без одежды
В темницах уморенных:
Но вдруг воскресших зрят,
Везде как бы бессмертных.
И Финн, и Галл был зритель
Бесстрашья их в боях,
Когда они сражались
За веру, за царя;
За отчество любезно;
Но благовенью в них
Всяк к родшим удивлялся,
Кариоланов зрев.
Всяк ждал: нас вновь прославят
Грейг, Чичагов, Сенявин,
Круз, Сакен, Ушаков
В морях великим духом.
Но мудрых рассужденье
Коль справедливо то,
Что блеск столиц и прелесть
Достоинствам прямым
Опасней, чем пучины
И камни под водой:
Так, красны струи невски!
Средь тихих наших недр,
В насмешку бурям грозным
И страшным океанам,
Пожрать не могшим их,
Вы, вы их проглотили!
Увы! в сем мире чудном
Один небрежный шаг
И твердые колоссы
Преобращает в перст —
Родители! ах, вы,
Внуша глас скучной лиры,
Не рвитесь без мер;
Но будьте как прохожий,
Что на цветах  блеск рос
Погасшим зрел, — и их
Вслед запах обоняйте.
Жизнь наша жизни вечной
Есть искра, иль струя;
Но тем она ввек длится,
Коль благовонье льет
За добрыми делами
О, так! исполним долг,
И похвалы за гробом
Услышим коль своим, —
Чего желать нам больше?
В пыли и на престоле
Прославленный герой
Глав злых, венчанных выше.
Хвостов! Давыдов! Будьте
Ввек славными и вы.
Меж нами ваша память,
Как гул, не пройдет вмиг.
Хоть роком своенравным
Вы сесть и не могли
На колесницу счастья;
Но ваших похождений звук,
Дух Куков и Нельсонов
И ум Невтона звездна,
Как Александров век,
Не позабудут Россы.

Вот так, на уровне героев морских плаваний и сражений, на уровне звездных открытий Ньютона и всего «Александрова века» ценит простых русских лейтенантов-мореходов наш Державин! Вот это ода так ода — не царям, не владыкам, а отважным и грешным мореходам! А как своевременны размышления поэта о блеске столиц и светской жизни, прельщениях, которые опаснее, чем пучины и камни под водой! Надо сказать, что в этом стихотворении Державину открывалась еще одна грань русского народного характера. Она была и в стихах о Суворове, и в его драмах. В подтверждение приведем одно суждение академика Я. Грота, который в своей знаменитой биографии «Жизнь Державина» писал, как «верно он уже понимал» одну всеми сознанную в наше время черту русского народного характера. Батый говорит своему приближенному Бурундаю:

О русской храбрости твоя хвала мне тщетна.
Их каменная грудь народам всем приметна;
Россиян победить оружием не можно,
А хитростью, — и я берусь за то не ложно:
Примеры многие я рассказать бы мог.
И самый Святослав погиб в стану врасплох.
Пойдет ли грозна брань, — веселие их свойство,
Беспечность стихия, пиры и хлебосольство.
Средь мира брань ковать у них заботы нет.
Сколь крат незапно им нанес союзник вред!

Даже в жизни героических людей мы находим примеры для национальной самокритики: ну, что ж, в этом и сила поэзии, сила русского ума.

Кажется, обо всем сказал в своем стихотворении Державин. Но один подвиг наших героев, на этот раз прежде всего Давыдова, остался за пределами его произведения: подвиг творческий. Они оставили нам описание своих путешествий. Итак, откроем «Двукратное путешествие…»

Перо, компас и шпага

Итак, «Двукратное путешествие». Два тома, первый из них — описание самого путешествия, путевой дневник, второй — описание быта, нравов жителей острова Кадьяк. «Этот труд является первым русским трудом по природе островов и побережья Аляскинского залива», — пишет А.И. Алексеев в монографии «Освоение русскими людьми Дальнего Востока и Русской Америки». Нас в данном случае интересует не эта, вторая часть, носящая научно-этнографический характер, а первая, говоря словами Лисянского, «путешественные записки». Это не отчет, не вахтенный журнал, а именно путевой очерк, живой и эмоциональный.

Автор обстоятельно описывает путь из Петербурга через Сибирь в Охотск, а затем морское хождение в Русскую Америку. Повествование ведется от первого лица: здесь и протокольные наблюдения, и живописные зарисовки, и философские размышления, и лирические отступления. Словом, «Двукратное путешествие» небезлико почти в каждой своей строке. Оно исповедально, согрето душевным светом, который идет от автора. Характерно, что историческое прошлое дается не как известие или исторический очерк, а как то, что живо в памяти. История пропускается через душу автора. Конечно, это прежде всего история мореплавания. «Имея довольно свободного времени, — пишет Давыдов, — мы читали о бедственном состоянии английского корабля „Центавр“ под командою капитана Энгельфильда, который спасся с 13 или 15 только человеками из всего бывшего с ними военного и купеческого флота. Хотя подобное нещастие легко могло с нами случиться, однако же описание сие нас не потревожило. Может быть, оттого, что неохотно вдаемся в размышления о бедствиях другого, когда сами к тому близки». Это уже не просто отчет об увиденном: автор не ограничивается перечислением, описанием фактов, он показывает, как то или иное событие, явление входит в жизнь, воспринимается, стремится найти объяснение многим из них.