Сергей Карпущенко - Лже-Петр - царь московитов

• Название: Лже-Петр - царь московитов
• Автор: Сергей Карпущенко
• Жанр: История

---

Вдруг заскрипели петли двери. Трактирщик вскинул голову - на пороге комнаты, которую он сдал сегодня двумя неизвестным господам, возник высокий человек в бостроге, в широкополой шляпе. Раздувая ноздри, поводя в разные стороны головой, ища у себя что-то в кармане, человек этот сказал на ужасном голландском:

- Ну что, каналья, прогнал-таки всю эту сволочь? Вот посижу хоть один... Принеси-ка мне водки, куриных котлет, гороху с салом. Да и пусть мне дочка твоя послужит...

Когда Александр Меншиков, взмыленный и дрожащий от страха, появился в трактире с лейб-медиком посольства, то застал он такую картину - Петр Алексеевич, русский царь, сидел за столом, гогоча по-жеребячьи и обнимая левой рукой довольную вниманием шестнадцатилетнюю дочь трактирщика, правой же рукой то и дело подносил к своим мокрым от пива усам тяжелую пинтовую кружку и видом своим ничуть не напоминал больного, скрюченного припадком человека. Когда же Меншиков подошел к столу, Петр Алексеевич посмотрел на Алексашку так, как глядел лишь в случае больших провинностей своего сердечного друга. Посмотрел и сказал:

- Чего пожаловал? Али гнид нажрался? Не зришь разве, что русский царь изволит гран плезир получать? Пшел вон отсюдова, сучий сын!

Меншиков, пуча в растерянности и испуге глаза, попятился к дверям, от неожиданности стал обмахивать пышными страусиными перьями шляпы грязные ботформы. Никогда прежде не видел он "мин херца" столь нерасположенным к своей персоне. Уже на улице, в задумчивости глубокой, опустился на жердь, что ограждала цветничок, укрытый на зиму.

"Эва, афронт какой со мною получился. Надобно с Петром Лексеичем полегче б, а то законопатит под горячую руку туда, куда Макар телят не гонял. Ишь, как осерчал..."

А через час, когда Саардам растворился в сумерках ноябрьской прохладной ночи, к трактиру подъехала карета. Кто-то вышел на крыльцо с масляным фонарем, снова вошел в трактир, и через три минуты оттуда вынесли нечто длинное, тяжелое - мужчины, что выносили это нечто, завернутое в плащ, шли, сгибаясь под тяжестью ноши, и с осторожностью поместили её в карету. Левенрот сел рядом, и вот уже четверка лошадей понесла рессорную, дорогую карету в сторону Амстердама.

"Все случилось как нельзя более удачно! Просто превосходно! - с торжеством думал Левенрот, протягивая руку в сторону завернутого в плащ человека. - Король будет доволен, а Швеция, по крайней мере на целое столетие, станет на севере Европы сильнейшим, непобедимым государством!"

Он отдернул край плаща и взглянул на круглое лицо спящего человека.

"Еще недавно, всего-то два часа назад, ты был властелином огромной России, но сонное зелье и моя хитрость сделали тебя моим пленником. Хочешь, я задушу тебя во сне? Или просто поиздеваюсь над твоим былым величием, покрутив тебя за нос, за ухо? Видишь, как превратна судьба монархов? Нет, лучше быть умным подданным, чем неосторожным, глупым властителем страны, желающим время от времени браться за пилу и топор. Ты глуп, Петр! У тебя глупое русское лицо, лицо варвара - плоское, с маленьким ртом и коротким носом. Мы, шведы, другие..."

Но тут Левенрот вспомнил, что швед Мартин Шенберг - точная копия варвара Петра, его двойник. Вспомнил - и его преисполненный торжества внутренний монолог как-то сам собой прекратился.

3

ОЧИ ЗРЯТ, НО РАЗУМ НЕ ПРИЕМЛЕТ

Он пробудился от тяжкого, глубокого, долгого сна в какой-то качающейся комнате и не в силах понять, как он очутился здесь, не в силах поднять с подушки наполненной свинцом головы, ещё долго лежал, слыша, как где-то рядом за стеной орали чайки, скрипели снасти и шумела волна, совсем рядом шумела. Наконец сбросил с постели ноги, добрался до окна и сквозь зарешеченный квадрат увидел померанцевый восход над бушующим морем.

- Эй, Алексашка! Возницын! Да где же вы, холеры? Квасу, пива хоть напиться! Да куда вы, сотоны, все подевались? Али передохли все? Что за корабль? Куда плывем? Ась?!

Прислушался - только крики чаек да шум воды.

- Ну точно, перемерли все! Эй, стольник, Гришка Троекуров! Вот уж харю тебе разворочу, попомнишь, как не отзываться!

И снова никто ему не ответил. Петр с удивлением осмотрел себя - стоит босой, в одних портках коротких и в рубахе, даже чулок на ногах нет. В каюте нет и стульев, на которых бы висело его платье, подготовленное постельничим. Сквозь туман головной боли пробилась до рассудка мысль - пива чудного выпил в саардамском кабаке. Еще когда вливал в себя густую жидкость, чувствовал, что не пиво пьет, а какое-то снадобье, преизрядное, однако, вкусом, а после и зазвенело в ушах, заколотило всего, в глазах круги и всполохи, как в фейерверке, потом же - черный колодец, куда летел стремглав. И вот - каюта, чайки, море. И тут Петр Алексеевич, может быть, впервые после того, как бежал из Преображенского к Троице-Сергиеву монастырю, опасаясь, что вломятся стрельцы и пойдут крушить направо и налево бердышами, сильно испугался за себя, крикнул дико, к двери подбежал, принялся её трясти, колотить кулаками и голыми пятками, орал истошно:

- Воры! Воры!! Открывайте! Всех на кол посажу! Раскаленными плещами уши, ноздри рвать будем! Таких вам казней навыдумываю, что и Иван Васильевич в гробу от страха перевернется! Воры! Воры!

Но к двери, сбитой из прочных дубовых досок, никто не подошел, никто не отворил её и не дал ответа царю Петру, почему заперли его здесь и куда везут. Бросился к окну, стал руками рвать на себя решетку - нет, не поддалась, приделанная к стене стальными полосами. А за стеклом - море, море без конца, без края. Только и слыхать, что горланят чайки да скрипит рангоут под напором надутых ветром парусов. Длинный, неуклюжий, вмиг лишенный своей необыкновенной силы, власти, способности повелевать, карать и миловать, шатаясь, приковылял к постели, рухнул на неё ничком, заплакал громко, сотрясаясь телом так, что кровать качалась. На целый час забылся, поглощенный горем, обидой на тех, кто опоил, а после запер здесь его, властелина огромной державы.

Пока лежал оцепенелый, не заметил, не услышал, как тихо отворилась дверь, как рядом с дверью появился столик с яствами, с вином, да неподалеку от стола - ведро или большая ваза с крышкой. Дверь стукнула, он обернулся на этот звук, увидел еду, питье. Угрюмый, слез с кровати, и природа, потянувшая к пище, заставила его забыть на время о горестях внезапного и непонятного ему пленения. Наевшись, больше в дверь стучать не стал, а, помолившись Богу, надеясь, что все скоро разъяснится само собой, принялся смотреть на море, но сердце ему шептало, что не быть отныне царю Петру монархом морской державы, да и вообще не видеть шапки Мономаха.

Через три дня пути показался берег, неприветливый, скалистый. На берегу увидел замок, прилепившийся к нему подобно осиному гнезду. К вечеру корабль вошел в небольшую, но тихую, укрытую от морских ветров бухту. Петр принялся за ужин, все так же незаметно поданный молчаливым слугой, пил вино, и та же муть и всполохи в глазах, что и в саардамском кабаке, затуманили сознание и взор Петра. Опрокидывая столик, свалился на пол, застеленный дорогим ковром, и уже не видел и не слышал, как в каюте появились люди, подняли его и понесли...

Очнулся Петр, как и в прошлый раз, раздетым, на постели. Над головою черная сень балдахина. Комната, нарядная, просторная, вся залита светом утреннего, взлетевшего над морем солнца. Только в комнате он не один - у стола сидят два человека, молодой, в мундире и ботфортах, с умным и внимательным лицом, хотя и совсем ещё мальчишеским, а напротив - пожилой, с насмешливым совиным носом, повисшим над тонкой верхней губой. Петр где-то уже видел этот нос.

Посмотрев на людей, Петр сдвинул брови, резко скинул ноги на пол, прикрывая одеялом нагие, мосластые бедра, стервенея, прокричал:

- Так что ж сие все значить может? Попрошу самым расторопным образом дать мне объяснение! На чью свободу вы поспешили покуситься, тати? Али кнута изведать захотели? Лефорт где, Меншиков?

Левенрот поднялся, с виноватым видом шагнул навстречу сидящему царю, поклонился низко, руки сцепив на животе, на чистом русском произнес:

- Великий государь, царь и великий князь, я один и не посмел бы никогда явиться перед вашими очами, ибо на самом деле дерзко покусился на свободу вашу, что было сделано не ради произвола частного лица, не ради озорства или желания вашу милость как-то оскорбить или обидеть. Нет, причины здесь имелись совсем иные...

- Ну же, изъясни мне те причины, что понудили вас, воров, покуситься на персону государя Руси? - багровея, с тихой затаенной ненавистью спросил царь Петр.

- Видите ли, великий государь, благополучие Швецкой земли потребовало залучить вас в вечный полон, поелику обеспокоены мы были вашим шевеленьем насчет заведения морского флота и приуготовлений, пусть покамест только в прожектах, к войне с нами. Выходит, вы сами невольно стали причиной той беды, что с вами приключилась, нас же за сей дерзостный поступок даже Небесный Судия винить не будет - мы предупредили великие страдания русского и шведского народов, коим вы своей неосмотрительной политикой могли немало споспешествовать. Принесем же во имя мирной и спокойной жизни наших соседствующих стран бескровную жертву - вас, великий государь. Неужто вы, радетель о благе Московии, станете противиться?