Сергей Карпущенко - Рыцарь с железным клювом

• Название: Рыцарь с железным клювом
• Автор: Сергей Карпущенко
• Жанр: История

---

Дима за спиной Володи снова громко хмыкнул, сказав: "Ну и нашел же я негодяя!", и Володя больше не мог терпеть, потому что нервы его, натянутые так туго, точно струны в рояле, начинали рокотать, едва к ним прикасалось любое слово.

- Да не негодяй я, не негодяй! Чего ты обзываешься?! Говорите прямо, чего плохого я вам сделал, а потом и обзывайтесь! - прокричал мальчик, криком маскируя подступавшие слезы.

Паук заговорил добрее, мягче:

- Мальчик, эта вот картина - возьми её в руки, возьми - взята нами у Злого, которого ты ловко признал в том человечке. Рассмотрели мы её внимательно, малыш, - глазки-то у нас есть, есть! - рассмотрели и получилось так, будто Злой снял ту самую картину, что повесил ты. Или, думаешь, мы не признаем работу Браша?

Да, Володя понимал, что его приперли к стенке, но сдаваться он не хотел:

- А почем вы знаете, что Злой снял в Эрмитаже именно это полотно, а не настоящее? Может, он вам нарочно копию подсунул, чтобы настоящую картинку к рукам прибрать. Ведь он и Белоруса обманул, и напарника своего, Кита! Так разве такой "мастер" станет вам отдавать то, ради чего трудился, в милиционеры поступал! Нет, не станет!

Да, Пауку поистине нравилось упорство Володи, и он удовлетворенно рассмеялся, весело потерев ладонью о ладонь, причем раздался такой звук, будто наждачной бумагой драили кирпич.

- Ей-Богу, ты говоришь разумно, воробей! Но ведь и мы не лохи безмозглые, чтобы верить любому слову Злого. И мы вначале предположили, что он нас динамит и вместо подлинника подсовывает копию. И вот привезли мы Злого на эту дачку и начали, как говорили двести лет назад, допрос с пристрастием - кто же может не любить тела своего? Железом раскаленным его чуть-чуть погрели, но ничего новенького Злой нам не сказал. Только и твердил, что снял вот эту вот картину, потому как от подлинника она ничем не отличалась. Да и как он мог помыслить, что кто-то до него тут пошурует? Начали мы потом считать-высчитывать, и оказалось, что подлинную картинку ты, голубчик, снял, а больше некому. Это, конечно, очень хорошо, что не черту Злому она досталась, не Белорусу, нас хотевшему крутнуть, а тебе, Володя. И теперь мы очень просим твою юную милость рассказать нам, зачем тебе понадобилось нас динамить и наговаривать на Злого? Разве тебе обещанного гонорара мало показалось?

Володя слушал Паука, и его обоняние все больше и больше наполнялось запахом жареного мяса, но теперь этот запах не ласкал его, а просто мучил казалось, что пахнет не олениной или лосятиной, а поджаренным телом Злого. Мог ли Володя по-прежнему юлить да отпираться, когда видел к тому же две большие кочерги, уже нагретые в камине докрасна? Приходилось признаваться, но сделать это было нужно как можно правдоподобней, но так, чтобы и сохранить свой интерес.

- Дядечка Паук! - захлюпал Володя носом. - Да, соврал я вам и Диме, то есть Юрику вашему, тоже соврал! Но ничего я с собой поделать не мог!

- Как это не мог?! - спросил Паук, поднимаясь с кресла и роняя на пол свой шотландский плед. - Ты что, шизофреник, чердак у тебя, что ли, поехал? Быстро говори, куда ты задевал картину, а то живо на место Злого усядешься, узнаешь, как мои ребята могут языки развязывать!

И Паук, быстро нагнувшись к камину, схватил одну из калившихся там кочерег. Искры снопом полетели на мраморные плиты пола близ каминной решетки, и жар раскаленной докрасна кочерги коснулся Володиного лица. Однако какое-то глубокое животное чувство подсказало Володе, что надо держаться избранной линии.

- Дядечка Паук!! - заверещал Володя. - Поверьте мне, поверьте! Не хотел я забирать себе картину, не нужна мне она была, но вот снял я её с крючка и сел на кресло, фонарик поднес поближе и стал смотреть на святого Иеронима! Долго, долго я так на него смотрел, и почудилось мне вдруг, что он ожил, что зашевелился, стал грозить мне пальцем и говорить: "Зачем ты, Володя, хочешь меня украсть? Знаешь ли ты, что это грех великий и тот, кто меня украдет, и двух дней на свете не проживет!" Сказал так Иероним - и снова в картину превратился. Я же уже хотел его на место вешать, потому что очень испугался того, что помру от такого греха, но в это время зашумело за дверью, я в камин спрятался, слышал, как кто-то приходил и как называли эти приходившие друг друга Китом и Злым, а когда они ушли, я хотел было подняться да и картину назад повесить, чтобы не было на мне греха, но и сам не заметил, как заснул в камине. Проснулся же я поздно - всего полчаса до открытия музея оставалось. Разве было время "Иеронима" на стенку вешать? К тому же знал я, что вместо подлинного висит там другая подделка, не моя. Вот и решил я до поры картину ту забрать, но Диме, то есть Юрику вашему, её не отдавать, чтобы и на вас греха не было. Так что оставил я подлинник на трубах камина, - его Дима, то бишь Юрик, видел, а днем, когда мы с ним расстались, снова в Эрмитаж сходил и вынес картину, чтобы кто ненароком её там не нашел, припрятал её в одном месте и теперь хочу с неё сделать копию, потому что полюбил я этого святого и знаю, его изображение мне в жизни очень поможет. Вам же я картину не отдам, а отнесу её назад, в Эрмитаж, к самому директору. Пусть уж он сам решает, что со мной делать...

Володя весь свой длинный монолог проговорил срывающимся голосом, глаза его блестели, как у умалишенного, а губы тряслись. Паук, видел Володя, смотрел на него такими же безумными глазами, потому что то, что говорил мальчик, по его понятиям, было просто абсолютной дичью и ахинеей. А Дима, стоя рядом с Пауком, чему-то горько улыбался, низко опустив на грудь подбородок. Когда Володя закончил, Паук с полураскрытым от изумления ртом обратился к Диме и тихо спросил:

- Ты где этого психа нашел? Из какого дурдома он убежал? Нет, нет... ты понимаешь, он, оказывается, безгрешным решил остаться, а нас задумал оставить без картины...

И вдруг Паук до неузнаваемости исказил свое старое лицо и закричал так громко, так пронзительно, на такой высокой ноте, что Володе показалось, будто Паук и не был вовсе мужчиной, а являлся переодетой женщиной.

- Ты-и-и, мерзаве-и-иц! - истошно орал Паук, тряся худенького Володю за плечи. - Я тебе здесь, на земле, такой ад устрою, что больше никакого греха бояться не будешь! Снимайте с кресла Злого и сажайте на него звереныша! Каленым железом жечь его буду!

Хорошо, что в руках Паука не было кочерги, которую он за полминуты до своего припадка бросил в камин, а то Володе пришлось бы совсем худо. Телохранители Паука на самом деле бросились исполнять его приказание и уже снимали ремни с рук замученного Злого, но тут слово взял Дима, сказавший Пауку спокойным, даже веселым тоном и с приятной улыбкой на лице:

- Отец, ну чего ты добиваешься? Ведь я знаю, что такие фанатики, как Володя, уж если им в голову втемяшится идея, то они от неё не отступятся и буквально умрут, а не скажут того, чего от них хотят. Ну подумай, окочурится наш Вовик на твоем паршивом кресле, а про картину ты так и не узнаешь. Давай-ка лучше по-доброму, по-хорошему, ласково и мягко. Что, разве он и сам не понимает, что с нами шутки плохи? Понимает! - И обратился уже к Володе: - Ну, Вовчик, христианский ты великомученик, святой Антоний, Себастьян святой! Говори-ка побыстрей, куда ты там картинку спрятал? Или хочешь, чтобы мы с тобой поступили так, как легионеры Нерона с увлеченными идеями Христа? Но ведь нам стыдно будет - мы сами христиане! - И подойдя к мальчику вплотную, шепнул уже совсем без шуток: - Лучше сейчас скажи. После поздно уж будет...

Володя и без того догадывался, что шутить с этими людьми все равно что карабкаться вверх по мачте высоковольтной линии. Самое главное, что удалось ему сейчас, это то, что он сумел отвести от себя подозрение в обмане, надувательстве, - это намерение непременно стоило бы ему жизни. Теперь же он выглядел в глазах этих бандитов просто слабоумным, внезапно поверившим в Бога, почти идиотом, с которого и взять-то нечего. А Паук все ещё не мог прийти в себя и бормотал под нос:

- К директору он хотел нести картину! Связались с недоделанным!

Дима же, пока Паук, обессиленный собственной истерикой, не мог отдышаться, сидя в кресле, продолжал обрабатывать Володю, грозя ему с улыбкой такими карами и мучениями, от представления которых и сам святой Себастьян пришел бы в ужас.

- Ну хорошо, хоть мне все это очень неприятно, - мрачно заявил Володя, - но я вам все-таки отдам картину, как только получу её назад. Она на квартире у моего приятеля, а он вернется лишь после завтра, к вечеру. Не бойтесь, я не убегу, потому что мне теперь ничего не нужно: ни ваших долларов, ни ваших суетных богатств. Я в монастырь уйду, наверно, потому что...

- И уходи, мальчик, уходи! - замахал руками Паук, как бы в знак прощания с Володей. - Уходи, таким придуркам, как ты, только там и место! Но перед уходом не забудь нам отдать картину, а то ведь я тебя и из-за монастырской стены своими паучьими руками достану! Где послезавтра мы с тобой увидимся?

Володя сделал вид, что сильно задумался, хотя он совсем и не размышлял об этом в данную минуту - было все равно.