Ольга Кузнецова - Просто солги

• Название: Просто солги
• Автор: Ольга Кузнецова
• Жанр: Фэнтези

Моя жизнь — это один сплошной замкнутый круг, из которого невозможно выбраться. Это события, повторяющиеся снова и снова. Это то, чего не избежать. Возможно, даже то, что будет завтра. Такое чувство, что меня заперли в беличьем колесе, и ничего больше не остается, как безропотно крутить незнакомую окружность. Но я не хочу этого. Не хочу, чтобы все повторялось. Чтобы один день был похож на предыдущий. Чтобы он начинался в не-моей кровати не-моей комнаты, а заканчивался в незнакомых объятьях. И все же мои желания никого не волнуют. И все повторяется. Снова и снова.

---

И даже в собственных мыслях мне сложно — почти невозможно — произносить его имя. Но, чтобы в его глазах показаться сильной, мне приходится преодолеть и себя:

— Лжешь, Ким. Как всегда, — шиплю я сквозь стиснутые зубы, и сама удивляюсь, насколько странно, необычно, будто со стороны звучит мой голос.

Вижу, чувствую, знаю — он ухмыляется.

Пытаюсь размять затекшие пальцы, но, похоже, я сама настолько крепко вгрызла их в обивку кресла, в которое меня насильно посадили, что не могу ничего поделать. Связанная, униженная, почти похищенная, я стараюсь делать вид, что все нормально. Что все так и должно было произойти.

И в своих попытках удивить меня Ким заходит слишком далеко — меня уже вообще сложно чем-либо удивить. Не так, как тогда, когда он и был для меня единственным чудом на свете.

Медленно, слегка задумчиво он приближается ко мне и, оказавшись подле, опускается подле, чтобы посмотреть мне прямо в глаза. Думает, я ничего не вижу, не чувствую. Впрочем, как всегда, ошибается.

— Пошел в задницу, — размеренно, делая ударение на каждом слове, произношу я одними губами. Если были бы свободны руки, то, возможно, дала бы еще и пощечину, но это снова из разряда фантастики.

От неожиданности он вздрагивает, и я смело смотрю ему прямо в глаза. И моя цель — убить его этим самым взглядом, уничтожить, превратить в пепел. Но Ким — это что-то вечное, что-то, что невозможно разрушить.

В ответ он не говорит ни слова: не высказывает удивления, не задает странных вопросов. А мне бы хотелось. И он это знает — поэтому и не задает.

И все же от Кима пахнет чем-то знакомым, единственно родным, единственно правильным, и я невольно вдыхаю запах его тела все глубже и глубже. Наверное, я уже и забыла, каково это — дышать вместе с Кимом.

Не успеваю я опомниться, как он покидает безликую комнату с зашторенными окнами и беспрестанно жужжащим вентилятором с пыльными серыми лопастями под самым потолком. Меня он запирает на ключ, оставляя довольствоваться собственным одиночеством.

Чтобы выплеснуть наружу внезапно накатившее раздражение, я пытаюсь со всей дури пнуть любой оказавшийся поблизости предмет, но вспоминаю, что связана, и злость вырывается через пронзительный, почти звериный крик. Я кричу, напрягая все свои связки, до хрипоты, до болезненного чувства где-то в районе опустевших легких. Я кричу, потому что иначе он меня не слышит.

Я не могу понять, какого черта он так поступает со мной. Почему так упорно пытается доказать мне, что для этого мира я никто, что меня здесь не существует. Да, он эгоист, я знала это и прежде, но то, как непринужденно он манипулирует моей жизнью, удивляет меня больше всего. Хотя, нет, главное не это. Главное то, что он предусмотрел каждый мой шаг, каждую мою мысль с самого начала. Знал, что я попытаюсь сбежать, уехать, испариться, и поэтому в любой момент он был готов нажать на аварийную кнопку и начать мои поиски.

Ногам почему-то холодно, и я понимаю — они для чего-то стащили с меня обувь.

Когда я перестаю кричать, становится чуточку легче.

Затекшее тело будто нарочно зудит все сильнее. Мое тело хочет свободы, а я… Я не знаю, чего я хочу.

Время тянется медленно, становится каким-то слишком растяжимым, бесконечным. От нечего делать про себя я начинаю напевать первый пришедший в голову мотив. Никак не связанные ноты, беспорядочно смешавшиеся и вырывающиеся настолько непроизвольно, будто эта мелодия — моя единственная необходимость, физическая потребность, — они ненавязчиво вплетаются в равномерный монотонный гул работающего вентилятора.

В замке вновь поворачивается ключ, но за дверью — уже другое дыханье.

Я жмусь к спинке кресла, нервно теребя связанными ногами, чтобы хоть как-то помочь себе оказаться как можно дальше от двери, от опасности. Я ощущаю себя загнанным в угол животным, ожидающим, когда, наконец, хищник раздерет его несчастное тельце на крохотные кусочки.

Маленькими, едва ощутимыми каплями пот скатывается по лбу и затмевает взгляд. В этот момент я не вижу, я — не хочу видеть.

В воздухе витает запах металла, металлического лезвия, и, если следовать логике, мне должно быть все равно, но я почему-то боюсь. Я не верю тем, которые говорят, что не боятся, что это так легко — быть загнанным в угол, забитым до смерти, закормленным обещаниями. Я не верю тем, кто говорит, что это так легко — просто быть. Существовать в этом бездонном омуте лжи.

Еще через мгновение я чувствую холодное прикосновение лезвия около своих запястьев, а затем — слышу тихий, нервный, но такой знакомый шепот:

— Беги, Кесси, беги.

Я не успеваю ее отблагодарить, бормочу что-то вроде "Джен… Джен…", — но она уже выталкивает меня за дверь, и мне и вправду приходится бежать, оставляя ее где-то там далеко позади.

Я бегу вдоль белоснежных стен, по покрытому такой же белой плиткой сверкающему полу, и мои голые ноги выбивают на зеркальной поверхности звонкую чечетку. Мое дыхание эхом отдается во все концы коридора без начала и конца — одного большого бесконечного коридора.

Когда я слышу позади себя быстрый, резкий отзвук каблуков, то понимаю — слишком поздно — уже никуда не деться. Тяжело дыша я упираюсь в конец коридора, натыкаюсь на маленькое окошечко, из которого могу разглядеть только то, что земля очень и очень далеко. Там, за окном все еще осень и все еще Чикаго. В последний момент я замечаю над собой хрупко висящую пожарную лестницу, ведущую прямиком на крышу.

Ну что ж. Быть или не быть.

…

Порывистый ветер бьет в лицо, волосы развеваются в непревзойденно манере американского флага, и мощные воздушные потоки уносят мои слезы, градом катящиеся по щекам. Я чувствую, как дрожит все мое тело, как страх смешивается с отчаянием. Я чувствую, что там, за пределами этой вертолетной площадки, где-то далеко внизу появляются на улицах люди. Тысячи лиц, не отличимых друг от друга в городских джунглях.

Я не могу даже стиснуть зубы: они стучат друг об друга, нервно выбивая барабанную дробь.

Это страх? Я уверена, что да.

Ким стоит напротив меня, всего в нескольких шагах. В отличие от меня он не запыхался — дышит, как всегда, ровно и тяжело. Позади меня, за спиной, обрыв глубиной почти в сотню этажей, и я зажата между двумя неизбежностями. Теперь я совсем одна. Не появится из ниоткуда Джо и не усмехнется очередному приступу моей слабости. Больше никто мне не поможет.

В его чистых, точно нависшее над нами небо глазах я вижу свое отражение: испуганная, забитая, маленькая Кесси. В его глазах — страх. Сначала я думаю, что это мой страх, но лишь когда он протягивает руку вперед, я понимаю, что это я осторожно, медленно пробираюсь к краю площадки.

Впервые я могу позволить себе ухмыльнуться.

— Что, не нравится?! — выкрикиваю я, но ветер глотает половину моих слов. Но Ким и так понимает.

Я пячусь назад, с каждым шажком оказываясь все ближе к тому, чего еще мгновение назад так боялась. Похоже, адреналин делает свое грязное дело.

— Кесс, прекрати. — В его голосе стальные нотки. Он думает, что заставит меня что-то делать одним своим словом, одним жестом. Но я уже не та — теперь я другая. Не сильная, не слабая — просто другая. — Просто послушай, — наконец, сдается он, и я на секунду замираю.

Гордо вскидываю подбородок вверх, но с красными глазами и опухшим носом это, наверное, выглядит весьма глупо.

— Ты лгал мне. Заставил других лгать. — Но мои обвинения звучат жалко — ветер заглатывает каждый звук.

Он кивает.

— Ты не понимаешь, Кесс. Ты слишком многого не понимаешь.

— Так расскажи мне! Давай, солги еще раз! — надрываясь, шепчу я, не замечая того, что Ким медленно движется в мою сторону.

Я закрываю глаза и начинаю ждать. По какой-то старой-старой давно забытой привычке складываю руки под грудью. Не хочу его больше видеть. Уже — не хочу.

Его дыхание теплится где-то около моего уха, и я пытаюсь убедить себя, что это дежа-вю не относится ко мне просто потому, что прошло уже слишком много времени. Верю, что теперь эта история уже не про меня. Не про Кесси с ее надоевшим цирковым трюком. И, как и любую другую надоевшую игрушку, меня надо отправить на склад.

Он обхватывает меня за плечи, и я не сопротивляюсь: мне уже давно не хватает простого человеческого тепла. Тыльной стороной ладони Ким осторожно проводит по моей запятнанной слезами щеке. Я вдыхаю его запах глубоко, чтобы навсегда запомнить. Чтобы запомнить то, что так упорно пытаюсь забыть.