Юрий Кларов - Пять экспонатов из музея уголовного розыска [с иллюстрациями]

• Название: Пять экспонатов из музея уголовного розыска [с иллюстрациями]
• Автор: Юрий Кларов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 1985

Повесть знакомит читателей с начальником Первой бригады Петроградского уголовного розыска Усольцевым и его другом искусствоведом Беловым. В событиях, описываемых автором, участвуют не только они, но и экспонаты созданного Усольцевым при уголовном розыске музея антикварных вещей, поисками которых занималась милиция. Читатель узнает о приключениях старинных часов, перстня Пушкина, медальона Марата и о многом другом.

---

Возможно, здесь сыграла какую-то роль интуиция генерала, а ещё вероятней, твёрдое и непоколебимое убеждение, что все люди подлецы и ничего хорошего ждать от них не приходится.

В общем, не зря побледнел Феоктист Феоктистович, когда де Беркес решил продать мебель графу Кутайсову…

Когда бывшего дворецкого князя Потёмкина доставили к Аракчееву, он понял, что дела его плохи. И всё же Феоктист Феоктистович духом не падал. Мало ли в каких передрягах побывал! Авось и тут пронесёт.

Но когда на нём остановились свинцовые глаза вошедшего в комнату Аракчеева, все хитроумные мысли Феоктиста Феоктистовича словно студёным ветром из головы выдуло. Задрожал Феоктист Феоктистович и бултыхнулся генералу в ноги.

— Виноват, ваше сиятельство!

И потянулась из клубка ниточка…

От бывшего дворецкого князя Потёмкина Аракчеев узнал всё, что тот сам знал или о чём только догадывался.

Узнал про историю двух мебельных гарнитуров-близнецов, сделанных кем-то в России и почти одновременно купленных Потёмкиным и Шереметевым, про то, как освидетельствовали эту мебель русские мастера-умельцы, про уговор Феоктиста Феоктистовича с де Беркесом и про их совместную коммерческую деятельность, благодаря которой эта мебель в конечном итоге и оказалась в поместье Аракчеева.

Аракчеев понюхал табак из золотой табакерки, чихнул и спросил:

— Выходит, французик спервоначалу клятвенно в подлинности заверение делал?

— Истинно, ваше сиятельство.

— А затем, выходит, отпёрся от оного?

— Совершенно справедливо рассуждать изволите, ваше сиятельство.

— Угу, — задумчиво сказал Аракчеев и распорядился доставить к нему де Беркеса.

Многое из того, о чем поведал француз, представило интерес не только для Аракчеева…

Ошеломлённый Феоктист Феоктистович узнал, что де Беркес, оказывается, никогда не сомневался в поддельности мебельных гарнитуров, которые ему показали в Таврическом дворце.

— Почему же он, каналья, утверждал обратное? — спросил Аракчеев.

— Только потому, что мастер, сделавший эту прекрасную мебель — поверьте, граф, она действительно прекрасна, — очень просил признать её за булевскую. А когда у человека мягкое сердце, его уговорить совсем нетрудно…

Уплатил небось за лжесвидетельство? Естественно. Иначе бы ему, де Беркесу, и совесть не позволила, и дворянская честь…

А так дозволила совесть-то?

Де Беркес только руками развёл. Дескать, сам удивляюсь, до чего покладистой оказалась.

Но больше всего Феоктист Феоктпстович поражён был всё-таки не этим. Его потрясло заявление де Беркеса, что мебель, имитирующую булевский гарнитур «Прекрасная маркиза», или «Золотые стрелы Амура», смастерил не кто-нибудь, а старый и хороший знакомый Феоктиста Феоктистовича, крепостной графа Шереметева, знаменитый петербургский столяр-краснодеревщик Никодим Егорович Беспалов, чьё мебельное заведение поставляло мебеля многим вельможам и даже во дворец самой императрицы.

Большим весом в мебельном деле пользовался Никодим Егорович. И то, второго такого искусника не найти. Потому, когда потребовалось мебель на подлинность проверять, Феоктист Феоктистович первым его в Таврический дворец и пригласил. Гляди, дескать, Никодим Егорович, что скажешь, то и постановим, то и князю отпишу. Самая что ни на есть железная вера тебе. Потому как мастер из мастеров.

А он что, выходит? А он, выходит, сам весь этот обман и затеял для своей выгоды.

И хотя Феоктист Феоктистович тоже был не без греха, очень ему стало от всего этого обидно. Чуть ли не до слёз.

Ведь если бы не тот старичок, который догадался понюхать, то мебель бы наверняка за булевскую пошла. Как пить дать. И тут мысли Феоктиста Феоктистовича приняли совсем неожиданный оборот. Недаром же говорят о противоречивости человеческой натуры.

«А кому от того старичка нюхальщика польза-то была? — сам себя спросил Феоктист Феоктистович. — Князю Потёмкину Таврическому? Никакой. Одно расстройство и неудовольствие от этих всех дел имел. Графу Шереметеву? И того меньше. Очень ему хотелось Григорию Александровичу Потёмкину услужить. А тут, говорят ему, фальшь в презент подсовываешь, неуважение оказываешь. Обидно. Кутайсову польза? Какое там, оконфузился турка. О де Беркесе и говорить нечего! Совсем в дрожь господин Аракчеев беднягу ввёл, листом осиновым колышется. А за что? В чём его вина-то? Вот и поклевал малость золотого зёрнышка со всем решпектом. Его же чуть не в батоги. И всё этот… нюхальщик. Правда ему потребовалась. Никак без оной помирать не желал.

А мастера что говорили? А то говорили, что фальшь фальши рознь. За одну, говорили, батоги да шпицрутены положены, а за другую — и ста рублей не жалко. Вот что мастера в своей мудрости говорили. Понимали, что к чему да с чем кушается.

Да, не лезть бы старичку со своей правдой немытой-нестриженой — и всем бы благоденствие, а иным и прибыток.

Тоже мне, нюхальщик!

Кто, ежели при своём уме, мебеля нюхает? Цветок это тебе какой, что ли? Рыбка копчёная?

Мебеля же не на нос примеряют, а на глаз да на сердце. Вон стоят душу радуют. Благолепие? Благолепие. Изящество? Изящество. Деликатность? Деликатность. Вот и умиляйся, а не принюхивайся».

* * *

— Так ли рассуждал Феоктист Феоктистович или нет, ручаться, конечно, не буду, — сам себя прервал Василий Петрович. — Но, думаю, что ход мыслей его был примерно таким. Действительно, происшедшее всем участникам событий ничего, кроме неприятностей, не обещало.

Но замечательный краснодеревщик, имитировавший гарнитур Буля «Прекрасная маркиза», или «Золотые стрелы Амура», так и не предстал перед генералом. Проявив свойственную ему предусмотрительность, Никодим Егорович скончался ровно за неделю до того, как псевдогарнитур «Прекрасная маркиза» был расставлен в доме Аракчеева в Грузине.

А какой спрос с покойника?

Впрочем, Феоктист Феоктистович и де Беркес тоже не пострадали, Аракчеев был послан Александром I в Малороссию, а когда вернулся в Петербург, то ему было не до истории с гарнитуром. Как нынче говорят, все рассказанные мною события потеряли для него свою актуальность.

Мебель, сделанная в мастерской Беспалова, судя по всему, Аракчееву очень нравилась.

Отдал ей должное и посетивший Аракчеева в его имении Александр I. Особенно якобы пришлось царю по вкусу одно кресло, в котором он любил отдыхать после обеда. Это приглянувшееся высокому гостю кресло Аракчеев прислал будто бы своему благодетелю в Петербург, и оно затем повсюду сопровождало царя в его поездках.

* * *

— Интеллигент, особенно русский интеллигент, — загадка, над разгадкой которой уже много лет безуспешно бьются лучшие умы человечества. Вот попробуйте объяснить мне с точки зрения логики, почему я тогда заинтересовался этой историей? Ну, почему? Забыл про все свои дела и с головой погрузился в изучение, розыски и исследования, связанные с тем, что не имело никакого отношения к моей работе.

Ну кто, кроме русского интеллигента, способен на подобное?

Постараюсь не очень забивать вам голову всем тем, что мне показалось тогда не только интересным, но и увлекательным. В конце концов вы совсем не обязаны разделять все мои увлечения, — сказал Василий Петрович. — Скажу лишь, что, к моему глубочайшему удивлению, выяснилось, что перед империалистической войной в России было весьма развито производство художественной мебели. Мебельная промышленность, правда, делала первые шаги, зато кустарные промыслы процветали. Ну, прежде всего Сергиев Посад, раскинувшийся вокруг Троице-Сергиевой лавры. Здесь, оказывается, существовали уникальные мастерские, где кустари по эскизам знаменитых русских художников делали исключительно оригинальную мебель. Среди художников, увлекшихся этим делом, был и Виктор Михайлович Васнецов, чьи картины стали украшением Третьяковской картинной галереи, его брат, знаток Древней Руси, пейзажист, историк и археолог Аполлинарий Михайлович Васнецов и многие другие. Эта мебель долго не застаивалась в московском Кустарном магазине, находившемся в Леонтьевском переулке. Точно так же мгновенно раскупалась и зачастую тут же вывозилась за границу городецкая резная мебель, инкрустированная морёным дубом, крашеная мебель в так называемом «русском стиле», привезенная из Семёновского и Макарьевского уездов Костромской губернии, мебель из карельской берёзы, изготовленная краснодеревщиками Твери. Славились мебельных дел мастера Арзамасского уезда Нижегородской губернии, Кузнецкого уезда Саратовской.

Но больше всего меня заинтересовало село Маклаково Василь-Сурского уезда Нижегородской губернии, где кустари изготовляли мебель, широко используя технику маркетри.

Оказалось, что эту мебель я видел в «Бытовом музее сороковых годов», который был открыт в конце двадцатого года в доме Хомякова на Собачьей площадке. Но тогда я её принял за французскую. Мне и в голову не могло прийти, что где-то на Волге изготавливают подобные вещи.