Джеймс Твайман - Эмиссары любви. Новые Дети говорят с миром

• Название: Эмиссары любви. Новые Дети говорят с миром
• Автор: Джеймс Твайман
• Издательство: София
• Жанр: Психология
• Год: 2006
• ISBN: 5-91250-011-X

Хотя эта книга читается как увлекательный роман, его содержание — необычный личный опыт Джеймса Тваймана, сопровождавший его знакомство с Детьми Оз — детьми с необычайными психическими возможностями. Объединяет столь непохожих между собой детей вопрос, который они хотят задать каждому из нас. Приключение, которое разворачивается перед нами, оказывается не просто увлекательным — вдохновляющим. И вопрос этот способен круто повернуть жизнь каждого человека на этой планете.

О чем же спрашивают нас эти дети?

«Как бы выглядел наш мир, если бы мы все немедленно, прямо сейчас осознали, что все мы — Эмиссары Любви?»

Такую книгу вы захотите подарить вашим друзьям — не только взрослым, но и детям тоже. Словно из сильного зерна, из таких книг вырастает новый мир, основанный на любви.

---

В доме, где я жил и работал, — мы дали ему название Каса Де Паз, «Дом Мира», — работа кипела денно и нощно. Большая редкость, когда кто-то из нашей маленькой общины — а всего нас было пять человек — мог остаться наедине, в том числе и наедине со своими мыслями. Шерон жила в трейлере, припаркованном на обочине, — трейлер был еще одно из ее «пенсионерских увлечений», Джоан и Дрейтон обосновались вдвоем в спальне, а у Стефани была комната в задней части дома рядом с моей собственной.

Пожалуй, это был один из самых просторных и симпатичных домов в Джошуа-Три, крохотном городке, стоявшем у границы Национального парка Джошуа-Три, самого сердца Калифорнийской пустыни, минутах в сорока езды от Палм-Спрингс. Я переехал сюда примерно года полтора назад, главным образом чтобы почаще видеться с Джоан, с которой мы дружили, а еще совместно мы затеяли маленький интересный бизнес, хотя бизнесом это можно было назвать с большой натяжкой.

Со всего света ко мне поступали просьбы разработать учебный интернет-курс на основе тех уроков, которые я получил от Эмиссаров Света в горах Боснии, чтобы с этим материалом можно было знакомиться более углубленно. Мы создали такую интернет-студию, скорее даже онлайновую общину, «Общину Возлюбленных», так мы назвали ее, и к тому времени, когда я встретил Марко, она уже насчитывала более шестисот членов. Что же касается обитателей нашего дома, то для них это была еще и постоянная работа. Так что не удивительно, что вскоре все порядком устали оттого, что я вечно лезу к ним со своими опытами.

Сейчас мне не так просто вспомнить эти самые первые дни, хотя прошло всего несколько месяцев, как я сел писать эту книгу. Я словно нырнул в безбрежный океан, чистый и настолько прекрасный, что свои теперешние ощущения мне даже не с чем было сравнивать. Прежде ничего такого просто не было в моей жизни. Единственное, чего мне хотелось теперь, — исследовать эту новую необъятность и поскорей увидеть, что еще она для меня приготовила. С каждым новым опытом, который я проделывал, этот дар, казалось, все глубже укоренялся во мне. Может, именно это и хотел открыть для меня Марко? Ведь говорил же он, что не пробовал делать этого раньше, но ведь сделал, просто коснувшись моего указательного пальца своим. Он не знал, получится у него или нет, — и получилось, бесспорно получилось. Пока доказательством этому были погнутые ложки в мусорном ведре, но я чувствовал, что должно, должно быть и что-то большее. Мне оставалось лишь догадываться, к какой цели меня это все приведет.

Я просто места себе не находил от желания найти этого мальчишку. Я обзвонил всех, кого только мог вспомнить, — тех, кто был тогда на вечернем выступлении, где мы встретились, да и вообще всех, кто жил сколько-нибудь близко к району Залива. Но никто не то что не знал, кто такой Марко, даже не мог вспомнить, чтобы на вечере был какой-то ребенок. Про болгарских мальчишек, которые вот так вот запросто подходят к людям, впрыгивают к ним в жизнь, и потом в этой самой жизни все становится вверх тормашками, никто слыхом не слыхивал. Но, в конце концов, стоит ли полагаться на их слова? Ведь Марко — это не сон или привидение. Это был настоящий, взаправдашний мальчишка, которого мне случилось видеть и даже, можно сказать, трогать руками. Пока мы с ним разговаривали — а это продолжалось, должно быть, никак не меньше десяти минут, — вокруг нас было полно народу. Получается, что или все в комнате, кроме меня, были слепы, или случилось что-то такое, чего объяснить не мог никто.

Впрочем, я и не искал никаких объяснений. Подобного удовольствия я не испытывал, наверное, со школы, когда показывал фокусы своим друзьям. Есть что-то непередаваемое в ощущении, когда тебе известно нечто такое, чего кроме тебя никто не знает, или когда ты умеешь то, что всем остальным кажется фантастикой. Единственная разница, что в школе были все-таки фокусы, а теперь все было по-настоящему.

Первое правило настоящего фокусника — никому не рассказывать, как получается этот самый фокус. Но тогда, в школе, при желании я мог бы сразу объяснить всем и каждому, как я это делаю. Конечно, тогда фокус был бы не фокус и удовольствие было бы не то. Это только кажется, что всем хочется узнать, как все получается. На самом деле зрители меньше всего хотят, чтобы кто-то просто так взял и открыл им изнанку. Но теперь — теперь все было по-другому, потому что я и сам не мог пояснить, даже если бы захотел, как у меня это выходит. Я не знал, как белый кролик оказывался в моей шляпе, и в рукаве у меня тоже ничего спрятано не было. Это был не фокус, не «волшебный трюк», а что-то неподдельное, очень и очень реальное.

Чаще всего от меня доставалось Шерон. «Кролик ты мой подопытный», — утешая, звал я ее. Однажды я усадил ее за стол, дал в руки пачку незаполненных карточек и карандаш. Сам я занял место за другим краем стола с такой же стопкой в руках. До поры до времени я и сам не знал, что за вопросы собираюсь задавать ей. Главное, что эти вопросы будут задаваться наугад, а ответы на них ей нужно будет записывать на своих карточках.

— Напиши, как звали твою собаку, самую первую, которая была у тебя в детстве, — начал я.

Ее брови сосредоточенно сдвинулись, и она сделала запись на первой карточке, положив ее на стол написанным вниз. А я, в свою очередь, мысленно раскрывшись перед ней, стал ждать образа. Поначалу ничего не приходило, но затем у меня появилось какое-то ощущение, поначалу нечеткое, будто бы где-то слева от меня есть маленькая собачка. Высунув язык, она чего-то ждет от меня. Я закрыл глаза и постарался сосредоточиться на этом ощущении.

И тут я увидел, хотя это едва ли связано со зрением, такого себе маленького замарашку, с виду терьера, с просительно открытой пастью и умоляющим взглядом. Словно мы были с ним сейчас под чьим-то обеденным столом и он боялся, чтобы я не перехватил тот лакомый кусочек, который предназначался ему. Продолжая держать его все в том же зрительном поле, я спросил у него, как его зовут. Не стану скрывать — мне ужасно хочется сейчас написать, что песик тут же заговорил со мной человечьим голосом, точь-в-точь как в тех рекламных роликах, где кошки и собаки переговариваются между собой, пока их никто не видит. Но все вышло совсем не так: перед моим внутренним взглядом стали вырисовываться буквы, словно самолетик белым дымком рисовал их в воздухе прямо перед моими глазами, и мне только нужно было дождаться, пока буквы одна за другой сложатся в слова. Так и получилось: чуть подождав, я увидел и само слово — Баффи. Я написал это слово на своей карточке. Точно! Чумазый Баффи[2], иначе и не скажешь.

Я повторил тот же опыт еще трижды. Опять же, вопросы были совершенно случайными: номер дома на той улице, где она жила в детстве, название ее любимой книги и любимой песни. И в каждом случае процедура повторялась: она записывала свой ответ на своей карточке, а я, старательно сосредоточившись, — на своей. С каждым разом ответ появлялся все легче, хотя все-таки нужно было дождаться конца эксперимента, чтобы увидеть, насколько точно у меня все получилось.

— А теперь давай запишем название городка, в котором ты родилась.

Шерон снова взяла чистую карточку, сделала запись и положила ее поверх остальных.

Я почувствовал легкое давление в висках в тот самый момент, когда снова начал сосредоточиваться. Шерон держала в уме название этого города, а я старался подхватить кончик дымной ленты и вытащить ее наружу. И снова я увидел самолетик, который писал слова в воздухе, но с каждой воздушной буквой давление в висках усиливалось, превращаясь в тупую боль. Я старался отгородиться от нее, чтобы удержать в уме образ неба и букв на нем. Еще две-три буквы — и я увижу само слово. Еще секунда — мои виски запульсировали вспышками пронзительно-белого жара, и густыми серыми клубками стало вываливаться и само слово — так, что я мог увидеть его. ВЕРНОНИЯ. Записав слово на свою карточку, я без сил откинулся на спинку стула.

— Что с тобой? — встревоженно спросила Шерон.

— Знаешь, у меня в жизни еще никогда так отчаянно не болела голова. Словно мне череп только что поездом переехало.

— Сейчас заболела или еще до начала эксперимента?

— Не могу сказать… То есть нет, раньше не болело. В самом начале я чувствовал себя хорошо. По-твоему, это как-то может быть связано с тем, что я делаю? Из-за всего этого у меня начала…

— Нет, мне не хотелось продолжать, даже думать об этом не хотелось. — Наверное, все из-за духоты… все-таки тут климат жарковатый… Пустыня… и вообще…

— Джимми, опомнись, какая жара — на дворе февраль! — сказала Шерон. Она положила мне ладонь на лоб, чтобы проверить, нет ли у меня в самом деле жара.

— Может, тебе и в самом деле лучше сделать передышку… и сейчас, и вообще. Смысла продолжать нет — ты и так всех убедил, что можешь…

— Никаких передышек! — я с трудом сдержался, чтобы не накричать на нее. — Это не дает мне передышки, понимаешь? У меня что-то такое есть внутри, что постоянно гонит меня вперед, проверить, насколько меня хватит, что за сила может быть у этого дара. Сам не знаю почему, но я должен продолжать, даже если моя голова расколется надвое.