Стефан Гейм - «Крестоносцы» войны

• Название: «Крестоносцы» войны
• Автор: Стефан Гейм
• Издательство: Вече
• Жанр: О войне
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9533-3326-9, 978-5-9533-3327-6

Высадившись в Нормандии весной 1944 года, американцы — лейтенант Иетс, сержант Бинг, капитан Трой, рядовой Толачьян и военная журналистка Карен — искренне верят в «крестовый поход» американской демократии против фашизма. Однако им предстоят не только полные опасностей и непредвиденных ситуаций военные будни, но и поиски ответа на непростой вопрос: кто они — воины-освободители или простые наемники, прикрывающие махинации и тщеславные амбиции своих командиров.

Стефан Гейм (1913—2001) — немецкий писатель, автор нескольких десятков романов как на английском, так и на немецком языке, во время Второй мировой войны в чине офицера американской армии участвовал в высадке союзных войск в Нормандии.

---

Внешний вид штаб-квартиры Делакруа не породил в душе Уиллоуби особо радужных надежд на будущее. От фирмы, видимо, остались рожки да ножки. Впрочем, заводы и шахты Делакруа в основном расположены восточнее, в Лотарингии. Может быть, там у них все обставлено более пышно, а парижская контора считается просто филиалом. Или, может быть, это своего рода стиль Делакруа — во Франции деловые круги живут по старинке и не спешат возводить себе башни из стали, стекла и бетона, похожие на диаграммы их прибылей. Ведь французская промышленность при немцах работала на полную мощность, а значит, безусловно процветала, несмотря на все налоги и поборы. И, вероятно, во Франции главные бухгалтеры не хуже, чем в других странах, умеют скрывать активы…

Поднимаясь на второй этаж, он уже чувствовал себя бодрее. Пожилой господин в визитке — лощеная помесь секретаря с администратором — провел его в приемную перед кабинетом Березкина.

На вопрос Уиллоуби господин в визитке ответил, что князь, слава богу, жив и здоров и перенес тяготы нацистского режима без особого ущерба как для себя лично, так и для состояния своих дел.

— Конечно, — добавил он задумчиво, — годы никого не щадят, жизнь берет свое — вы знавали князя до войны?

— Нет, — сказал Уиллоуби.

Господин в визитке заметил, что это очень жаль.

— Князь исключительно предан своим друзьям. Он никогда ни о ком не забывает.

Через стеклянную дверь Уиллоуби видно было еще несколько комнат. Он вспомнил, какое оживление всегда царит в американских конторах — хлопают двери, носятся клерки с бумагами, «бесшумные» машинки чавкают так, что кажется — сотни людей с открытым ртом жуют резинку. А здесь — ни звука.

— В делах, видно, затишье? — спросил он.

— Понемножку живем. — Господин в визитке улыбнулся. — Мы восстанавливаем наши связи. Наша собственность все еще в большой мере находится в руках у немцев, надеюсь, впрочем, что ненадолго. — С последними словами он бросил многозначительный взгляд на мундир Уиллоуби.

Его ровный, мягкий голос и учтивые манеры несколько успокоили Уиллоуби, который все не мог решить, как лучше будет подойти к князю Березкину. Уиллоуби ведь был всего лишь младшим компаньоном, и его чин и положение в армии ничего не меняли в глазах Костера или даже Брюиля и Ригана. Никогда еще ему не поручали дела, столь важного для фирмы. Ему казалось, что он так и слышит голос старика Костера: «Что ж, придется доверить это Уиллоуби, благо он там, на месте».

Что он представляет собой, этот будущий клиент — председатель правления фирмы, да еще князь? Нужно ли называть его «ваше сиятельство»? Это смущало Уиллоуби, но спросить господина в визитке он не решался. Ваше сиятельство… Да нет же! Здесь не оперетта, а бизнес, крупный бизнес. Эх, если б на нем был элегантный, но строгий костюм, на каких всегда настаивает старик Костер… впрочем, и в мундире неплохо, хоть мундир и напоминает о том, что его миссию даже с натяжкой нельзя включить в разряд «служебных обязанностей». Ну да ладно, никто не узнает, что он здесь был.

Березкин сам подошел к дверям кабинета и пригласил Уиллоуби к себе. Он сказал как нельзя более сердечно:

— Милости просим, майор, я вас поджидал. — По-английски он говорил не менее изысканно, чем по-французски.

Кабинет был огромный, панели из дорогого светлого дерева, не нарушая деловую атмосферу комнаты, делали ее уютнее и теплее. Березкин, быстро шагая рядом с Уиллоуби, подвел его к столику, на котором стояли графин и рюмки.

— Садитесь, — пригласил он. — Хотите виски? Я всегда держу здесь небольшой запас. Я отмечаю часы умеренными дозами спиртного. День — как страница в книге, которую нельзя прочесть без точек и запятых.

— Это очень верно, — улыбнулся Уиллоуби, опускаясь в глубокое кресло. Для себя Березкин выбрал стул с прямой спинкой, что давало ему возможность смотреть на Уиллоуби сверху вниз.

— Я с удовольствием выпью, — сказал Уиллоуби. Он старался определить лицо Березкина. У него была теория, не раз подтвержденная при отборе присяжных, что люди делятся на сравнительно небольшое количество типов — тридцать пять или, от силы, сорок, — и представители одного и того же типа почти не отличаются друг от друга. Стоило только отнести человека к той или иной категории, а дальше Уиллоуби, как правило, уже не сомневался в выборе тактики.

Но Березкин не подходил ни к одному из известных Уиллоуби типов. В нем сливались самые разнообразные черты. Было в нем что-то слишком угловатое, слишком замкнутое для дельца; впрочем, Уиллоуби даже это не мог бы сказать с уверенностью.

— Неужели вы действительно поджидали меня? — начал он. — Кстати, простите, пожалуйста, я не знаю, как вас называть. Ведь у нас в Штатах, вы знаете, титулов нет…

Березкин позволил себе короткий натянутый смешок.

— Это не суть важно, майор. Мой титул — давно забытая фикция. Я — рядовой гражданин заново родившейся демократической страны. Мои друзья называют меня «князь». — Он, казалось, не усмотрел противоречия в своих словах. — Но вернемся к вашему вопросу. Я, естественно, ожидал, что меня посетит какой-нибудь представитель вашей славной армии. Я не сомневаюсь, что отрасли промышленности, которые я возглавляю, могут весьма и весьма содействовать доведению настоящей войны до победного конца.

Уиллоуби принял к сведению, что к Березкину еще не обращались с официальными предложениями. И то хорошо.

— У меня есть для вас письмо, — сказал он и протянул Березкину тонкий листок бумаги для воздушной почты, на котором Костер написал ему рекомендацию. Князь взглянул на подпись, потом на Уиллоуби, но ничего не сказал.

Уиллоуби счел нужным объяснить:

— В первую очередь я являюсь курьером.

— Совершенно верно, — сказал Березкин. Он достал из кармана пенсне и нацепил его на свой длинный прямой нос.

Уиллоуби уловил что-то общее между князем и господином в визитке. Казалось бы, нечего удивляться, если слуга подражает внешности хозяина; но в том, как себя держали и слуга и хозяин, проскальзывало высокомерие, почти наглость, и это начинало раздражать Уиллоуби. Костера такой пустяк, разумеется, не смутил бы. Однако Березкин явно стремился войти в контакт с американской армией, и Уиллоуби решил выжать из этого обстоятельства все, что возможно.

— А теперь, — сказал он, хотя князь еще не дочитал до конца, — я передал письмо и уже не являюсь курьером.

— Кем же вы хотели бы быть? — спросил князь, не поднимая головы.

Уиллоуби не растерялся:

— А это вы мне скажете. — Он знал, что Костер в своем письме отзывается о нем как о человеке, с которым можно вести дела.

Березкин аккуратно сложил письмо и спрятал его в карман.

— С «Амальгамейтед» меня всегда связывали самые сердечные отношения, я рад возобновить нашу дружбу.

— Так, значит, мы можем конкретно обсудить предложения, которые содержатся в этом письме? — У Уиллоуби отлегло от сердца. — Что до меня, князь, так я люблю делать дела с прохладцей. Вы в гольф играете? Вот это хорошо. А то в первый же день погрузиться в трясину международной системы картелей… — Он красноречиво развел пухлыми руками. — Впрочем, времена сейчас не совсем обычные.

— Не совсем, — подтвердил Березкин.

— Наши планы очень просты, — сказал Уиллоуби. — Разрушения, вызванные войной, особенно в Европе, а также ненормальности в производстве, если можно так выразиться, в связи с тем, что наши производственные мощности используются почти исключительно для изготовления средств разрушения, приведут к нескольким годам послевоенного бума в американской промышленности.

Березкин подпер подбородок костлявыми пальцами.

— Что и говорить, это политика дальнего прицела, — заметил он.

— Безусловно, — сказал Уиллоуби и поспешил добавить: — В наше время американская промышленность, как-никак, научилась планировать.

Березкин одобрительно кивнул головой.

— В последние годы становилось все труднее поддерживать обоюдно выгодные отношения, — сказал он. — Я рад слышать, что американская промышленность не стоит на месте.

Уиллоуби рассмеялся.

— А иначе разве мы добрались бы до Парижа? Война вылилась в некий поединок между двумя самыми передовыми, самыми мощными промышленными синдикатами, — и мы скоро ее выиграем.

— Совершенно верно, — сказал Березкин.

Уиллоуби упустил было из вида, что его собеседник едва ли почитал за счастье принадлежать к какому-либо из этих синдикатов, а получалось, что не успел он освободиться от одного из них, в который его включили силой, как ему уже предлагают примкнуть к другому. Он поправил свой промах:

— Это не значит, что мы недооцениваем значение Делакруа и К° и ту роль, какую вам предстоит играть на мировом рынке.

— Ах, мировой рынок, — вздохнул Березкин, не очень, впрочем, сокрушенно. — Когда я в последний раз слышал эти слова?