Григорий Дьяченко - Духовный мир

• Название: Духовный мир
• Автор: Григорий Дьяченко
• Жанр: Религия

Настоящая книга, состоя в тесной связи с только что вышедшей книгой под названием: Из области таинственного. Простая речь о бытии и свойствах души человеческой. имеет, тем не менее, свое самостоятельное содержание и план. Главное назначение первой книги состоит в том, чтобы убедить читателя силою неотразимых фактов, добытых преимущественно из области опытной психологии, в той истине, что человек имеет душу, как разумную, свободную, бессмертную, духовную сущность, наделенную такими дивными свойствами, что они ясно и неотразимо свидетельствуют о ее богоподобии; – вторая, т. е. настоящая книга приводит читателя путем рассказов, полных, как нам кажется, самого глубокого жизненного интереса, и доступных по изложению и содержанию размышлений к дальнейшим истинам: к бытию Бога, Творца души человеческой и всего видимого и невидимого мира, т. е. бесплотных сил, из коих – одни святые ангелы, а другие – духи тьмы, демоны.

Составитель этой книги хорошо знает, что сухое, строго научное изложение здесь, как и в первой книге, было бы неуместно: и слишком ещё мало читателей у нас привыкло к чтению с таким изложением. Вот почему мы здесь, как и ранее, поместили и ряд рассказов, заимствованных из вполне достоверных и компетентных источников, которые показывают бытие Божие в природе, в душе человека, в частной жизни людей, во всемирной истории человеческого рода, в истории христианской церкви, и т. д.

Конечно, это не доказательства[1], в строгом смысле этого слова, истины бытия Божия, но это то, что заменяет их в известной степени, или, во всяком случае, это то, что приводит всякого непредубежденного человека к внутреннему сознанию необходимости бытия Божия и духовного мира вообще. Подобным же образом мы поступали и с другими главами – об ангелах и демонах.

В этой последней главе мы поместили весьма необходимую по нашему мнению статью, которая изображает характерные свойства большой истерии и дает возможность отличить истерический припадок и, болезни так называемых кликуш от одержания демонами, или беснования, что, к сожалению, к великому соблазну и еще, и большему вреду, нередко смешивается незнающими.

Цель настоящей книги – противодействовать злому духу нашего времени, который проповедует безбожие, грубый материализм и нечестие. Его гибельное дыхание, начинаясь из Парижа, как современного очага неверия и нечестия, мало-помалу, охватывает все страны мира и хотя еще не в – ясных, но грозных знамениях сказывается уже и в России[2] . Если бы по прочтении этой книги читатель приобрел живое, глубокое и сердечное убеждение в бытии духовного мира, – если бы, благодаря нашей книге, он пришел к более истинному и даже более радостному воззрению на мир и жизнь человека, которая вся проходит под воздействием божественного Промысла и бесплотных хранителей людей – св. ангелов хранителей, – если бы он из нашей книги почерпнул иное направление, вносящее в сферу мышления свет истинного знания, в сердце – мир и радость при представлении будущей посмертной жизни человека во свете блаженства с Христом, в область воли – мужество в несчастиях, бодрость в деятельности, терпение в скорбях и смиренную покорность божественному Провидению, – направление согласное с учением православной церкви и таким образом прямо противоположное гибельному и разрушительному духу нашего времени, вносящему в умы, сердца и волю своих поклонников умственный мрак, безысходную тоску и отчаяние, заключающееся иногда самоубийством, животную разнузданность в нравах и готовность к самым злым проявлениям извращенной воли, ко всяким преступлениям: то составитель, прося у него о себе святых молитв, счел бы труд свой вполне достигшим намеченной цели.

Протоиерей. Г. Дьяченко. 1900 г. июня 1 дня.

---

– Господа, отворите скорее, это я.

К нам вошел наш товарищ, бледный как полотно.

– Что случилось с тобою? – в один голос вскричали мы.

– А вот слушайте. В 12 часов я лег спать. После пережитых волнений, я с удовольствием окидывал взглядом свою крошечную комнатку. Вдруг кто-то постучался в мою дверь. Предполагая, что это хозяин, я спросил: кто там? Ответа не последовало, а стук, но еще более сильный, повторился.

Мой денщик, как вам известно, сидит под арестом, но я, желая показать тому, кто ко мне стучится, что я не один, громко сказал: «Иван, посмотри, кто там?» Вслед за этим раздался третий стук, но такой сильный, что дверь задрожала. У меня промелькнула мысль, что мужики опять взбунтовались и, пользуясь моим одиночеством, решились на меня напасть. Ну, думаю себе, я дешево не продам вам своей жизни. Моментально я вскочил с кровати, надел пальто, выхватил из ножен саблю, взял ее в левую руку, а в правую револьвер. Подойдя к двери, я локтем отбросил крючок и ногой отворил дверь. Коридор был пуст. Выходная дверь была заперта деревянною балкою. Тут, господа, у меня мурашки забегали. Я вернулся в комнату, зажег фонарь и затушил свечу. Поставив в коридоре саблю в угол, я открыл балку и вышел в огород. На улице зги не видать, и несмотря на то, что у меня был фонарь, я не мог отыскать калитку. Пришлось перелезать через забор. Шпорой я задел за изгородь, и, конечно, растянулся на земле. Фонарь разбился и потух, а мое оружие выпало из рук. Я его едва нашел и насилу к вам добрел.

При этой фразе раздался гомерический хохот. Он был так заразителен, что П… сам расхохотался.

На другой день наш, товарищ, выпустив из под ареста денщика, послал его за вещами, а равно приказал привести хозяина своей квартиры.

Мы все были в сборе, когда он пришел на зов. Это был старик лет 70, белый как лунь.

– Ну, братец, – сказал П…, – данный тебе в задаток рубль возьми себе, а, больше я в твою проклятую хату не вернусь.

– Спасибо, ваше благородие, за милость, но деньги ваши я вам принес обратно, мне на старости лет не следовало вас обманывать, да бедность заставила польститься на эти три рубля. Да вот за обман и пришлось краснеть.

– За какой обман? – спросил П…

– Нужно было всю истину открыть вашему благородию. Изволите видеть, у меня был единственный сын, добрый, тихий парень. Двадцати лет я его женил. Жена у него была примерная, и жили они душа в душу. Бабенка через год принесла мне внучку, да Богу и отдала свою душу. Зачах после этого мой сынок родимый, да через год и сам за любимой женщиной отправился на тот свет. В голосе старика слышались слезы. – Внучка моя, царство ей небесное, красавица была, вся в моего покойного сына. Моя старуха да я только в ней утеху и находили. Подросла она, ну, за ней и стали женихи увиваться. Богачи были, только ей, красавице, не по сердцу приходились. Был у нас один бобыль, солдатский сынок, полюбился он внучке, и стала она просить нашего благословения. Мы со старухой даже обрадовались, что раз бобыля в дом принимаем, ну, и наша внучка при нас останется. Сыграли свадьбу. Два года счастливо жили, только одного не доставало – детей. Стали мы замечать, что наш приемыш стал задумываться. Как мы его ни расспрашивали – молчит. После оказалось, что он нашу голубку приревновал к какому-то парню, и, видит Бог, напрасно. Однажды ночью он зарезал Машу, и сам с собою хотел прикончить, только Господь смерти не дал. Его вылечили, да суд на каторгу Петра и сослал. Не дошел только до места, дорогою помер. Вот с тех самых пор, два раза в месяц, кто-то в дверь и стучится. По этой самой причине мы из этой комнаты и перешли. Вот, ваше благородие, ваш рубль, простите мне, старику, мой грех.

П… чуть не насильно заставил хозяина взять себе деньги.

Из штаба полка почти ежедневно приезжали офицеры, чтобы лично убедиться в таинственном стуке. Наслушавшись его, они сами производили розыски, но результатов не достигли.

Вскоре мы получили приказ идти на зимние квартиры в местечко Меджибож, Подольской губернии, и вопрос о таинственном явлении так и остался не разъясненным. («Ист. вестн.», сент. 1896 г.).

Из воспоминаний очевидца загадочных явлений в слободе Липцах.

16. Из воспоминаний очевидца загадочных явлений в слободе Липцах. Родом я из Черноморья, сын казачьего есаула, воспитывался в Харькове, в качестве войскового стипендиата. Черноморское войско (с 1860 г. переименованное в Кубанское) в 40 годах не имело своей гимназии и для дальнейшего образования детей казачьих офицеров, с успехом окончивших 4-классное войсковое в Екатеринодаре училище, определяло их за свой счет в пансион при 1 харьковской гимназии, а с окончанием курса – и в харьковский университет, где в то время оно имело по пяти вакансий. Окончив училище в июне 1848 г., я получил войсковую стипендию в Харькове и в сентябре того же года, имея 11 с половиною лет, был принят в первый класс гимназии.

Месяцем ранее в тот же класс поступил своекоштным пансионером и Константин Жандак, которому тогда едва исполнилось 10 лет; мальчик слабый, золотушный и от природы робкий и застенчивый. Как «новичок», он постоянно подвергался всяким школьным испытаниям и под тяжестью их, по выражению товарищей-остряков по адресу его, «никогда не высыхал от слез». Плохая подготовка также приносила ему свои огорчения. Сам я ранее, еще в училище, прошел школу преследований и всяких издевательств, которую обыкновенно в то время проходили «новички», особенно в закрытых заведениях, а главное, как казак, способный, по утвердившемуся в пансионе мнению, в видах самозащиты, на самые крайние средства, я скоро успел обеспечить в этом смысле свое положение и самым решительным образом принимал на себя защиту гонимого Кости Жандака. В занятиях также постоянно приходилось оказывать ему товарищескую помощь.

Таким образом, сближаясь постепенно и часто разговаривая «про домашнее», мы знакомились с нашей семейною обстановкой, в которой росли до поступления в пансион, и, находя в ней много общего, стали еще ближе друг к другу.

Отец Кости, Николай Прохорович Жандак, из дворян Черниговской губернии, начал службу свою в гусарском полку в западных губерниях вольноопределяющимся.

С выслугою срока Николай Прохорович был отчислен от полка, с производством в прапорщики и с зачислением в харьковский гарнизонный батальон. Здесь он также выдвинулся знанием строевой и хозяйственной частей и своею исполнительностью. С производством в поручики он назначен был начальником липцкой конно-зтапной команды. В год моего первого к ним приезда, супруга Николая Прохоровича, Дарья Ивановна, выглядела женщиною средних дет, хотя ей было уже 43 года. Ниже среднего роста, со следами былой красоты, она как бы соперничала с мужем в обходительности, была приветлива, ласкова, предупредительна, по характеру спокойная и ровная в обращении. Плохо говоря по-русски, она часто конфузилась своих промахов и постоянною своей доброю, как бы виноватою, улыбкой старалась их заглаживать; поэтому, может быть, была молчалива и большая домоседка. Хозяйка она была хорошая: обед она готовила сама, любила водить птицу, завести огородину; за мытьем белья присматривала неукоснительно. Николай Прохорович относился к жене с особым уважением, тепло и предупредительно. Дарья Ивановна отвечала ему тем же. Между нами было полное согласие. Они были люди весьма набожные, здоровые и сохранившиеся не по летам.

Детей у них было двое, дочь и сын. Дочь они похоронили уже в Липцах и всегда вспоминали о ней с какою-то тихой грустью. Сына Костю они лелеяли, баловали и берегли, как зеницу ока.

Спустя несколько дней после того, как проводили нас в гимназию после Крещенья (в январе 1852 г.), случилось у них на новой квартире, именно в кухне, где обитали денщик Кораблев и Афимья, что-то весьма загадочное. Ночью, когда уже все спало в доме, послышался сильный стук кухонной двери, возглас Афимьи и плач ребенка. Дарья Ивановна первая проснулась с испугу и подняла на ноги Николая Прохоровича. Он зажигает свечу и чрез двери в сени спрашивает: «что случилось?» Кораблев испуганным голосом докладывает: «у нас, ваше благородие, в кухне неблагополучно» и, впущенный в приемную, добавляет: «в кухне бросает кто-то камни и поленья…» Успокоив жену, Николай Прохорович пошел в кухню и из расспросов у денщика и Афимьи узнал, что первым проснулся Кораблев, услышав сквозь сон страшный стук брошенной вещи. Окликнув Афимью и не получив от нее ответа, он вздул огня, пошел разбудить ее и, насилу растолкав ее, убедился, что не она дурит. В то время, когда они за перегородкою разговаривали, раздался в кухне новый стук в двери. Когда они бросились в кухню, то увидели на лавке и подле, на полу, разбитую глиняную чашку, которая после ужина была вымыта и поставлена на печь для просушки, а у дверей в сени лежало полено, одно из тех, что были приготовлены для завтрашней топки господской печки и лежали в кухне, на полу у печи. Тут они оробели. Афимья испугалась и «в плачь» а он «выбег» доложить. Стали обыскивать за перегородкою, под кроватью и на печи, и в кухне – ничего; болты в окнах оказались заложенными. Оставив их обоих в кухне при себе и на глазах, Николай Прохорович и Дарья Ивановна, которая явилась в кухню вслед за мужем и вслушивалась в доклад денщика, стали наблюдать за комнатою, что за перегородкою, и за печью, в особенности же за прислугою, которая сразу была взята ими в подозрение в деле так нежданно объявившихся ночных проделок. Вскоре пред глазами хозяев из растворенной двери перегородки и по направлению к ним быстро пронесся какой-то предмет в виде темного комка, и в то же мгновение упал к их ногам со звоном жестяной посуды. Оказалось, что это жестяная кружка, которую Афимья ставила на ночь с водою у своей постели, на окне, где ее и видели при осмотре комнаты за полчаса пред этим. Зажгли фонарь в сенях, прибавили свету в кухне. Господа сидели на лавке у стола, к улице, Афимья по другую сторону стола, в углу перегородки, укладывала девочку на постель денщика, Кораблев стоял у дверей в сени. Через большой промежуток временя Николай Прохорович ясно увидел, что через просвет между перегородкою и печью, сверху вниз, мелькнуло темное пятно – и в то же мгновение Кораблев испуганно вскрикнул от удара в правое плечо. Удар нанесен был куском сухой глины, которая сберегалась под кроватью Афимьей для мазки печи. Затем все затихло. Господа и прислуга дежурили далеко за полночь и заснули только под утро.