Джей Дайс - Вашингтонская история

• Название: Вашингтонская история
• Автор: Джей Дайс
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Современная проза
• Год: 1958

В центре романа Д. Дайса «Вашингтонская история» — обстановка политического и морального террора в послевоенной Америке времен сенатора Джозефа Маккарти.

---

Она вздохнула и закурила сигарету — первую за сегодняшнее утро. Сигарету она держала неловко, между кончиками вытянутых пальцев с ярко-красным маникюром, как делают неумелые курильщики, и эта манера неизменно раздражала Тэчера, который курил, как, впрочем, делал все, за что ни брался, очень ловко и с шиком. Собственно говоря, по департаментским правилам в приемной курить не полагалось, но мистер Каннингем, как в этом, так и во многом другом, не придерживался правил и смотрел сквозь пальцы на привычки своих подчиненных.

Жадно затягиваясь сигаретой, Фейс неподвижно сидела за столом и старалась собраться с мыслями. Сейчас самое главное, сказала она себе, — не думать о Тэчере. После каждой ссоры она бывала совершенно разбитой, и конечно же, чтобы до конца выдержать рабочий день, необходимо с головой уйти в очередные дела. Но что же делать, если упрек, брошенный ею Тэчеру перед уходом, теперь причинял ей самой такую острую боль! «Наверное, мне от этого гораздо больнее, чем ему», — подумала Фейс с оттенком жалости к себе. И все же ее поступок нельзя ни извинить, ни оправдать. Она чувствовала себя виноватой и глубоко раскаивалась. Сегодня она жестоко нанесла Тэчеру запрещенный удар. Ей пришло в голову, что можно позвонить ему и попросить прощения, но она боялась, что он бросит трубку прежде, чем она найдет нужные слова.

Как хорошо она знала ранимость Тэчера во всем, что касалось его работы, которая была его больным местом! Вечер за вечером он облегчал душу, рассказывал ей о том, что творится в рекламном агентстве, где он служил. По его словам, все только тем и занимаются, что устраивают ему пакости. После войны он не сумел завоевать себе ни положения, ни авторитета, а надбавки к жалованью были очень незначительны — обстоятельство весьма серьезное, учитывая надвигавшуюся инфляцию. Она же, наоборот, во время войны получала одно повышение за другим, и теперь ее заработок был гораздо существеннее для семьи, чем прежде. Тэчер огорчал ее, встречая каждое повышение с кислой миной.

Месяца два назад, когда она получила последнюю прибавку, Тэчер заметил с кривой усмешкой:

— Если будешь так усердно заниматься политикой, того и гляди станешь первой женщиной-президентом!

И после каждой прибавки он со все более рьяной настойчивостью уверял, что ее деньги им совсем не нужны, что он может оплачивать все расходы один, включая хозяйство, машину, прислугу и частный детский сад, куда ходила Джини. Однако, со свойственной ему непоследовательностью, он вскоре совсем перестал оплачивать хозяйственные расходы и тратил деньги как ему вздумается. Это означало, что Фейс должна была отдавать на хозяйство весь свой заработок, не могла откладывать ни цента и никогда не имела лишних денег на покупку разных приятных мелочей и на развлечения. Она почти не шила новых платьев, переделывая старые, сократила до минимума посещения парикмахерской и очень редко позволяла себе купить какую-нибудь книгу или пластинку, о которой давно мечтала. Когда она обращалась к Тэчеру за деньгами, он с каменным лицом пожимал плечами и говорил: «В будущем месяце».

И это было еще одним поводом для раздоров, которые она не в силах была уладить; и все чаще и чаще она мысленно возвращалась к однажды принятому, ясному и четкому решению: она не может больше жить с Тэчером.

Но так или иначе, она знала, что сегодня вечером должна будет просить у Тэчера прощения за свои слова. И когда она утвердилась в этой мысли, ей стало чуточку легче. Теперь она может заняться текущими делами и работать усердно, со всей присущей ей энергией. А дел предстояло много: скоро зажужжат телефоны, надо будет назначать встречи, созывать совещания, отвечать на срочные письма, наводить справки — словом, делать все, что потребуется мистеру Каннингему.

Ну что ж, пора взять себя в руки. Сейчас начнется рабочий день. Фейс вытащила из сумочки пудреницу и посмотрелась в зеркальце. Так и есть, губы опять накрашены кое-как. Это случалось каждый раз, когда Тэчер доводил ее до отчаяния. Она почти машинально водила палочкой по губам. Должно быть, сегодня у нее дрожали руки, потому что линия губ была смазана, а уголки рта приподняты кверху, будто в насильственной улыбке. Фейс задумчиво усмехнулась, показав ровный белый ряд верхних зубов, и крупный рот ее вновь приобрел чувственную прелесть.

Проводя помадой по губам, Фейс услышала гулкие шаги в коридоре, выложенном мраморными плитами. Посетители из дипломатического мира очень редко являлись в такую рань. Фейс недоуменно взглянула на две качающиеся полустворки, которые заменяли дверь. Для мистера Каннингема, казалось бы, слишком рано, — вчера он работал до самой ночи. Кроме того, шагам недоставало его веселой бодрости… вернее, поправила она себя, прежней веселой бодрости… ибо, по словам мистера Каннингема, он уже утратил всякие иллюзии и не нашел ничего взамен. И конечно, это не Генри, — тот, приходя наливать чернильницы, движется совсем бесшумно.

Шаги стали громче, ближе. Шел явно грузный человек с металлическими подковками на каблуках. Стук каблуков оборвался, и под нижним краем створок показались ноги в мешковатых парусиновых брюках, а над верхним краем — замызганная белая панама. Человек помедлил, потом толкнул створки, распахнувшиеся с чуть слышным шелестом.

Шагнув в приемную, человек остановился и, слегка нахмурившись, уставился на Фейс. Он был массивен, но больше за счет жира, чем мускулов. Лицо у него было мясистое и дряблое. Сеть красных жилок на щеках заменяла румянец.

— Не скажете ли, мэм, где тут такая миссис Фейс Роблес Вэнс? — услышала Фейс голос с сильным южным акцентом.

Она положила губную помаду на стол.

— Это я.

Показалось ли ей, или он в самом деле сделал ударение на фамилии «Роблес»? А может, это вышло случайно — ведь южане всегда одни слова проглатывают, а другие выделяют.

— Вот это здорово! — воскликнул посетитель. Сняв панаму, он промокнул потный лоб скомканным платком. Со лба платок переполз на макушку, где в редких, неопределенного цвета волосах просвечивала плешь.

— Потеха, да и только, — продолжал он, — играть в прятки в такую жарищу! Этот шпик внизу заставил меня искать вас по всем этажам. Черт знает что!

— О, — растерянно произнесла Фейс. Ей казалось, что незнакомец сверлит ее взглядом; но это, наверно, потому, что у него такие крохотные глазки, уверяла она себя. Ей хотелось спросить, что ему нужно, однако она почему-то чувствовала себя неловко от пристального внимания, с каким он ее разглядывал. И он, по-видимому, тоже смотрел на нее не без замешательства. Быть может, он представлял ее себе совсем иначе и удивлен, что она оказалась не такой? Ведь когда он обратился к ней, в голосе его звучали самые почтительные нотки — «мэм» сказал он. И тотчас же она поняла в чем дело: южанин увидел перед собой настоящую леди.

— У меня для вас кое-что есть, миссис Вэнс, — сказал незнакомец.

И в голосе его уже не было почтительности. Когда-то в детстве мальчик постарше Фейс вот таким же тоном подозвал ее, а потом положил в ее доверчиво протянутую руку скользкого червяка.

— Что именно? — спросила Фейс.

Из внутреннего кармана пиджака он достал сложенную розовую бумажку размером с почтовый конверт. Развернув, он протянул ее Фейс.

— Что это?

— А вы разве неграмотная? — грубо сказал он.

Фейс бессознательным жестом взяла розовую бумажку. И так же бессознательно заметила печать, которая ставится на официальных документах, и подлинную подпись председателя палаты представителей.

— Ничего не понимаю… — произнесла Фейс.

— Это вызов, сестренка. И не уверяйте, будто вы не знаете, что такое вызов!

«Итак, из „мэм“ я превратилась в „сестренку“», — мелькнула у нее совсем уж неуместная мысль. Человек говорил с ней привычно-властным тоном полисмена. Очевидно, он считает ее преступницей.

— Вам велено, — продолжал он, как бы стараясь вдолбить ей, в чем тут дело, — послезавтра в одиннадцать часов явиться в Комиссию по расследованию антиамериканской деятельности. Вас хотят кой о чем порасспросить. Ясно?

— Но это, наверное, ошибка! — воскликнула Фейс. — Должно быть, вызывают кого-то другого…

— Нет уж, там, знаете, не ошибаются. — Он нахлобучил на голову бесформенную панаму и двинулся к двери.

— Но почему меня? — крикнула она ему вслед в смятении, еще не веря случившемуся. — Зачем они вызывают меня?

Человек пожал плечами.

— Вы-то, наверное, знаете это лучше всех — кроме них, конечно, а мое дело — сторона.

Он исчез, и только створки еще тихонько покачивались на петлях. Если б не розовая бумажка, можно было бы подумать, что все это ей приснилось. Но она ощущала в пальцах бумагу, слышала ее шорох — нет, все произошло наяву! Во всяком случае, спокойно сказала она себе, волноваться нечего. Где-то в огромном, скрежещущем государственном механизме кто-то допустил ошибку. Быть может, у нее есть однофамилица. Остается только одно: дождаться мистера Каннингема. Он в одну минуту докажет, что это — недоразумение.