Е. Григ - Да, я там работал: Записки офицера КГБ

• Название: Да, я там работал: Записки офицера КГБ
• Автор: Е. Григ
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 2001
• ISBN: 5-224-02112-Х

Работать «в поле» … На жаргоне сотрудников секретных служб это означает — заниматься оперативной работой. Автор, в прошлом рядовой контрразведчик КГБ, проработал «в поле» 33 с половиной года — в мобильных группах наружного наблюдения, в знаменитом «Доме 2» на площади Дзержинского (Лубянке), «под крышей» гражданских ведомств. В Москве и Нью-Йорке, в Грозном и Хельсинки, в Питере, Вашингтоне и много где еще он наблюдал за интересовавшими КГБ людьми, участвовал в разнообразных оперативных мероприятиях, а также размышлял о том, что происходило на протяжении этих 33 лет с ним, с КГБ и со всей страной.

---

Чистота — хирургическая. Все красиво, разнообразно и удобно одеты. Все мужчины выбриты, женщины — заботливо причесаны. Все вежливы, сдержанны, внимательны друг к другу. Это — офис.

Обедали в общей столовой: обычно издательские боссы столуются вместе со всеми — это лучший контроль качества пищи…

Десятка два издательств маленькой Финляндии, в которых я побывал, — все такие. В огромном СССР я видел с полсотни издательств — и ничего похожего. Мы ведь живем и работаем совсем не так.

Это потому, что не живем? Потому, что не работаем?..

Еще об издательском деле в нашей стране и одновременно о жизни 5-го Управления.

В наличие этого явления здравомыслящему человеку поверить трудно, почти невозможно. Это — ведьмовщина.

Сколько помню, в доскональнейшем изучении находился то один, то другой «сигнал» из этой параноической серии…

То какой-то кретин разглядел на фотографии Маяковского запонки (!) и заметил, что на них вроде бы изображена свастика. Пошло-поехало: в каком издательстве, в каком журнале, газете, альманахе опубликовано фото? Когда? Кто редактор? Кто выпускающий? Кто фотограф? Была ли ретушь? Казалось бы, да черт вас разбери, ведь это фотография — значит, сделана при жизни поэта, значит, давно. Ну зачем еще и ретушировать? Нет, роют, ищут…

То еще кому-то очертания значка какой-то олимпиады показались похожими на человеческий череп… И опять — где изготовлен, кто художник, почему да отчего…

Свастику отыскивали то в календарях, то еще Бог знает где, сколько же сил, средств, терпения было потрачено на заведомую чепуху!

— Вы что тут, с ума посходили, что ли? Да выгляни ты, Игорь, на улицу из этой башни из слоновой кости! — так я называл новенькое здание Управления — о нем потом. — Двадцатый век на дворе к концу подходит, а ты тут этот… значок разглядываешь!

Игорь улыбнулся улыбкой комиссара Каттани и молча поднял глаза к потолку.

— Вот пойди к нему и попроси выглянуть в окно, на двадцатый век посмотреть. А я в дверях подожду — поймаю тебя, когда ты оттуда вылетишь. Поддержу товарища морально и физически. Ну, пойдем?

Зря свастики искали с лупами, разглядывая фотографии и календари. Достаточно было поднять газеты 20-х годов, и их нашли бы десятки. И на денежных знаках тоже. Тогда придумывали, искали новую оригинальную эмблематику для молодого государства рабочих и крестьян. Свастика — древнеиндийская эмблема плодородия кому-то показалась вполне уместной. Кажется, Кржижановский хватился, что ее уже сделали своей эмблемой итальянские фашисты — опоздали мы. А сходство в направлении мышления поразительное, а? Если б не итальянцы, ходили бы мы под черным пауком, и все считали бы это вполне естественным. Интересно, а что бы тогда придумали немцы — пятиконечную звезду? Серп и молот? Ни наша, ни их сущность от этого не изменилась бы.

До сих пор в Финляндии популярен Маннергейм, у нас известный лишь немногим по «Линии Маннергейма» — это был оборонительный вал, построенный финнами перед «Зимней кампанией», он так и не спас страну от поражения в этой войне.

А Маннергейм был блестящим офицером царской армии. Он служил и в военной разведке — весьма успешно. Рассказывали о некоторых привычках и обычаях, принятых в русской армии и завезенных Маннергеймом в Финляндию.

Например, у русских офицеров считалось неприличным, выпив рюмку водки, тут же соваться в тарелку с закуской и зажевывать выпитое. Вот и финны сейчас, выпив или пригубив рюмку водки, переглядываются, одобрительно кивают друг другу (мол, хорошо пошла…) и только потом, не спеша, принимаются за еду. Этот обычай показался мне изящным и трогательным…

Именем Маннергейма названа самая центральная, самая оживленная улица Хельсинки. Это проспект, выходящий постепенно на общеевропейскую автодорогу А 4, которая, если вы путешествуете автомобилем, выводит через Порво к Выборгу.

На этом проспекте и одна из лучших хельсинкских гостиниц — «Марски», «Маршалок» — так любовно называют финны маршала Маннергейма. Здесь же знаменитый магазин «Стокман», книжный отдел которого, как утверждает американский издательский журнал «Паблишерз уикли» — самый большой в Европе. И действительно, это рай для книжных червей всего света. Книги здесь на многих языках, в том числе и на русском, а русский отдел магазина — великолепен. У всех продавщиц, кассирш, служащих на груди нечто вроде орденской планки, на которой смонтированы маленькие государственные флаги — они обозначают языки, на которых говорит служащий.

В русском отделе магазина я сделал себе подарок — купил очень дорогое (для командированного) карманное издание «Мастера и Маргариты» американского издательства «Ардис». Прекрасная бумага, отличный шрифт. Этот сувенир был мне дорог втройне — одна из любимых книг, память о поездке в Финляндию и напоминание «бдеть». Уж «Ардис»-то всегда был в поле зрения 5-го Управления. Мы внимательно наблюдали за его основателями и, кажется, владельцами Карлом и Элендеей Проффер.

«Ардис» издавал литературу на русском языке и часто неприятную для борцов за чистоту нашей И. Вот мы и искали связи Профферов с ЦРУ, их контакты с советскими писателями, засылали к ним в издательство в составе делегаций людей, которые могли нам что-нибудь о Профферах и издательстве рассказать.

Для совслужащих и для представителей демократической Постсоветии Хельсинки — очень «блатное» место. Одна ночь в поезде — и ты дома, в Москве. Уровень и качество жизни, жилищные условия — сказка. Прямо за «спиной» посольства, что на Техтаан-кату, стоит здоровенный жилой дом с квартирами для сотрудников посольства и торгпредства.

Однажды там был скандал — финские эпидемслужбы опечатали мусоропровод. В Финляндии, как и во многих других странах, мусор можно выбрасывать только в специальных пластиковых мешках, тщательно их завязав. Ну, наши дамы, понятно, мешки приспособили для других каких-то нужд, а то и отправляли в виде подарков на Родину, а мусор упрямо сбрасывали в «живом» виде. Завелись неведомые в Финляндии звери — тараканы. Когда они появились уже и в соседних домах, то понять, откуда они взялись, финским врачам-эпидемиологам было нетрудно. Интересно, чем закончился этот случай — распечатали финны мусоропровод или наши дипломаты по-прежнему собирают мусор в пакеты и по дороге в посольство стыдливо сбрасывают его в мусорные ящики на улице?

Когда я готовился к поездке с Глазуновым в Финляндию, мне было интересно узнать, что, несмотря на постоянный «эпатаж» советской действительности и ее реалий, он никогда не был «объектом заинтересованности» нашего Управления. Он, конечно, упоминался в справках и сообщениях, но и образом жизни, и поведением, и творчеством, и кругом друзей поставил себя вне интересов спецслужб, как западных, так и наших.

Перед поездкой я пошел к нашим «искусствоведам в штатском».

— Ну что, Жень, конечно, он у многих бельмом на глазу сидит. Академики его на дух не берут, по модернистам и абстракционистам он сам на танке ездит, русофильство у нас не монтируется с интернационализмом, а его связи просто с ума сводят тех, у кого таких связей нет. Сейчас ты — не VIP, если у тебя нет портрета кисти Глазунова. Тебя, кстати, ему уже «продали» — из ВААПа… В общем, вот тебе альбомы, репродукции, справки — смотри, читай, делай выводы.

Я долго смотрел, читал, делать выводы не спешил — надо было посмотреть на живого человека.

Илья Сергеевич — прекрасный товарищ в общежитии и в путешествии. Всегда бодрый, энергичный, полный идей и знающий, как эти идеи воплотить в жизнь. Он любит и умеет пошутить, порой раздражителен, но ненадолго, заботлив и внимателен к окружающим. Не по-советски щедр: за многие мои путешествия с представителями нашей творческой среды я впервые видел, как он давал приемы и обеды издателям и финским друзьям.

— Конечно, — скажут многие, — с такими-то деньгами…

Денег глазуновских я не считал, как и ничьих других, но вот людей, вполне обеспеченных, за границей наблюдал немало — не помню, чтобы советский писатель или художник давал за рубежом хоть полдник кому-нибудь.

Творчество Глазунова? Одним оно нравится — многотысячные очереди на его выставки говорят сами за себя. Другим — нет.

Ну хорошо, скажете вы, все эти издательства, художники, а где же перестрелки, погони, прыжки в ночную тьму из вагона экспресса? Что же, чекисты за границу ездят баклуши бить? Как и многие штатские?

Да нет, не сказал бы. Во-первых, я полностью выполнил все, что полагалось по линии ВААПа, и не сделал при этом никаких ошибок. Во-вторых, установил немало интересных контактов с финскими издателями, которые очень пригодились в будущем.

В-третьих (или во-первых?), в одной из хельсинкских гостиниц встретился с человеком, который приехал на эту встречу очень издалека. Встречаться в его стране было «не очень удобно» для нас обоих. Мы посидели в уютном холле, ни от кого не прячась, да и прятаться было не от кого — в выбранный нами час в гостинице было пусто… Мы хорошо поговорили и пришли к некоему соглашению, приятному обеим сторонам. Вот и все, что касается перестрелок и погонь.