Е. Григ - Да, я там работал: Записки офицера КГБ

• Название: Да, я там работал: Записки офицера КГБ
• Автор: Е. Григ
• Издательство: Олма-Пресс
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 2001
• ISBN: 5-224-02112-Х

Работать «в поле» … На жаргоне сотрудников секретных служб это означает — заниматься оперативной работой. Автор, в прошлом рядовой контрразведчик КГБ, проработал «в поле» 33 с половиной года — в мобильных группах наружного наблюдения, в знаменитом «Доме 2» на площади Дзержинского (Лубянке), «под крышей» гражданских ведомств. В Москве и Нью-Йорке, в Грозном и Хельсинки, в Питере, Вашингтоне и много где еще он наблюдал за интересовавшими КГБ людьми, участвовал в разнообразных оперативных мероприятиях, а также размышлял о том, что происходило на протяжении этих 33 лет с ним, с КГБ и со всей страной.

---

Так или иначе, об этом мне узнать не суждено никогда. Мы спокойно отправились с Джеймсом и Томасом в поездку. Биллингтон оказался удивительно изысканным джентльменом с «питерским» прононсом, когда он говорил по-русски. Томас — скромный паренек, изучавший бизнес, держался с отцом почтительно, со мной — уважительно, и все мы, кажется, оказались сносными спутниками (я изучал, наблюдал…).

В Свердловске была подготовлена великолепная программа — университет, архивы, библиотеки, американцев даже попарили в бане, к их восторгу. Побывали на месте, где стоял известный особняк Ипатьева. Там кем-то был поставлен большой деревянный крест, я сфотографировал около него американцев — это была одна из многих фотографий, сделанных мною во время этой поездки и подаренных Биллингтону.

В одном из архивов нам дали почитать личное дело главного убийцы царя, Юровского. Раньше приходилось читать об этой зверской акции лишь у Юлиана Семенова да в нашумевшей в свое время книге «Двадцать три ступени вниз». Поэтому мне было ничуть не менее интересно, чем американцам, просмотреть нетолстую папку. Нет, герой американского фильма «Николай и Александра» — руководитель «расстрельной команды» — никак не походил на нашего Юровского. Настоящий убийца был удивительно зауряден.

Из Свердловска перелетели в Иркутск, где хозяином нашим стал Валентин Григорьевич Распутин, они с Биллингтоном встречались раньше и рады были новой встрече. Распутин устроил поездку по Байкалу. Сначала нас привезли в «охотничий домик» — строение для услады номенклатурных чиновников. Джеймс и Томас сразу полезли в озеро — купаться в ледяной воде. Я завистливо вздыхал — мой чемодан по ошибке увезли обратно в Иркутск, и переодеться было не во что.

Богатое застолье, интересные разговоры… Наутро отправились в довольно нескладно спланированное плавание — весь день шли до острова Ольхон, там переночевали, погуляли по живописным, но безжизненным берегам и, торопясь уйти от надвигавшейся непогоды, пошли обратно.

Валентин Григорьевич — не краснобай и не говорун. Его речь не тороплива, не цветиста и не ярка, но удивительно глубока и содержательна.

Он вряд ли помнил меня — а я несколько лет назад, в ВААПе, расследуя маленький «сигнал» на него, провел под видом деловой беседы настоящий допрос и без особого труда «сигнал» закрыл. Сейчас я жадно слушал их беседы. Они оставили гнетущее впечатление. Биллингтон интересовался мнением Распутина по десяткам вопросов, тот в ответ рисовал апокалипсические картины будущего СССР и России — я с ужасом сейчас вижу, что он разглядел почти безошибочно наше нынешнее существование.

Я еще раз убедился тогда в том, в чем был уверен уже давно. Даже лучшие и самые знающие американские (что уж говорить о других) советологи, кремленологи, русисты, изучая СССР, а теперь — Россию, неизбежно впадают в совершенно простительную ошибку. Все они добросовестно пытаются рассматривать нас и изучать наши реалии с позиций нормальных человеческих существ, но наше общество, уклад жизни, манеры, привычки, повсеместное воровство и врожденная вороватость, неуемная тяга к алкоголю и любым другим порокам — и все это многократно помноженное на застарелое ощущение безысходности — давно сделали нас понятными только друг другу, да и то не всегда.

Словом, за время поездки я добыл неплохой материал «о заинтересованностях руководства американских идеологических центров и настроениях ведущих представителей творческой интеллигенции», который, как я понимаю, был немедленно после прочтения отправлен, фигурально выражаясь, в мусорную корзину. Ну, начальству виднее…

****

Руководство, к моему немалому удивлению, дало «добро» на третью, последнюю поездку с книжной выставкой в США. Эта выставка была самой интересной, самой драматической — ведь речь шла о войне… О войне, в которой наши народы были союзниками, о войне, после которой наши страны стали противниками.

Мы готовились к встречам с ветеранами, запаслись сувенирами, военными значками, пряжками, фотовыставками, перечитывали книги, которые собирались экспонировать. Я опять торчал перед компьютерами в «Доме», проверял американцев, собиравшихся приехать с выставкой к нам. Работы было полно: в Госкомпечати готовились к переговорам с делегацией журнала «Ридерс Дайджест» — его боссы решили попробовать издавать журнал в СССР. Да, работы хватало, но она была интересна, я встречался и вел беседы и переговоры со знающими людьми, узнавал массу нового. Со стороны Госкомпечати я был, видимо, единственным, кто читал «Ридерс Дайджест».

Когда-то он считался достаточно антисоветским, а сейчас родная пресса перещеголяла всех наших прежних противников. В обстановке всеобщей погони за валютой мне нетрудно было убедить и моих начальников в «Доме» и в Госкомпечати, что издание журнала, который я называл «домохозяечным», вреда нашему государству не принесет. Год назад при известии о намерении американцев издавать в СССР журнал, руководство вскинулось бы в охотничью стойку, сейчас оно равнодушно ознакомилось с моими справками и едва пожало плечами…

Американцы взялись за дело засучив рукава. В Москву приезжали то адвокаты, то бухгалтеры, то руководители редакции. «Ридерс Дайджест» — гигантское предприятие. Журнал издается в 22 странах, он действительно невероятно популярен, и издавать его в СССР было бы очередным прорывом, который так любят деловые американцы. Всю юридическую часть переговоров вел мой старый знакомец и один из учителей в книжном бизнесе — Мартин Левин.

Это один из людей, знакомство с которыми составляет лучшую часть моей жизни. Мартин — сын эмигранта-еврея из Литвы. Приехав в Америку, его отец, молодой тогда еще человек, поначалу зарабатывал на жизнь, торгуя питьевой водой.

Его сыну суждено было стать крупным издателем, президентом нескольких издательских объединений, председателем Ассоциации американских издателей, одним из патриархов американского книжного и авторско-правового бизнеса. В 60 Мартин решил «уйти на покой».

По Мартину Левину, «уйти на покой» значило вот что: он продолжал сотрудничать с известной юридической конторой в качестве консультанта, активно участвовал в делах одного из своих сыновей, Хью, владельца небольшого издательства, читал лекции по авторскому праву в Нью-Йоркском университете, а потом решил закончить юридический факультет этого же университета и проучился там два года, сдав массу экзаменов. Он построил для себя и жены великолепный дом недалеко от Нью-Йорка, на берегу залива, рядом с домом пристань и там — рыбацкая яхта, на которой Мартин выходит в океан.

В начале нашего знакомства он с хитроватой улыбкой упомянул в каком-то разговоре, что его день рождения — 20 декабря, в день годовщины ЧК. Я довольно успешно сделал вид, что не понимаю, о каком празднике идет речь, но ни разу за долгие годы нашего знакомства не забыл поздравить Мартина (это было легко держать в памяти…).

Как же случилось, что я, не веривший никому и ничему, привыкший все проверять, перепроверять и следить, поверил во всю эту развесистую клюкву с «перестройкой», «гласностью» и «демократией»? Как я не понимал, что всем этим занималась практически одна и та же шайка, стремившаяся в любых условиях, перекрашиваясь и предавая друг друга, отказываясь от того, что всю жизнь проповедывала нам и неплохо на этом зарабатывала, сохранить власть… Цивилизация проносилась мимо нашей страны, мимо них, они чувствовали, что в убегающие вагоны из нержавеющей стали им не попасть, если они не предъявят кондуктору хотя бы фальшивый билет, им хотелось по-прежнему выходить из личных самолетов под звуки гимна, пожимать руки президентам и королям, принимать салюты и рапорты, безнаказанно воровать, плести интриги, все, все хотелось сохранить не только для себя, но и для детей, внуков…

Началась торопливая череда предательств: предавали и продавали убеждения, друзей, партии, веру в светлые идеалы и отсутствие веры во что бы то ни было, Родину (платили немного), секреты — по второму и третьему разу, потому что те, кто соображал быстрее, уже продали их раньше…

Я чувствовал, что эта последняя по договору с ЮСИА поездка может стать вообще последней поездкой за рубеж. Поэтому я особенно тщательно готовился к ней, а во время поездки особенно внимательно вглядывался в Америку, пытаясь запомнить навсегда ее облик.

В Чикаго мы жили в отеле «Никко», позади знаменитого «Марина сити» — это два здания в виде кукурузных початков, десять нижних этажей которых — автостоянка, а верхние — квартиры.

Окна моего номера выходили как раз на автостоянку, по утрам, делая зарядку, я развлекался тем, что по багажникам припаркованных автомобилей пытался угадать марку и год выпуска — тогда американские машины еще сохраняли определенные традиции дизайна, и отгадывать было нетрудно.