Феликс Кривин - Пеший город

• Название: Пеший город
• Автор: Феликс Кривин
• Издательство: Илекниф
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2000

«Птицы бывают большие и маленькие. Есть птицы маленькие на работе, но зато большие у себя в семье. Есть птицы большие на работе, но в семье все-таки маленькие. И только птенцам приходится хуже всех, потому что они маленькие всюду.»

«Вот она, наша жизнь, — только и успел подумать он, — она похожа на палку и хотя имеет один конец, но этим концом достает каждого.»

«Делая добро, не оставляй отпечатков пальцев: мало ли чем твое добро обернется.»

---

Назовем-ка мы нашего героя Элеонор. Имя красивое, редкое. И даже в какой-то степени женское, что придаст особое обаяние нашему герою, Элеонор, ау! Давай сюда, будем жить в нашем городе!

И вот живет в городе Элеонор. Тихий такой человек, но только не для нашего города. Наш город слышит всех, особенно тихих. От громких ему уши закладывает, а от тихих — ничего. Отличная слышимость.

Однажды Элеонор на работу не вышел. Ну ее, думает, эту работу, лучше я дома посплю. Что тут началось! И где он спал, и с кем — до самых мельчайших подробностей. Небось, когда Миша Кутузов Москву проспал, об этом не было никаких разговоров. Ну, тактика такая, стратегия. А когда человек один раз проспал работу, тоже, между прочим, со стратегией выспаться, так о нем поднимают шум, позорят на весь город — и какой город!

Вот такой острый слух у города. Прямо, как острый нож, по лезвию которого ходят даже те, которые пытаются говорить шепотом.

А как-то Элеонор недоспал, вышел из дому раньше времени, так на него напали бандиты. Приставили к горлу острый нож (не к добру мы его помянули!) и собираются то ли грабить, то ли резать, то ли просто крупно поговорить.

Элеонор первый начал разговор:

— На помощь! Помогите!

Ну, такого типа слова.

Но никто их не слышит, хотя слова довольно-таки громкие. Город спрятал уши под прическу и делает вид, что из-под прически ничего не слыхать.

— На помощь! — кричит Элеонор. Тихий человек, а так громко кричит, что стены трясутся. Но стены крепкие, они выдержат, а бандитов уже качает, они бы попадали, если бы за нож не держались.

В общем, разбежались бандиты кто куда, а город и этого не услышал. У города, как в старину говорили, позакладывало уши в ломбард, завтра он их выкупит и все расскажет по порядку.

С тех пор он и рассказывает. О том, как добрый молодец Элеонор, богатырь, между прочим, защитил наш город от Идолища поганого, которое повадилось в наш город и всякий раз требовало себе девушку (хотя зачем ему девушка, когда Идолище среднего рода?). Элеонор сначала не верил, сомневался, а потом поверил в то, что совершил. А детям эту сказку рассказывали, чтоб они скорей под нее засыпали. Сказки на то и существуют, чтоб под них засыпать.

Но, конечно, не тогда, когда нужно идти на работу или когда французы идут на Москву.

Гром победы, раздавайся!

У себя на родине Фима чудом избежал погрома, а теперь он русский шовинист. Что ностальгия делает с человеком! Быть просто патриотом ему уже мало, ему непременно нужно быть шовинистом.

Ностальгия — агрессивное чувство.

— Мы им Курилы не отдадим! — твердо заявляет Фима.

Кому это им? Конечно, японцам. Отдать Курилы французам было бы затруднительно. А кто это — мы? Мы — это русские люди, которые живут на Курилах, и Фима, который живет в Израиле.

В Израиле не отдавать Курилы очень удобно. Там, на Курилах, их все время хочется отдать, потому что жить на Курилах уже невозможно. А в Израиле жить возможно. Поэтому Курилы можно не отдавать.

Особенно тревожит Фиму Крымский вопрос. Он считает, что мы должны забрать Крым у Украины. Кто должен забрать? Люди, которые живут в России, и он, Фима, который живет в Израиле.

Там, в Крыму, остались наши татары, еще с татарского нашествия. На кого было нашествие? На Россию. Значит, эта территория принадлежит России. И весь разговор.

Все-таки хорошее место Израиль, из него многое можно отдать. Вот только с Голанами затруднение. Отдавать их или не отдавать? Но этот вопрос не к Фиме. Потому что он нееврейский, а русский шовинист. Еврейский он только по национальности, а по всему остальному русский. И даже великорусский. Он до того великорусский, что как только он помещается в такой маленькой стране, как Израиль.

О погромах Фима и слушать не хочет. Ему говорят, а он не хочет. Причем здесь погромы? Курилы причем, а погромы не причем, хотя Фима не курильский человек, а еврейский. Правда, уже не такой еврейский, как был раньше. По-настоящему быть еврейским человеком можно только в России и на Украине, особенно Западной, а в Израиле ты уже не такой еврейский. Был бы ты в России не такой еврейский, тебе б цены не было, а так — это еще вопрос. В России много вопросов, но Россия такая страна: в ней вопросы намертво отделены от ответов.

Потому что умом Россию не обнять. Можно только с одной стороны приобнять, с другой приобнять, но чтоб сразу всю обнять — это ж сколько ума потребуется. Разве что будешь обнимать ее так, как обнимает Фима из Израиля.

Гром победы, раздавайся! С близкого расстояния этот гром иногда звучит, как погром, но если отойти, тем более, уехать подальше, то доносится только гром, а остальное не слышно. И тогда хочется греметь вместе с Россией, чтоб она гремела еще громче, на весь мир, и чтоб расступались и давали ей дорогу другие народы и государства.

Сервиз на одну персону

Из всех общественных мест Степа больше всего любил посудные магазины. Потому что в других общественных местах ты клиент, пациент, пассажир, иногда арестант, и только здесь ты — персона. Сервиз на шесть персон, сервиз на двенадцать персон. Степа интересовался, нет ли сервиза на одну персону, но оказалось, что нет. Таких сервизов не выпускает отечественная промышленность, а из-за границы пока не завозят.

Где-то Степа то ли услыхал, то ли вычитал, что какой-то человек был объявлен персоной Нонграта. Что такое Нонграта, он не знал, но раз объявляют персоной, значит, что-то хорошее. Не исключено, что это какая-то премия, вроде Нобелевской, или какое-то звание, вроде чемпиона.

А может, это город Нонграт? Вот бы жить в таком городе! Все относятся к тебе с уважением, не оскорбляют, не матерят, потому что ты как-никак персона. Такое не поддается никакому воображению.

Степа поинтересовался в посудных магазинах, но о городе Нонграте там не слышали. Посоветовали посмотреть на карте, но это уже не у них, а в книжном магазине.

Посмотрел Степа на карте, на глобусе — нет нигде города Нонграта. Есть город Новоград, да и тот какой-то Волынский. А что если это не город, а целая страна, размечтался Степа. Отдельная страна за пределами нашего государства. Жить за пределами государства — это всеобщая мечта. Возможно, страну Нонграту потому и не наносят на карты и глобусы, чтоб туда народ не убежал. Вы же знаете наш народ. Ему кусок покажи — он его раздерет на кусочки.

С тех пор жизнь Степы превратилась в сплошную мечту. Он представлял, как живет в стране Нонграте на центральной улице и трамвай подвозит его к самому дому, а лифт — к самому этажу. А на улицу выйдешь — все тебе уступают дорогу, даже трамваи, размечтался Степа, но тут же засомневался: трамвай даже ради персоны с рельсов не сойдет.

И до того погрузился Степа в свои мечты, что даже стал захлебываться. Спас его один пациент, который годами не вылезал из больницы. Он сказал Степе: Нонграта — это наша страна. И никуда ехать не надо, живи, пользуйся. Но мы же не персоны! — уличал его Степа. Тут пациент ему объяснил, что персона нон грата никакая не персона, а просто личность, к тому же нежелательная. У нас же никто никого не желает. Сосед не желает соседа, товарищ товарища. И жизни такой, как есть, уже давно никто не желает. И вся наша страна Нонграта ни для кого не желательная — и сама никого из нас не желает.

Так вот почему у нас нет сервизов на одну персону! — сообразил Степа. Потому что у нас можно жить только группами, партиями, армиями, очередями, а отдельному, персональному человеку нигде жизни нет.

Рыжее, белое и голубое

У Катерины была редкостная профессия: она чистила зубы белым мышам. На вопрос, почему она это делала, напрашивались разные ответы. Ну, во-первых, потому, что мыши не могут сами себе почистить зубы. Второй ответ: у белых мышей должны быть и зубы белые. Третий ответ больше касался самой Катерины: у нее самой зубы были такие белые, что при виде ее возникала мысль: как она умеет чистить зубы! Кстати, Ваня полюбил ее именно за белые зубы. Не за рыжие волосы, не за голубые глаза, а именно за белые зубы. Потому что, видите ли, белые зубы приятно целовать.

Он не знал, что целовать нужно не зубы, а губы. Или знал, но губами не ограничивался. Ну и на здоровье. Дело это интимное, обсуждению не подлежит. Но при чем здесь белые мыши?

Правильный ответ стоял в стороне и помалкивал. Самые правильные всегда стоят в стороне, потому что за неправильными у нас не пробьешься.

И заключался правильный ответ в том, что работала Катерина в лаборатории по испытанию зубной пасты. Мышки у нее были как летчики-испытатели, только что не летали. Потому что белая мышь — это не летучая мышь.

Белые мышки до того привыкли чистить зубы, что сами прибегали и раскрывали рты, как раскрывала Катерина для Ваниных поцелуев. И, уже начищенные, стояли в ожидании: а мордочку умыть? Но Катерина на это не шла, хотя свою мордочку каждый день умывала. И она говорила мышкам: