Иван Дорба - «Третья сила»

• Название: «Третья сила»
• Автор: Иван Дорба
• Издательство: Вече
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9533-5349-6

Пока Алексей Хованский, уже знакомый читателю по роману «В чертополохе», борется вместе с друзьями-югославами против фашистских оккупантов, его лучший друг и бывший сослуживец Олег Чегодов, выполняя задание Центра, попадает под видом агента румынской сигуранцы в секретную разведшколу абвера в оккупированном Витебске. По имеющимся данным, именно в этой школе готовят специалистов-диверсантов из членов Народно-трудового союза для заброски в глубокий тыл Красной армии…

---

Промчавшись квартала три, Толя, запыхавшись, остановился и беспомощно огляделся: учительницы нигде не было видно.

«Подожду в сквере, подойдет, куда ей деться?» Он спрятался за дерево и стал наблюдать. Темнело, вечер переходил в ночь. Шел мокрый снег. Мучительно долго текли минуты. Чтоб не так мерзли ноги, он топтался на месте. Когда стало совсем невтерпеж, вдали показалась женщина в знакомом пальто и берете.

— Елизавета Николаевна! — кинулся он к ней. — Нельзя вам домой, к нам немцы за вами пришли!

— Тише, Толя, не кричи так, — вздрогнув и оглянувшись по сторонам, спокойно предупредила она. — Давай отойдем в сторонку, расскажи толком, что там случилось?

Все еще волнуясь, он сбивчиво передал, как приехали гестаповцы, как они колотили сапогами в дверь и как офицер произнес: «Их хабе ейн бефел ире гувернанте Сокол офу ин гестапо беглейтен!».

— Ну а я сказал Гальке, что иду к Завадским, и бегом к вам навстречу. Мамы не было дома. А фриц крикнул что-то мне вслед… — Глаза мальчика сердито сверкнули.

— Ты будешь настоящим человеком! — подавляя волнение, Елизавета Николаевна потрепала его по щеке. — Ты смел, а смелость — это величайшее достоинство. — Она торопливо обняла Толю, а он прижался к ней, растроганный, и прошептал:

— Я клянусь… Я ненавижу фашистов!

— Тихо. Сейчас беги домой. По дороге зайди к Завадским и побудь там с полчасика. Скажешь родителям неправду, но это благородный обман. Будь осторожен с Георгием Сергеевичем, не груби ему и не смотри на него волчонком. Если он заподозрит тебя, то все выведает. Ни перед чем не остановится… Пойдем!

— Нет, вам в ту сторону нельзя, там они вас будут ждать! Скажите, я все сделаю, честное пионерское!

— Хорошо! — Она порылась в своей сумочке, достала блокнот и карандаш, быстро написала несколько слов, верней, букв: «Пр-ал в 17. Св-зь 2. К.К. Кости. Лиза. 11.XI.42».

— Положи эту записку, мой мальчик, в тайник. В пятом номере на Годуновской, рядом с Завадскими, глухая кирпичная стена…

— Где сгоревший дом?

— Точно! Вдоль стены дойдешь до конца. Четвертый кирпич сверху шатается, ты его вынешь и положишь эту записку. Если в тайнике окажется какая-нибудь бумажка, уничтожь ее не читая; порви на мелкие кусочки уже на улице. А сейчас прощай, спасибо тебе, мой дорогой мальчик! — И, поцеловав его крепко, зашагала в противоположную от Годуновской улицы сторону.

Елизавета Николаевна торопилась, чтобы успеть до комендантского часа на конспиративную квартиру, почти в другом конце города, где жил малознакомый и несимпатичный ей человек по кличке Костя. Внутри у нее все дрожало. Она шла быстро, обходя лужи, поглядывая по сторонам, озираясь на каждом углу, как привыкла это делать в последнее время.

«В чем причина провала? И почему немцы не арестовали меня в кинотеатре или когда я шла с "племянником"? Или хотели его выследить? Нет, хвоста не было. Это точно. И нас страховали! Кто же предал? Может быть, Разгильдяева обнаружила тайник в сарае? Она меня там как-то чуть не застала врасплох. Что же, пусть знают, что нам известны все их преступления. В тайнике ничего такого нет, за что бы они могли зацепиться. Провалилась только я!»

Когда она вышла на улицу Крупской, появилось томительное чувство опасности и, по мере того как она приближалась к цели, усиливалось. А у самого дома, где находилась конспиративная квартира, у Елизаветы Николаевны почти отнялись ноги. «Что это со мной? — думала она, подавляя в себе желание повернуть обратно. — Только что наставляла мальчика, а сама трушу! Толя и Галя — какие они разные! Неужели прав Мендель, утверждая, что наследственные факторы переходят к нам от предков в свободной независимой комбинации, образуя случайную мозаику свойств? Неужели смелым, умным, талантливым можно только родиться? Неужели нельзя воспитать в себе эти качества?»

Она миновала дом № 4, явочную квартиру подпольщиков: «Туда мне нельзя!», поглядела на темнеющее слева здание художественной галереи и свернула в глухой темный переулок. Вот и калитка. «Нужно войти во двор, повернуть направо, подняться по лестнице на второй этаж и постучать два раза по два в двустворчатую дверь», — вспоминала она…

Лестница грязная, полутемная, небольшой мрачный коридор, освещаемый тусклой, засиженной мухами пятнадцатисвечовой лампочкой, с затоптанным, давно не мытым полом, заляпанными серовато-бурыми стенами. Она подошла к облупившейся двери и прижалась к ней ухом. За дверью тихо, слишком тихо. Елизавете Николаевне почудилось даже, что кто-то стоит с той стороны двери и слушает. Ее все больше охватывал страх, казалось, беспричинный, внезапно пробудившийся, непонятный. Еще мгновение, и она повернулась бы, опрометью кинулась из дома… Но, пересилив себя, постучала два раза и потом еще два…

Дверь тут же отворила свою черную пасть, из темной прихожей послышался хриплый блеющий мужской голос, в котором звучала напряженность, а может быть, затаенное злорадство, опасение или какая-то вкрадчивость, неприятно и неожиданно режущие фальшью слух.

— Входите, пожалуйста! Вы одни?

— Вы Костя? А я Лиза! Мы с вами встречались у Егора Дуюна незадолго до его провала. Помните?

— Как же, как же, садитесь, озябли, сейчас я вас чаем напою. Устраивайтесь поудобней, посидите минуточку, я к соседке сбегаю… возьму… — Он пошарил глазами по старинному, видавшему виды дубовому буфету. — Возьму у нее заварочки! Располагайтесь, как у себя дома. — И быстро вышел.

Хлопнула дверь, и тонкий слух Елизаветы Николаевны уловил щелканье замка. Она вздрогнула и невольно подошла к окну. «Он меня запер. Не надо было мне сюда приходить!» — мелькнула у нее первая мысль, потом вспомнила, как Костя, странно сутулясь, избегая ее взгляда, нерешительно топтался на месте перед буфетом, словно выискивая повод, чтобы отлучиться, и шарил глазами по полкам…

Учительница подошла к буфету, и первое, что увидела, была железная коробочка из-под чая. Отворив ее, обнаружила недавно распечатанную пачку настоящего чая… «Откуда здесь настоящий чай?! Он меня обманул! Неужели провокатор?! А кто же еще?! Он меня запер… Бежать!» Убедившись, что дверь заперта, кинулась к окну. Рама была старинная, дубовая. Шпингалет испорчен, его заменяли большие, вбитые почти по самую головку ржавые гвозди. «У него должны быть клещи. Или разбить стекло?… Шум… И как потом прыгать?» — лихорадочно шарила глазами, прижимая рукой маленький браунинг, спрятанный под кофтой.

Сосредоточившись и стараясь быть спокойной, она принялась искать клещи или подходящую железину, чтобы вытащить гвозди. Текли минуты… Она уже не сомневалась, что Костя — провокатор: от соседки он давно должен был вернуться… И когда она потеряла всякую надежду, клещи нашлись в прихожей на полке.

Взобравшись на подоконник, она довольно легко вытащила верхний гвоздь, зато нижний не поддавался никак. А минуты текли…

С нечеловеческим усилием, которое придали ей злость и отчаяние, она нажала на клещи, сорвала с гвоздя шляпку, но согнула его. Рванула раму, и та отворилась. Предстояло вытащить еще два гвоздя в наружной раме…

В этот момент до ее слуха донеслось щелканье замка в наружной двери. «Не успела!» — Елизавета Николаевна спрыгнула с подоконника, кинулась за дверь, которая вела в прихожую, вытащила пистолет и спустила предохранитель…

Сквозь щель она видела, как отворилась дверь, как вошел Костя, как, увидев распахнутую раму, полагая, что она выпрыгнула, крикнул:

— Она ушла, поглядите, окно!

— Ферфлюхте вейб! — вваливаясь вслед за Костей в переднюю, прорычал широкомордый, плотного сложения гестаповец.

«Я покажу тебе сейчас, кто эта "проклятая баба", и тебе тоже, предатель!» — и сразу успокоилась. Прекратилась противная внутренняя дрожь, не тряслись больше руки… Стреляла Елизавета Николаевна сквозь щель, стреляла в живот, чтоб не промахнуться, сначала в Костю, потом в гестаповца — по пуле, потом еще по две пули…

«Ну вот и все… Путь свободен!» И она вышла из-за двери, ступила в прихожую. В этот же миг ее прострочила автоматная очередь. Она хотела поднять руку с пистолетом, оставалось еще два патрона, но рука не слушалась, в глазах потемнело, Лиза сделала шаг, другой и рухнула лицом вниз на пол. Последняя ее мысль была: «Осталось два патрона… жаль…»

3

Толя неторопливо шагал по скользкой дороге, сжимая в руке записку Елизаветы Николаевны, которая так неожиданно для него из строгой, уважаемой и по-своему любимой учительницы вознеслась на пьедестал подпольщицы, партизанки, большевички, такой, каким был бы его отец, если бы он дожил до этих дней.

На Годуновской Толю знали все мальчишки. Сверстники называли его уважительно Соколиным Глазом, парни — забиякой, которого надо еще проучить, а взрослые — драчуном, хулиганом, дурно влияющим на их детей. Он был рослым, живым, ловким парнишкой, вожаком «шайки краснокожих», наводившей свои порядки на улице.