Александра Верёвкина - Холодный почерк души

• Название: Холодный почерк души
• Автор: Александра Верёвкина
• Жанр: Фэнтези

Данное произведение целиком и полностью является плодом моей фантазии. Это не перевод произведений Л.Смит. Прямое продолжение моего первого фанфа "Темные души".

---

Она сделала несколько героических выдохов, попеременно вдыхая полной грудью приятный запах спальни, пропитанный ароматами чего-то поистине настоящего. Любви — так ей показалось, потому что только это чувство может принести за собой в любое помещение шлейф из бесконечной гаммы чувств: нежности, страсти, обожания и какого-то подобострастного влечения… Объяснить было трудно, а вот ощутить на себе — безумно легко. Выходит, у нее появился еще один повод от всей души позавидовать другу и его человеческой девушке. И пусть эта зависть заставляет ее чувствовать себя неловко, но приятно быть негласным участником настолько…

— Я родилась в очень богатой семье, — тихо начала итальянка, откидывая в сторону ненужные размышления. — У нас было не только много денег, славы, уважения и почета тоже хватало — мне, во всяком случае. Родители решили дать мне все, видимо, считая вечную жизнь недостаточным условием для безбедной жизни. Я уже не помню, были ли они королями или же просто состояли при дворе, да это уже и не важно. Больше двух сотен лет они грезили о ребенке, жаждая получить наследника, который станет достойной заменой их самих. Дело в том, что у бессмертных с этим очень большие проблемы. Невозможно просто захотеть и точка. Не знаю, смогу ли объяснить, просто прими на веру тот факт, что забеременеть вампиру практически невозможно. Поэтому их так мало — ламий. Они живут общинами, закрываясь от всего прочего мира, предпочитают занимать самые значимые должности, подчеркивают свое знатное происхождение… В общем, пальцы веером, сопли пузырями. Ничего примечательного, одни сплошные закидоны. Так вот… Моя мать просто летала на крыльях счастья, старательно заваливая меня тоннами довольно своеобразной любви. Для маленькой Франчески делалось все: вместо материнского молока ее поили свежей кровью, как впоследствии мне предстояло узнать, это была кровь маленьких детей; ее окружало бесчисленное множество нянек, в основе своей обычных женщин, которым предстояло стать завтраком-обедом-ужином у шаловливого малыша; в дом вереницей текла бесконечная очередь бессмертных родительских знакомых, которые шастали к ним полюбоваться на очаровашку Франческу, каждый нес под мышкой сладкий сувенир — ребенок какой-нибудь зазевавшейся мамаши. И так продолжалось очень долго. Года в три меня стали становить на табуреточку, заставляли улыбаться этим мерзким кровососам, показывать ямочки, прятавшиеся в безобразно откормленных румяных щеках. И никто из них ни разу в жизни не подумал о том, что перед ними стоит монстр, который с младых ногтей занимался убийством детей. Нет, все притворно ахали и охали, восхищаясь моей красотой. Я действительно была удивительно милой даже для вампира. Как любил говорить Остин, во мне был свет, много света. Яркого, ослепительного, притягивающего к себе точно магнит железо. Я оказалась из того разряда созданий Ночи, которые несли в себе День. Возможно, мне пришлось бы и дальше влачить жалкое существование пиявки, устроившейся под надежными крыльями родителей, если бы не тот день. Знаешь, ламии очень похожи на обычных людей. В поведенческой манере, я имею в виду. Лет в четырнадцать мы крупно повздорили с отцом после его возращения с очередной охоты. Он часто уезжал куда-нибудь за пределы города, чтобы привезти как можно большее количество "пищи", которой не было еще и семи лет от роду. Моим маме с папой всегда казалось, что пить более взрослую кровь — это просто неуважение к своей аристократической сущности. Ну да, когда в жилах течет голубая кровь, отчего не побаловать себя вкусненьким? Я представить себе не могу, что бы услышала от них в ответ, предложи им диету Стефана… В общем, мой красавец-папаша прибыл назад домой с отличным "уловом" — пятеро совершенно бесподобных розовощеких малышей, которым от силы было года по три. Одного из них он привез лично для меня. И ты знаешь, мне и на секунду не пришла в голову мысль о том, что это все чудовищно, напротив! Я чуть было тут же не впилась ему в горло, потакая своему капризному телу. Мне хотелось рвать эту приятно пахнущую кожу, испуская при этом совершенно звериный рык. Хотелось как следует вцепиться в него зубами, чтобы вязкая и безумно ароматная кровь заполонила все горло, а удивительно короткая жизнь вливалась в меня подобно бурной горной реке. Я крепко обхватила мальчишку ладонями, прижала к груди и выбежала в сад, чтобы никто не мог нарушить мое наслаждение от трапезы. И неожиданно парнишка проснулся. Он обхватил мою шею ладонями и жалобно заплакал, испуганный всем происходящим. Слова давались ему с огромным трудом, но он все-таки сумел выдавить из себя тихое: "Мамочка, пожалуйста". Может, я никогда не была по-настоящему тем монстром, каким хотели видеть меня родители, а может во мне проснулось что-то человеческое, но я не убила того ребенка. Ночью, без труда обведя вокруг пальца двух безгранично доверяющих мне вампиров, я сумела вернуть его обратно к семье и вернулась обратно только ради чудовищного скандала. Несколько часов я посыпала головы ополоумевших от гнева родителей проклятьями, обвиняя их в совершенных убийствах. Не знаю, что на меня нашло в тот момент, но я четко решила для себя — кровь невинных детей исключена из моего рациона. Помню, отец безумно разозлился на меня, а мать только тихо плакала, умоляя "доченьку" опомниться. К утру мне пришлось уйти из дома, потому что наш авторитарный папаша довольно четко дал понять: видеть в своей семье подобное отродье он не собирается. И я была даже рада покинуть этого проклятое место, во мне сломалось все то, что четырнадцать лет неразрывно связывало меня с ним. Радостно вычеркнула из жизни стерву-мать, имеющую две темы для разговора: малютка Франческа, отрада и гордость родителей, жадно попивающая немыслимое количество крови (хороший аппетит считался у нее признаком отличного вкуса и неоспоримой причиной для принадлежности к знатному роду), да еще превращенные вампиры, которых давно бы следовало истребить всех до единого. Смешно сказать, но именно моим предкам довелось внести посильный вклад в костры инквизиции. В те времена люди с трудом могли отличить человека от демона, что уж говорить о поиске настоящего вампира, ведьмы, оборотня и прочей нечисти. Чаще всего в кострах погибали неугодные тем или иным представителям власти крестьяне. Допустим, хотел феодал N обзавестись более крупным поместьем — накропал жалобную бумажку куда следует и пользуйся на здоровье чужой земелькой. Вот так обстояли дела в большинстве случаев, но мои достопочтенные родственники решили принять посильное участие в сожжении превращенных, поэтому старательно пробивались в ряды инквизиторов. Скольких невинных вампиров, практически не убивающих ради крови, они отправили в Ад, я даже боюсь представить. Счет идет на тысячи, а не на сотни. Только оборотни были у них в чести, потому как согласились прислуживать, мерзкие блохастые шавки.

— И я ушла, — подвела небольшой итог своей истории Фрэнки, на секунду выныривая из вязкого болота воспоминаний. — Чтобы встретить своего единственного. Мужчину, который вытянул меня из этой трясины, помог подняться на ноги и стать настоящим вампиром с блестящим будущим, а не покрытым тьмой прошлым. Его звали Остин. Красавец-вампир, неизвестно кем превращенный в возрасте двадцати двух лет, он стал моей жизнью. Я влюбилась, как девчонка! Таскалась за ним повсюду хвостиком и, точно губка, впитывала в себя его бесконечную доброту. Никогда больше мне не приходилось встречать настолько идеального вампира. За всю свою жизнь, включающую в себя более четырех столетий, он никого не убил. Обладатель безграничного обаяния, он вовсе не нуждался в крови — ее было более чем предостаточно. Стоило ему одарить взглядом какую-нибудь не наделенную интеллектом особу, и все… Девушка пропадала. Причем в переносном смысле. Видела бы ты, каким он становился! Нежный, заботливый, готовый в любой момент остановиться, чтобы не нанести и малейшего вреда… Я часами любовалась на его "охоту" и тихо предавалась сладким мечтам о том, что когда-нибудь он будет со мной таким же: легкие поцелуи, скользящие поглаживания ласковых рук, тихий шепот, касающийся самого сердца… Ему не было равных. Его Сила могла заглушить собой любую боль, а манящие золотистые глаза влюбляли в себя навсегда. Иногда мне казалось, что он настоящий ангел. Раз существуют на свете вампиры, которых в простонародье называют демонами, то почему бы не существовать кому-то вроде Остина? Сыновья Бога, от рождения полубоги, ну чем не мой бессмертный обольститель? И самое удивительное в нем было то, что он всегда рвался помогать. Защитить женщину, успокоить плачущего ребенка, помочь заплутавшему путнику, накормить голодного бедняка — всегда с легкой улыбкой на лице. Не знаю, был ли он таким до встречи со мной или же просто пытался выставить себя в лучшем свете, да это уже и неинтересно. Остин был честен даже с самим собой, не говоря уже об окружающих. И вот, в день моего совершеннолетия, он решил сделать мне подарок, который я никогда не забуду, — она подняла руки к затылку, старательно нащупывая висящую на шее цепочку, расстегнула ее и медленно стала вытягивать, одновременно старательно борясь с непрошеными слезами. Цепочка оказалась довольно длинной, по всей вероятности для того чтобы никто не сумел увидеть кулон, который висел на ней. Аккуратный медальон овальной формы, внутри которых обычно скрываются две небольших рамочки для фотографий. Вампирша трясущимися пальцами открыла его и протянула Елене, боясь даже взглянуть на пожелтевшие от времени снимки. На одном из них была она, почти не изменившаяся с тех давних времен, а со второго лучезарно улыбался красивый молодой парень со светлыми волосами, уложенными довольно замысловатым образом. Оба фото были черно-белыми и не могли в должной мере передать всю красоту запечатленных на них вампиров, тем более время изрядно потрепало снимки, но все же было что-то в облике мужчины, заставляющее сердце болезненно сжиматься. И дело тут вовсе не в обаянии или природном шарме, на подобную реакцию подталкивали его глаза: живые, горящие, игривые и в то же время безгранично добрые очи. — И пока он одевал мне на шею эту милую вещицу, я сама не заметила, как поцеловала его. Или же он меня? Не знаю, помню только его извиняющийся шепот. Он говорил мне о том, что любит с того самого дня, как увидел тогда на дороге, но никак не решался признаться в этом. Да и что толку? На тот момент я была для него всего лишь ребенком, глупым и потерянным, который всего несколько часов назад ушел из дома в приступе подросткового максимализма. Во всяком случае, так ему казалось. И даже после стольких лет я не могу простить ему это чрезмерное благородство, потому что оно было настолько мучительным…Каждый день видеть рядом с собой его улыбающееся лицо, проводить ночи в мечтаниях о том самом моменте феерического поцелуя, а потом получить все разом лишь потому, что стала совершеннолетней. Я бы все отдала сейчас, чтобы та ночь появилась в моих воспоминаниях гораздо раньше, чтобы она не оставила за собой той боли, которая живет во мне и по сей день, чтобы наутро я не нашла на подушке это злополучное золотое кольцо с короткой запиской: "Люблю тебя, моя Фрэнни, и очень скоро вернусь. Остин". Тогда я еще не знала, что этому "скоро" не суждено случиться. Мой отец, будь он четырежды распят на солнце, давно искал меня и нашел. Нашел в объятиях ненавистного для себя превращенного, вампира-выродка, бессмертного, недостойного существования в этом мире. А потом и я отыскала своего мужчину, растерзанного оборотнями. Целой стаей жадных до бессмертной крови собак, которые всего за несколько минут разорвали вонючими зубами мое сердце и душу. Они убили его только за любовь ко мне! Только за то, что он спас меня тогда он неминуемой гибели! За то, что в его глупом сердце жила настоящая человечность! Я молила Дьявола о милости, выпрашивала у Господа снисхождение, клялась, что откажусь от своей любви, только ради его жизни, и бесконечное число раз пыталась напоить его изуродованное тело своей кровью. Умом я понимала, что все это глупые попытки воскресить умершего, но не переставала терять надежду. И только на следующие сутки мне удалось взять себя в руки. Не помню, какое количество крови я выпила, чтобы полностью отключить сознание. Человек, два, три, десять — мне было все равно. Я выбросила из головы голос, воспитанный Остином, который неустанно твердил о невозможности мести. Мне было абсолютно все равно, умру я или останусь жить. Кровь псов, а затем и моих родителей — вот чего я жаждала. Помню кретинскую улыбку моей злобной мамаши, которая решила, будто я вернулась домой, и ликующий взгляд отца, потом был жалобный вой жалких шавок — отцовской свиты, которые один за другим отправлялись в свой долбанный собачий рай. И только с первыми лучами солнца я смогла остановить неожиданно ожившее внутри меня чудовище. Наверное, это и спасло жизнь моим родственникам. Я вернулась назад домой, так я называла купленный Остином особняк на берегу моря, вместе с телом его хозяина. К слову, только там я чувствую себя по-настоящему хорошо и уютно, но не позволяю себе бывать там чаще одного раза в год. В свой день рождения. Навещаю свою некогда счастливую жизнь и могилу мужчины, образ которого до сих пор живет на глубине моей души и сердца. Я научилась жить без него, только чтобы у него была возможность, вольготно разгуливая по раю, гордиться мной. Я забыла его, только чтобы он стал моим. Я никогда не желала любить, только чтобы быть верной своему единственному. И я ненавижу оборотней, потому что они отняли у меня жизнь, которая по праву им не принадлежала. А еще я забыла о своем прошлом, чтобы жить по принципам Остина, — закончила она, резко поднимаясь на ноги. Старые раны открылись и стали кровоточить с утроенной силой. Столько лет она не вспоминала о своем прошлом, а сейчас порушила все принципы. И она знала, что Дамон внимательно слушал ее историю, но никогда не покажет и виду. Как и Елена, которая, совершенно не скрываясь, обливается слезами. Ей бы тоже хотелось вдоволь выплакаться, только вот бессмертная гордость не позволяет опускаться до таких крайностей.